Стрелок-4 (СИ) - Оченков Иван Валерьевич - Страница 14

— А что взамен? — с непроницаемым лицом спросил Будищев.

— Вы слышали о «Тайной антисоциалистической лиге»?

— Нет.

— Неудивительно. Это секретная организация, в которую входят многие весьма высокопоставленные персоны. В ее задачи входит защита монархического начала в России, противодействие террору. Наказание совершивших преступления против престола и отечества. В сущности, ровно то, о чем вы только что говорили.

— Хотите, чтобы я делал за вас грязную работу? — усмехнулся Дмитрий.

— Что вы, господин подпоручик. Подобные дела не оплачиваются столь щедро. Нет, вам предлагают вступить в закрытый клуб, куда вхожи очень немногие. Просто примите протянутую вам руку и станьте одним из нас.

— Прошу прощения за откровенность, господин ротмистр, но лично вы не производите впечатления «высокопоставленной персоны», а все о чем вы говорили, я в самом скором времени получу и так.

— Как знать, как знать, Дмитрий Николаевич. Те особы, о коих я вам рассказывал, ведь, могут сказать вашему отцу и будущему тестю нечто совсем противоположное. Что вы неугодны при дворе и потому недостойны ни титула, ни приданого.

— Честно сказать, любезный Николай Александрович, мне глубоко параллельно и то и другое. Единственное, что меня действительно интересует, это заказ. В принципе, его я тоже получу. Прогресс, знаете ли, неостановим. Так что и радио и пулеметы найдут своего покупателя.

— Возможно, вы правы. Весь вопрос в объемах. Вы ведь, если не ошибаюсь, имеете долю с каждого экземпляра? Согласитесь, что отчисления с тысячи митральез будут выше, нежели с сотни.

— Хотите откат?

— Что, простите? Ах, нет. Речь вовсе не о деньгах. Я говорю совсем о других вещах. В частности, о безопасности.

— Чьей?

— Вашей, господин Будищев.

— Вы мне угрожаете?

— Ну что вы! Просто, может ведь случиться всякое. Скажем, найдется та самая дворовая девка, якобы прижившая в имении покойного капитан-лейтенанта Блудова ребенка и скажет, что видит вас первый раз в жизни.

— Тьфу на вас, — пожал плечами Будищева. — Меня признали сыном этой женщины староста и приходской священник в присутствии мирового судьи и кучи свидетелей. Что же касается предполагаемого отцовства, то я никогда не утверждал, будто являюсь сыном графа Вадима Дмитриевича.

— Но вы говорили об этом цесаревичу! — попытался возразить ротмистр.

— Ничего похожего. Я сказал его императорскому высочеству, что в детстве видел у матери портрет, изображавший человека похожего на графа Блудова. К сожалению, портрет пропал при пожаре еще в те далекие времена. Так что, тьфу на вас еще раз!

— А как на счет того несчастного студента, внезапно научившегося стрелять и убившего великого князя Алексея Александровича? — вышел из себя жандарм. — Может статься, ваша бывшая сожительница изменит показания и скажет, что вы вовсе не были с ней той роковой ночью!

— И тем самым обвинит в подлоге множество высоких чинов, раскрутившим по горячим следам то громкое дело и получившим за это награды. Полагаю, они будут очень рады вашему рвению!

— Вы думаете, у вас на все есть ответы?! — бросился к своему визави Ковальков и тут же свалился острой боли в колене.

Удар оказался неожиданно болезненным, а когда к растянувшемуся жандарму вернулась способность соображать, руки его оказались связанными, а рот заткнут кляпом.

— Очухались, Николай Александрович? — почти участливо поинтересовался Будищев. — Ну что же вы так. Начали во здравие, а кончили за упокой. Пугать вздумали…

Связанный жандарм дернулся и промычал в ответ нечто невразумительное. Впрочем, Дмитрий его прекрасно понял.

— Конечно, пожалею. Вот исповедаюсь отцу Питириму и сразу начну жалеть. Он ведь такие суровые епитимии назначает просто жуть!

Ковальков еще несколько раз дернулся, но моряк, не обращая на него вынимания, начал деловито обматывать кочергу скатертью, стараясь делать это как можно более демонстративно.

