Майор Казанцев и Европейский Халифат(СИ) - Рясной Илья - Страница 35

Гриф был бандитом идейным и отмороженным. Орал во всю мощь своих легких, что всех порешит. Хотя надолго его не хватило. После бодрящего укольчика и порции целебного электричества выдал все, что от него требовалось.

Слова Гарреля нашли свое подтверждение. Все ценные вещи из логова Грифа теперь находятся у предводителя арабской банды Хасида аль Ади. И все равно так и не погашен полностью долг за приличную партию арабских наркотиков, которую подручные Грифа утратили по собственной безалаберности. Так что по всем интернациональным бандитским понятиям араб был в своем праве.

Гриф выдал все, что знал об этом злосчастном Хасиде аль Ади. При этом не забывал материть его всяческими непристойными словами, на которые, как оказалось, французский язык богат.

Резидентура «Фрактала» во Франции была серьезная. И уже на следующий день у нас был весь расклад из полицейских архивов, картотек и оперативных материалов на банду Хасида. Еще у нас были их телефоны, ареал обитания.

Ну что, снова в бой. Покой нам только снится…

Мастерская, где пригрелась банда Хасида, а заодно разбирались на запчасти ворованные автомобили, фасовался героин, располагалась в Нове. Это один из множества небольших городков вокруг Парижа, ныне полностью оккупированных арабами.

Когда оттуда съехал последний француз, смуглые завоеватели избрал­и своего мэра из числа авторитетных бандитов, по причине исключительной хитрости избежавших тюрьмы. И это место было объявлено островком правоверной свободы. Такая колония троглодитов, захватившая угодья обленившихся и утерявших боевую и охотничью сноровку Хомо Сапиенсов.

В автомастерскую уже лет пять не заглядывала полиция, боящаяся нарваться на возбужденную толпу агрессивных арабов. Не дай Бог пристрелишь кого ненароком – так тебя самого власти сдадут мусульманам в качестве сакральной жертвы, и все, прощай, полицейский. Да и последующие беспорядки с поджогами тысяч машин вряд ли обрадуют общественность. Дешевле закрыть глаза на такие детские шалости, как бандитские сходки, торговля наркотиками.

Вся банда Хасида проживала в этом городке. Кругом просто кишели многочисленные бандитские родственники, являвшиеся часто и их подельниками, в возрасте от младенческого до глубоко старческого. Такое обыденное броуновское движение в подобных местах.

Изъять главарей тихо из этого змеевника никак не получится. Можно было разработать хитроумную комбинацию, поймать фигуранта на крючок, выманить на оперативный простор. Но это требовало времени и не имело особого смысла.

Вообще, не мастер я хитрых ходов и психологических этюдов. Я топор, который врубается, разнося в хлам убежища, перемалывая людей, взламывая их сознание. Так что «вломиться и разобраться» – это такой мой незатейливый девиз в работе.

Леший был со мной солидарен. Нечего огород городить. Надо просто прийти и взять

- Есть возможность провести силовую акцию под крышей Антитеррористического агентства Франции, - предложил он. – Ты же знаешь, насколько крепкие там у нас позиции.

- Ну да, - кивнул я. – И привлечь к себе всеобщее внимание. Погнать волну. Ну, задержим мы Хасида. Так это твое агентство его оформит по закону. А потом адвокаты. Общественники. Не факт, что Предмет будет на месте. Тогда понадобятся допросы первой степени, а их уже просто так не провернешь под софитами всеобщего внимания. Ну, уж нет, так светиться нельзя.

- Что предлагаешь? – спросил сразу поскучневший Леший.

- Пойду туда один, - ответил я. - Для начала просто переговорю с этой смуглой братвой. Попытаюсь выкупить Предмет.

- Эти дикие французские арабы настолько ненадежные и вздорные партнеры, что никаких гарантий на успех сделки. Обязательно ведь попытаются надуть, - возразил Леший.

- Поглядим, как пойдет. А для начала нужна приличная легенда.

- Будет тебе легенда, - пообещал Леший задумчиво…

И вот такси остановилось на центральной площади города Нов. Там стоял памятник генералу Де Голлю, разукрашенный местными народными умельцами во все цвета радуги и снабженный нецензурными надписями на постаменте.

