Майор Казанцев и Европейский Халифат(СИ) - Рясной Илья - Страница 97

Леший боялся ее трогать. А я тут же ввел Флорин гремучую смесь препаратов из тревожного комплекта. И одним ударом, грубо вклинился в ее сознание, как учил Эскулап.

Было уже позднее утро, когда удалось привести ее в более-менее контактное состояние. Она приняла, как должное, без излишних подозрений, что мы диверсионная группа, воюющая с Халифатом. Собственно, эпизод этой нашей войны ей был продемонстрирован наглядно, когда на ее глазах уложили двух стражей. Так что она мне поверила, немножко расслабилась. И пошел нервный откат.

Если до этого она упорно молчала, то теперь остановить ее словоизвержение было просто невозможно. Ее так и распирало поведать о своей несчастной девичьей судьбе. Следовало бы добавить - судьбе достаточно дурацкой. Это был как раз тот вопиющий пример, когда человек сам становится виновником всех своих бед.

Вот интересно, что это? Такой изощренный вид зоофилии? Скрытые суицидальные наклонности? Что может заставить молодую девушку из приличной французской семьи, студентку Сорбонны, связаться с ортодоксом-халифатчиком?

Это самое «я хочу, чтобы он был только мой» никогда женщин до добра не доводило. Ну да, Махмуд был молодой, симпатичный и грациозный. Глазки строил умело, комплиментами восточными сыпал без устали. А еще от него исходила животная сила. Даже не столько сила, сколько животное желание. Старая песня: «Почему девочка полюбила хулигана, а не очкарика?» Потому что дура! И еще потому, что у женщин живет подсознательное стремление к якобы крутому самцу с нарочитыми маркерами агрессивного поведения. Хотя в развитом социуме критерии крутости давно уже иные – успешность, интеллект, да те же деньги - все лучше, чем животная агрессия, но женское подсознание за поступью цивилизации не всегда поспевает, а чаще фатально отстает.

Так или иначе, еще задолго до Часа Очищения, Флорин связалась с одной из этих халифатских обезьян. Тогда это вдруг стало страшно модно у студенческой беззаботной молодежи, которая, по давней французской традиции, привычно мечтала раздолбать старый скучный мир и увидеть нечто новое, интересное, прикольное, вроде Нового Европейского Халифата.

В общем, погрузилась она с головой в «истинный Ислам». Даже имя новое взяла - Зейна, дабы не оскорблять слух правоверных неверными именами. А в Час Очищения она уже числилась активным членом боевой ячейки.

Точнее она сама считала себя полноценным бойцом. На деле ее ждала судьба одной из жен Аллаха.

Жены Аллаха – это такие удивительные дуры, в числе которых много европеек, которых халифатские выродки вовлекли в свою деятельность, притом далеко не в ранге полноценных партнеров. Женщина для них в принципе не может быть равной с мужчиной. И вообще, в Халифате женщина – это собственность, не намного лучше домашней скотины. А женщина в боевом отряде Халифата, как слишком поздно узнала Флорин – это собственность отряда.

Женское пополнение боевики в мусульманских отрядах изначально воспринимали как будущих шахидок или походных жриц любви, которым выпала честь обслуживать целые подразделения защитников «истинного Ислама». Приводили их в отряды обычно мужья. Но те рано или поздно погибали. А их верные боевые товарищи получали в наследство не только их оружие и амуницию, но и жен. Тоже ведь имущество. Притом ценное, которое становилось на баланс отряда.

Флорин шаг в шаг повторила путь сотен таких же идиоток. Сперва Махмуд дал пользоваться своей женой командиру отряда. Потом вышестоящему командиру. Но это еще было терпимо. Что не сделаешь ради исламской революции! А вот когда мужа убили, тогда она пошла по рукам.

Ей еще повезло, что не сделали шахидкой. В Халифате от таких предложений не отказываются. Дуры идут и взрываются, потому что альтернатива куда хуже. Но бывшая студентка стала просто полевой шалавой для грязных скотов, которым кто-то внушил абсурдную мысль, будто они воины Ислама.

