Письма в пустоту (СИ) - Ино Саша - Страница 12

— Хорошо, ты все правильно понимаешь.

На этот раз не ответил я. С чего бы? Я так рвался к этому человеку, а встретил только язвительное неодобрение. Хотя… Был ли я вправе требовать от Альентеса другого отношения?! Конечно, нет. Я заявился сюда с таким видом, как будто спаситель пожаловал, а ведь этому человеку, так равнодушно сносящему все несчастья, совсем не до моих игр в благородного «друга». Вот, он сидит сейчас рядом такой спокойный, безразличный, старательно избегающий разговоров, но кто знает, что творится в его душе? Потерять глаз… А потом за этот сомнительный проступок стегать себя же плетью. В голове не укладывается! Что же должно происходить внутри, чтобы отважиться на столь губительное саморазрушение?

Мое сердце сжалось. На глазах выступили слезы. Я вспомнил Альентеса мальчишкой, и мне захотелось рыдать по разбитому образу милого трогательного ребенка.

— Диего, — неожиданно позвал меня мой товарищ. Я буквально подпрыгнул и за секунду оказался возле него у изголовья кровати.

Альентес с некоторым удивлением посмотрел на меня своим единственным глазом. Я тоже застыл и не сразу смог оторвать от него взгляда. Черная повязка с облупившимся рисунком креста едва закрывала бинты и их белые клочки неаккуратно торчали из-под жесткой материи. Стало невмоготу выносить общество друга, настолько печальным оказалось зрелище. Я вздрогнул.

— Посмотри, пожалуйста, что с моим глазом, — тихо произнес Альентес.

Меня тронула его просьба, столь противоречащая нарочитой самостоятельности собрата. Я кивнул и в мгновение ока оказался верхом на коленях Аля, принимаясь стягивать повязку с его лица. Он прикрыл глаз, откинув голову на спинку кровати.

Бинты с пластырем поддались не сразу, кровь слиплась и отходила вместе с кожей. Я двигался медленно и осторожно, боясь сделать Альентесу больно. Когда мне удалось снять пластыри, мое дыхание задрожало.

Под бинтами набухал диагональный порез, аккуратно прошитый черными нитками. Глаза видно не было, рана сильно опухла и гноилась.

— Надо промыть, — заключил я.

— И?

Не проронив ни слова, я достал из сумки аптечку и извлек пузырек с обеззараживающей жидкостью.

— Будет больно, — предупредил я.

— И? — так же равнодушно отозвался Альентес.

Я вылил жидкость на рану, она гневно зашипела. Альентес чуть заметно дернулся, но сохранил общее спокойствие.

— Ты был у врача?

— Да.

— Что там сказали?

— Там много не болтали, просто зашили рассечение.

— Ясно. Я не смогу добраться до глаза, все опухло. Не знаю, что с ним и не могу тебе сказать.

— Ты сделал все, что требовалось, — отмахнулся от меня Альентес, — Спасибо.

— Но…

— Я похож на Слепого Скитальца? — совершенно неожиданно спросил Аль.

Я вздохнул, стараясь победить в себе желание состроить скорбную мину.

— Нет, Аль, ты не похож на него, — как можно увереннее сказал я.

— Понятно. Все же есть одно значимое отличие… Глаз я не потерял, просто он сильно травмирован. Я буду видеть процентов на 20, лучше, чем я ожидал. А главное это не помешает моей работе.

Мне стало легче. Хорошо, что все же рана не такая серьезная!

Я быстрыми движениями залепил травмированный глаз и сам надел на Альентеса его пиратскую повязку.

— Тебе еще что-нибудь нужно? — ласково поинтересовался я.

— Да, слезь с меня, сделай милость.

Альентес нахмурился.

Я послушно последовал его просьбе и примостился на краю кровати.

— И еще, — Аль задумчиво склонил голову набок, — Если тебе не сложно, принеси мне анальгин и воду, ночью у меня поднимается температура, видимо из-за воспаления.

— Я все сделаю! Может антибиотик какой поискать?

Альентес не ответил, давая понять, что мое участие в данном вопросе должно ограничиться исключительно выполнением озвученной просьбы.

— Аль, хочешь, я смажу твои раны на спине? У меня есть в аптечке заживляющая мазь.

— Не требуется.