— Вы хотите знать, что я делаю? — спросил Будищев, заметив заинтересовавшийся взгляд своего пленника. — Все очень просто. Так не будет слышно удара. Ну, почти не слышно. Но я отвлекся. Скажите юноша, вы хотите жить?

Ответом ему был взгляд полный презрения, но в глубине глаз жандарма металась паника.

— Зря хорохоритесь, умереть ведь можно по-всякому. Я сейчас вам одну ногу сломаю, потом другую. Затем наступит черед рук, а если и это не поможет, разогрею кочергу в камине и засуну куда-нибудь очень глубоко-глубоко. Это, конечно, займет некоторое время, но у меня его более чем достаточно. В отличие от вас. Прислугу я услал, отчего свидетелей не будет. По весне, если повезет, объеденный рыбами труп найдут в Неве. Как вы думаете, многие ли свяжут ваше исчезновение с известным изобретателем, фабрикантом и членом королевского общества?

Будищев очень сильно рисковал. Пришедший к нему жандарм, действительно, многое знал и предложил в качестве пряника именно то, к чему он так сильно стремился. К тому же, он пока что ничего не потребовал взамен, ни письменного согласия на сотрудничество, ни клятвы кровью на древнем алтаре. Но вместе с тем, от всей этой попытки вербовки явно пахло какой-то самодеятельностью. Ковальков выглядел как игрок, поднимавший в надежде сорвать куш ставку за ставкой. Оставалось узнать, есть ли у него козырь?

— А теперь, мил человек, — продолжил подпоручик, видя, что клиент проникся создавшейся ситуацией, — ты мне все максимально подробно расскажешь. Кто ты такой, чем дышишь и кто тебя прислал. Явно ведь, не Лорис-Меликов?

— Нет, — выдохнул ротмистр, как только ему вытащили кляп.

Ковалькову приходилось бывать на войне и даже видеть допрос пленного турецкого офицера. Тот говорил по-французски и вел себя как благородный человек, а потому с ним обошлись с подобающей случаю гуманностью. Спросили лишь, в каком полку тот служил и кто им командовал, после чего велели накормить и отправили в тыл. А тут на его глазах вежливый и недалекий провинциал, отчаянно пытавшийся подражать окружавшим его аристократам, вдруг превратился в безжалостную машину для убийств. И от этого стало страшно.

— И никакие важные господа тоже не отправляли? — продолжал допрос окончательно переставший выкать Дмитрий. — Ну не кривись, лет через двадцать, когда станешь генералом, тогда тебя к ним пустят, а пока что за счастье в приемной постоять. Верно?

— Да, — вынужден был признаться жандарм, с ужасом поглядывая на своего мучителя.

— А как тебе вообще в голову пришла идиотская мысль, будто я причастен к гибели великого князя?

— А разве нет? — попытался сыронизировать пленник, но тут же получил болезненный удар по печени.

— Вопросы здесь задаю я, — вернул диалог в конструктивное русло Будищев.

— От Вельбицкого, — прохрипел жандарм, как только к нему вернулась способность говорить. — Мы с ним давно знакомы. Нет, он никому кроме меня не говорил о своих подозрениях.

— А ты что, особенный?

— Нет. Это было после взрыва в Зимнем дворце. Мы после караула замерзли как собаки. Поехали в одно заведение и заказали пунша. Ну, вот он и проговорился. Я запомнил. Нет, мы были вдвоем. Девочек не звали.

— Что там с тайным обществом, или, мать ее, лигой?

— Лига, действительно, существует. Ее представители и сочувствующие есть во всех министерствах и департаментах, а также гвардейских полках. Цели ровно те, о которых я вам рассказывал. И да, они вами интересовались. Ни в качестве равноправного партнера, разумеется, но как человека решительного и склонного к насилию.

— В смысле?

— Ну, вы же сами всем, включая генерала Хлынова, говорили, что парламент только тем и хорош, что позволяет собрать в одном месте всех болтунов и перевешать их в случае надобности. Вот вами и заинтересовались.

— Хлынов тоже в лиге?

— Нет, конечно! Помилуйте, он же круглый дурак.

— Понятно. Точнее, ни хрена не понятно. А ко мне ты зачем пришел? Выслужиться хотел?

— Да.

— И никто тебе не приказывал?