Многие месяцы она прибывала в совершенно пришибленном, полувменяемом состоянии, когда кажется, что все вокруг происходит не с тобой. Но однажды в ее голове что-то прояснилось и звякнуло. Она осознала простую мысль - сейчас ее жизнь хуже смерти. И в ней проснулась свирепая и неудержимая ненависть.

Когда толпа ее «боевых соратников» собралась в помещении казармы, она кинула им туда оборонительную гранату. В закрытом помещении страшное оружие. Еще сдетонировал боекомплект. Девушку так тряхнуло взрывной волной, что в ушах до сих пор звенит. А в помещении полегли все. Десятка три моджахедов она отправила к гуриями и щербету.

Ей удалось скрыться. Несколько дней она моталась по городу, голодная, запуганная и готовая умереть. А вчера вечером ей на хвост упал агент стражей. Но она уже и так хотела утопиться. А когда увидела Гафура, поняла, что жизнь ее закончена, и едва не сделала роковой шаг.

Интересно, что Гафур был из тех «больших начальников», под кого ее подкладывал тогда еще живой муж. Так что пинала она труп этого негодяя не без личных причин.

Когда Флорин увидела, как завалили Гафура, умирать она временно передумала. Начиналась какая-то очередная серия этого фильма ужасов, и пропустить ее она не хотела.

Говорила она долго. То срываясь на крик. То замолкая надолго.

Исповеди дошедших до края дур могут кому-то показаться занимательными, но меня интересовали куда более важные для меня вопросы. Однако я дал ей выговориться, ибо она балансировала на кромке безумия и легко могла рухнуть в него.

Когда фонтан красноречия стал иссякать, спросил я уже внятно изъясняющуюся женщину:

- Декана Драппо знаете лично?

- Драппо? Он был моим преподавателем, - подумав, делая усилия, чтобы вернуться к такой далекой теперь жизни, произнесла она и натужно улыбнулась. - И порядочным козлом, засматривающимся на студенток.

Потом она презрительно и вместе с тем ностальгически поморщилась. Да, похоже, с деканом у них что-то было за пределами научной работы.

- Я слышала, что после Часа Очищения он сотрудничал с Халифатом, - продолжила она. - И одновременно был в группе Сопротивления «Солнце Франции». И, вроде даже, не последним человеком. Его хотели арестовать. И он якобы взорвался вместе со своим домом. Но некоторые стражи считали, что ему удалось скрыться. Хотели заставить меня помочь найти его. Я сказала, что ничего не знаю. Они меня избили. Это ничего. Они меня часто били…

Судорога прошла по ее лицу. И я погладил женщину по руке, посылая энергетические импульсы – успокойся. Что удивительно, подействовало.

- Я им ничего не сказала, - продолжила она. - Хотя и знала. И они чувствовали это. И били меня. А я ничего не говорила.

- Нам скажешь? - спросил я. – Мы хотим помочь и тебе. И ему.

- Вам? – она задумалась надолго, потом встряхнула головой. - Как вы Гафура! Раз – и готов!.. Да, вам скажу. Если только вы вытащите меня из этой грязи!

- Вытащим, - заверил я.

- Ну, тогда пишите адрес…

Из подъезда стандартного парижского многоэтажного дома эпохи Наполеона третьего двое бугаев в синих комбинезонах, стыренных на вещевом складе погранслужбы Франции, и с черными повязками на головах вытащили худосочного пожилого человека с длинными седыми волосами. Сам он идти не мог. Его ноги беспомощно волочились по земле.

Его как мешок с комбикормом бросили на прожаренный сегодня неожиданно жарким Солнцем асфальт перед подъездом. Командовавший патрулем лейтенант стражей пнул его с размаху ногой. Потом вынул из кобуры здоровенный пистолет системы «Кольт», несуразный в руках этого мелкого зверька. И пару раз нажал на спусковой крючок.

Мы не успели на каких-то несколько секунд. Только что на наших глазах убили декана Давида Драппо.

В моей груди волной поднялась ярость. Вот так цинично оборвали мою Нить. И мне теперь хотелось крови. Но я сдержал порыв. И вылез из машины - внешне невозмутимый и высокомерный, с гордой осанкой и презрительным взором, как и должен выглядеть командир команды «очистителей».