Магия мечтает (ЛП) - Эндрюс Илона - Страница 15

— Семьи собрали деньги и наняли Гильдию Наемников, — пробормотала мать Августа. — Она убила их всех. После этого никто не стал бы нам помогать.

Если бы только я могла говорить. Они позволили этому монстру терроризировать себя. Они не просили о помощи. Они могли пойти в Орден, они могли пойти в полицию. Они могли бы пойти в Стаю. В конце концов, Август был оборотнем, и его семья была в опасности. Но они этого не сделали, потому что всем было слишком стыдно признаться, что они позволили молодой женщине и ее ребенку умереть в одиночестве на улице у всех на виду. Они просто приняли свое наказание, заплатили свой кровавый долг и жили с чувством вины. Это был старый благородный путь, и он стоил им стольких жизней.

Мать Августа продолжила рассказ:

— Она становилась все сильнее и сильнее. Она превратила свою кошку в Нэкомату, и та служит ей с помощью темной магии. Даже ее кровь больше не была человеческой. Она истекает ихором как паук. И она становится жадной, как одна из них. С течением времени люди стали исчезать все больше и больше. Каждый год она отмечает новую дверь. В этом году она отметила нашу.

Я так и подумала.

Бабушка Августа выпрямилась:

— Я сказала, что нужно идти мне. Я стара и прожила довольно долго.

— Мы спорили об этом, — сказала мать Августа. — Пока мы спорили, Август решил, что никто не должен идти. Он сам отправился на встречу с Хироми.

Ее голос сорвался, и она закрыла глаза.

Август умер за них. За свою семью. Первый сын в новом поколении, наследник семьи. Они утратили свое будущее и были сломлены.

Из-за того, что Август ослушался и решил драться, Хироми играла с ним. Должно быть, она каким-то образом заразила его, и он принес ее магию с собой в офис оборотней. Джим оказался не в том месте не в то время, и теперь она захотела получить и его. Что ж, она его не получит. Он мой.

Мистер Комацу встал и обнял сестру:

— Мы не знаем, что произошло между Хироми и моим племянником. Мы нашли тело Августа на нашем пороге. Он был иссушен. Его труп был лишен всякой жидкости. Мы похоронили его. Метка исчезла с нашей двери. Мы не можем вам помочь. А теперь оставьте нас с миром, в нашей скорби.

Я встала и вышла, оставив за собой осколки разбитой семьи. Меня тошнило, но наконец-то я поняла, кто мой враг.

*** *** ***

Я стояла рядом с мамой возле кухонного окна. Сквозь него мне был виден сад и Джим у дерева. Потребовалось восемь часов, чтобы Кеонг Эмас стала взрослым насекомым, и каждый час добавлял по несколько лет лицу Джима. Его прекрасная кожа выглядела тусклой, словно ее натерли пеплом. Под глазами залегли темные круги. Он выглядел измученным, опустошенным, как человек, который десять лет проработал в какой-нибудь адской шахте. Только глаза остались прежними: острые, опасные, подсвеченные изнутри смертоносным зеленым сиянием. У него была воля к жизни, но не было сил бороться.

Джим умирал.

Бедный Джим. Мой бедный, бедный Джим.

Мама поджала губы.

— Еще не поздно отпустить его.

— Нет, поздно.

— Твоя магия не подействует на нее. Она демон — насекомое.

Арахнид, если быть точным.

— Матушка, у меня есть план.

Она медленно повернулась ко мне, ее губы дрожали.

О Боже.

Она обняла меня, прижимая к себе.

— Моя храбрая малышка, ты у меня только одна. Только ты. Моя драгоценная, милая доченька. Ты — все для меня. Я умоляю тебя, пожалуйста, прошу, отпусти его.

Я почувствовала слезы, я знала, что она плачет, и тоже заплакала.

— Я не могу, мама. Я так сильно люблю его. Я просто не могу.

Она держала меня так крепко, словно, боялась, что я растворюсь в воздухе. Мы долго стояли, обнявшись, а потом она отпустила меня.

— Хорошо. Тогда я помогу тебе.

Она взяла стеклянную банку. Внутри нее со стеклянной стенки свисала одинокая толстая куколка.