Альентес сполз вниз и устроился на подушке, поворачиваясь ко мне спиной. Я заметил, как изредка его плечо содрогалось от нервного спазма.

Я все понял.

Как можно быстрее я сходил на кухню и принес таблетки с бутылкой воды. А потом вернулся еще и за льдом.

Я больше не спрашивал Альентеса, помогать ему или нет, я просто начал это делать. Он, слава Богу, не противился. Через полчаса лед лежал на больном глазе друга, а он сам был укрыт одеялом и напоен тонной обезболивающих таблеток, предусмотрительно растворенных мною в воде для повышения их усвояемости в крови.

Сам я устроился на полу рядом с кроватью, так, чтобы слышать каждый вздох Альентеса, и в случае чего прийти ему на помощь. Мой расчет оказался верным. Всю ночь его колотила лихорадка и мучил бред. Мне приходилось то и дело менять спиртовую марлю на мокром от испарины лбу товарища. За все ночь я и глаза не сомкнул. Альентес наперебой звал то Игнасио, то меня, причем так жалобно и протяжно, что сердце сжималось от мучительной боли. Но подойти к нему или взять за руку я не отважился. Будь он в сознании, он бы мне не позволил этого сделать, и я не стал перечить его воле. Что ж, если этот человек хочет казаться столь холодным и недосягаемым, то пускай, я не стану ему мешать. Если это сделает его хоть чуть-чуть счастливее, пусть будет, как он вообразил.

Под утро, окончательно обессилив от ночного бдения, я пошел на кухню заваривать себе кофе. Было около семи часов. По телевизору шла очередная ерунда, сутра программы отличались такой же бессмысленностью, как и вечером. Выключив мусорный ящик, я не знал, чем себя занять. В квартире стояла тишина. Отмучавшись и вымотавшись болью, Альентес впал в глубокий сон и теперь мерно посапывал.

Я гулял по квартире, если конечно по 20 метрам можно совершать прогулки. Делать было совсем нечего…

Я скользнул в ванную. На полу валялась окровавленная сутана моего товарища, видимо, он не в силах был привести одежду в порядок и просто ограничился сменой балахонов. Вообще Аль не отличался разгильдяйством, наоборот ему сопутствовали чистота и порядок во всем. И тщательно выстиранное и аккуратно развешенное на веревках белоснежное белье лишь подтверждало мое суждение.

Я недолго думал, прежде чем наполнить таз водой с порошком и приняться за стирку. Сутана отстирывалась тяжело, застарелая кровь прочно въедается в ткань и потом крайне тяжело отходит. Вода окрашивалась в бурый противный цвет с резким и удушливым запахом. Но мои руки и нос не чувствовали отвращения, ведь это была кровь Альентеса.

Победив пятна, я повесил одежду на полотенцесушитель, а сам вернулся на кухню допивать остывший кофе. Только сев на стул, я понял, как сильно устал и как ломили мои кости от проделанной работы. Рассветное солнце безжалостно резало глаза. Я зажмурился и облокотился на холодильник. Приятный медовый цвет растекался под веками, а теплые лучи согревали кожу уютом. Мне стало так хорошо… Я совсем не заметил, как провалился в дремоту.

— Напрасная работа, — разбудил меня хриплый голос Альентеса.

Он проснулся и стоял напротив меня, сжимая в зубах сигарету.

— Ты о чем? — спросонья не догадался я.

Он не ответил, лишь подошел к окну и застыл, остановив свой взгляд на детской площадке.

— Я просто постирал от нечего делать, — наконец, до меня дошло.

— Я собирался ее выкинуть…

— Теперь не придется, — я улыбнулся.

Альентес не ответил, предпочтя закурить следующую сигарету, уже вторую по счету.

— Как ты себя чувствуешь? — побеспокоился я.

Он пожал плечами и небрежно кинул в мою сторону:

— Не видишь?

— Наверное, тебе надо выдержать постельный режим…

— Нет, все хорошо. Температура бывает только под вечер. К тому же, мне уже значительно лучше. В первые два дня действительно был повод для беспокойства.

— Что? — я подскочил, — Если свое состояние ты называешь «значительно лучше», то как же ты себя чувствовал? И почему никого не позвал на помощь??? Как это безрассудно!

— Не сотрясай понапрасну воздух.