Белые таксисты сразу же отказывались ехать в Нов. Араб согласился, но даже он среди своих соотечественников ощущал себя здесь неуютно. Во время поездки он на меня взирал с уважением и опаской, как на идущего на таран камикадзе. Несколько раз искренне заверил, что лучше мне для моего же блага туда не ехать.

- Спасибо, - я протянул ему деньги.

Он нервно сглотнул. Быстро схватил купюры. И только я покинул салон, дал газу.

Я огляделся со вздохом. Все замусорено, разукрашено безобразными похабными граффити. Надписи на стенах – это такая традиция троглодитов. По сути своей, это типичная наскальная, то есть теперь уже настенная, живопись. У дикарей она в подкорке прописана, как средство ритуального самовыражения. Это когда нужно хоть где-то отметиться, чтобы выделить себя из пугающего огромного мира. Такой первобытный процесс вычленения собственного Я из окружающей среды.

Некогда аккуратные лавочки разломаны. В телефонной будке висел телефон без провода и с развороченным чревом. Автобусная остановка, в былые времена изящная и красивая, теперь размолота в хлам, только осколки стекол торчали из металлической конструкции. Уличных банкоматов тут сроду не было, иначе я полюбовался бы и на их обломки.

Здесь бесчинствовала чисто деструктивная антропологическая сила, не способная организовать среду своего обитания, но с удовольствием разносящая на куски то, что организовано другими – «слабаками», «французишками», «неверными собаками», которых местные троглодиты вышибли успешно отсюда и которых вскоре надеются выпнуть со всей Франции.

- Дикари, дети пустынь, - едва слышно прошептал я под нос.

Троглодиты бесцельно шатались по окрестностям, каркали возбужденно на своем языке. Носились с истошными обезьяньими криками стайки детей и подростков. Сидели на корточках пацаны постарше, жевали что-то методично и неторопливо. Как верблюды плевались – кто дальше доплюнет.

На площадь выходили лавки, где торговали всем, что душе угодно. Плыл запах шаурмы. Оккупация, елки-моталки.

Ну а что, господа французы, это ваша карма. Воздаяние за бесчисленные колониальные преступления в прошлом. Зло вернулось, беспощадное, усиленное в тысячи раз, глупое и абсурдное, но от этого не менее опасное. Тень Исламского Халифата нависла над Францией.

Мое явление в Нов – это как приземление инопланетянина. Видимо нога цивилизованного человека не ступала на эту землю давно.

До меня никто даже не стал докапываться и бросаться с криками «Алла Акбар». Наоборот, мне показалось, что меня сторонятся, как опасного сумасшедшего.

План городка намертво впечатался в мою в память. Я отлично знал, куда идти. Расстегнул воротник белой рубахи навыпуск. И неторопливо направился по старинной, широкой, некогда уютной, а ныне запушенной улице. Нормальная тут разруха – полностью в русле особенностей национального менталитета. Это даже не свинарник. Это полноценная помойка.

Вскоре передо мной открылась площадь поменьше. На нее выходила фасадом небольшая старинная церковь, понятное дело, заколоченная и выкрашенная из пульверизатора в разные цвета, хотя преобладал зеленый. Кто-то ловкий и неудержимый потрудился и пришпандорил на шпиль колокольни зеленую тряпку – мол, теперь это территория Ислама.

А вон и искомая мастерская – прямо напротив церкви, через сквер с обломанными деревьями. Приземистое длинное здание, около которого на сдувшихся шинах стоял грузовичок «Ниссан». У дверей на корточках сидели два шныря – это явно наблюдатели, секут обстановку.

Я широко улыбнулся и направился к ним, излучая просто космическое добродушие.

- Э, французик! - встал с корточек и подошел ко мне тот, что был повыше, лет двадцати пяти от роду, сухощавый, сильно смуглый и с бесконечно наглыми глазенками. – Тебе здесь не место!

- Мне нужен Хасид аль Ади.

- Нет Хасида, - глумливо улыбнувшись, произнес смуглый. - И не будет долго. Иди отсюда, пока еще ноги не переломаны.