Мама шмыгнула носом, сдерживая слезы.

— Идем сейчас.

Мы вышли в сад, мама шла впереди, а я следовала за ней, неся в руке свой набор для каллиграфии и старый керис[4]. Кинжал изгибался волнистым узором от асимметричного основания до острого, как бритва, кончика, и дюжина металлов, образующих лезвие, мерцали, как будто оружие было выковано из серебристой переливающейся воды.

Вблизи Джим выглядел еще хуже. Моя семья не давала ему уснуть, но это отняло у него все силы. Осталась только оболочка человека.

Джим увидел нож. Его губы шевельнулись. Слова выходили медленно.

— Если тебе нужен был хороший нож, я бы одолжил тебе один из моих. Ты даже не сможешь сделать ровный порез этой штукой.

Я почти заплакала снова.

Мама взглянула на меня. Последний шанс передумать.

Я кивнула.

Она вздохнула, открыла банку и коснулась кончика куколки пальцем. Магия пробилась сквозь крошечный кокон. Она треснула и развалилась, обратившись в пыль. На месте куколки расправил крылья сияющий мотылек. Магия нахлынула на меня, теплая прекрасная магия, такая мощная и сильная, что у меня замерло сердце. Я затаила дыхание.

Золотистый и великолепный, сияющий мягким светом, Кеонг Эмас подполз к краю банки. Затем взмахнул крыльями, посылая крошечные искорки магии в воздух, и взлетел, распыляя золотую пыль, как мельчайшие осколки. Он порхал над Джимом, покружил над ним раз-другой, пролетел через сад и улетел далеко в деревья.

Весь сад был залит золотистым сиянием, крошечные искорки магии сверкали на листьях растений как драгоценные камни. Я никогда не видела ничего более прекрасного.

Мама ахнула. Я повернулась к Джиму. Длинные нити паутины сжимали его шею, вытягиваясь вверх, становясь все более прозрачными с каждым дюймом, пока, наконец, не исчезли примерно в трех футах над его головой.

Я взглянула на нее.

— Иди.

Она поставила стеклянную банку, повернулась и ушла. Остальные члены моей семьи последовали за ней. Через мгновение сад и дом опустели. Остались только мы с Джимом.

Я подошла и опустилась рядом с ним на колени. Он тяжело рухнул на скамью. Он был так слаб, что, наверное, даже не мог пошевелиться.

— Как ты?

Бледные губы шевельнулись.

— Отлично. Лучше не бывает.

— Я узнала, что случилось, — сказала я ему. — Во время последней Вспышки в районе Южная Азия были зарезаны женщина и ее дочь. Они истекли кровью на улице, и никто не помог. Это было ужасно. Дочь умерла, но женщина выжила. Она превратилась в чудовище и раз в год требует жертвы от людей, которые игнорировали ее смерть.

Голос Джима был слабым.

— Как долго это продолжается?

— Семь лет.

— И никто ничего не сказал?

Я покачала головой.

— Им было стыдно. Они пытались нанять Гильдию, но женщина убила наемников. Это коснулось каждой семьи. Семья Августа была последней мишенью. Он отправился сражаться с монстром.

— Без подкрепления?

— Да.

Джим вздохнул.

— Люди — дураки.

— Да, похоже на правду.

Джим кашлянул.

— И что теперь?

— К твоему горлу прикреплена паутина. Я собираюсь отрезать ее своим миленьким волшебным ножиком. Когда я это сделаю, ты упадешь в обморок от шока. Тогда женщина вернется и попытается тебя сожрать, потому что ее вид никогда не отпускает свою добычу.

— Поэтому все ушли?

Я кивнула.

— Собираешься проклясть ее?

— Что-то вроде того.

Джим уставился на меня.

— Дали?

Как он всегда знает, когда я что-то скрываю?

— С этим есть небольшая проблема. Мои проклятия действуют только на животных и людей. Кого-то с кровью. У Хироми нет крови. У нее слизь насекомых. Помнишь иероглиф кандзи, который ты видел на полу? Джоро, блудница? Это было частью ее демонического имени. Вот почему Август знал об этом. Его семья годами боялась ее. Она джорогумо, шлюха-кровопийца[5]. Так что мне придется проявить творческий подход.