Зачет по тварезнанию (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс" - Страница 30

Приплясывая от нетерпения, я подсветила себе тусклым «светлячком», обнаружив на полу целый склад рубашек. Не мудрствуя лукаво, я натянула первую, судя по длине — торнсеновскую, и поцокала к выходу. Дверь, хвала Дайне, была заперта изнутри. Причем, оба пункта (и «заперта», и «внутри») вызывали во мне восторг.

Я открыла щеколду и сунулась наружу. Старый, тощий месяц едва показывал нос из-за тучек. Но глаза уже приспособились, и я сообразила, что баня, в которой я проснулась, находится за таверной.

Что ж, в моем состоянии ответ на каждый вопрос — уже победа. «Где?» — я уже знаю.

Теперь главный вопрос: зачем?!

Я быстро прочесала окрестности магическим зрением (что-то неприятное мелькнуло на краю сознания от этой мысли). Все вокруг спали.

Добежала до будки в другом углу двора и, сложив руки на груди, ломанулась назад. Во-первых, а куда я в одной мужской рубашке на голое тело еще могу пойти? А во-вторых, я замерзла. Да, на дворе лето. Но конкретно на этом дворе, конкретно этой ночью лето выдалось так себе. Сказывалась высота над уровнем моря.

Вот так, стуча зубами, я вернулась в баньку, прихватила по дороге дровишек и кинула их в угасающую печку. Веселые язычки пламени взвились вверх, накидываясь на сухие поленца. Я потянула к ним руки — погреться.

…И всё вспомнила.

И как оказалась рядом с лютостужнем. И как в следующий момент невесть откуда взявшийся Кейрат приказал мне падать. И я упала, потеряв сознание и магию.

Очнулась я уже в сугробе. Из которого меня тоже выкапывали горячие руки Кея. И эти же руки одевали меня в тот самый склад рубашек, что я обнаружила на полу. И растапливали печь. И укрывали одеялами. И…

И еще кое-то участвовало в процессе, кроме рук. Да, я помню.

Я помню, как во мне разгоралась угасшая магия. Думала, угасшая насовсем. Ан-нет, оказалось, что с магией, как с печкой: если пошерудить внутри палкой и хорошенько вдуть, магия запылает вновь.

«Я люблю тебя. Если бы только знала, как я тебя люблю», звучали в ушах слова Кея.

43. Лайна. Наверстывая сажени.

Не знаю. Я не знаю, как ты меня любишь, Кей. Честно.

Я не знаю, что это такое — «любить». Наверное, мама любила меня. Я уже плохо помню. Но сама я не любила никого. И слова такие никому не говорила.

И мне такие слова никогда не говорили.

С Сафониэлем всё было просто и без соплей. Встретились, обрадовались друг другу в постели и пошли делами заниматься. Дело — важнее всего. А любовь придумали халявщики и лентяи.

Поэтому я не знала, как реагировать на слова Торнсена. Лучше всего — никак. Если он не ждал от меня реакции тогда, то дальше тем более нечего ждать. Не слышала. Была не в себе. Ничего не помню. Нет, руку можешь не убирать. И косую сажень без штанов тоже можно на месте оставить.

А лучше В месте. Вместе.

Мне кажется, отличная стратегия. И главное, она меня никогда не подводила.

Я скинула рубашку на пол, забралась на полок, под одеяло, уложила лапищу Кея себе на грудь, прижалась холодной попой к его теплому паху и поерзала немножко, устраиваясь поудобнее.

…и ощутила, как «саженька» наливается в сажень, тыкаясь мне в междуножье. Рука, которая безучастно лежала у меня на груди, эту грудь нащупала за основание и свела пальцы на заострившейся верхушке, прищипывая сосок. Между ног сладко заныло.

…Год! Целый год без секса! Нужно срочно наверстывать. Когда еще мне такая «саженная» возможность выпадет?

Горячее дыхание обожгло шею, поднимая дыбом мелкие волоски. Соски вмиг затвердели. Я облизала губы. Просто потому что они в одно мгновение пересохли. Кей, чуть касаясь кожи, провел губами от основания шеи к позвоночнику между лопатками, и я вздрогнула от избытка ощущений. Он хихикнул и уложил меня на живот, исцеловывая мне спину, столь же невесомо водя над нею руками и запуская волны мурашек. Спустившись ниже, он охватил пальцами большие полушария попы и чувствительно прикусил правое. Я ойкнула и дернулась, пытаясь уйти из захвата.

Не тут-то было.

Крепкие руки перехватили меня за таз и притянули к себе. А «сажень» комфортно улеглась в ложбину между полупопиями и потерлась об нее с заметным удовольствием владельца. Уложившись в естественное углубление, Кей прикусил меня за кожу между лопаток. Я снова дернулась, и на этот раз умелые пальцы поймали меня за беспомощно свисающие вниз груди, нащупав пальцами чувствительные бугорки и постучав по ним. Совершенно глупое действие, по сути. Кто ему там откроет?

Открывают не там. А значительно ниже. Подалась вперед, чтобы показать, куда нужно стучать. А заодно и намекнуть, чем.

Но мне не дали. Кей прижал меня к своей груди перекрещенными руками, не переставая об меня тереться. Правда теперь он терся в более подходящем для того месте, но пока не в правильном направлении.

О!

А может, и в правильном! Я прижалась к твердой сажени чувствительным влажным бугорком.

О-о-о! О, как бывает. Кей скользил членом между моих ног, заставляя меня прогибаться. И еще. А потом внезапно сменил направление и попал. Туда, куда нужно. Кое-что мягкое, но увесистое шлепнуло меня туда, где недавно терлась другая, стволовая часть мужского боекомплекта. И снова. О!

Неожиданно Кей сел на пятки и, легонько качая, усадил меня на свои бедра и подтянул спиной к груди. Он целовал и прикусывал мне шею и плечи, пока его руки вытворяли нечто невообразимое у меня спереди. Повсюду. И когда я уже почти дошла до грани, он подтолкнул меня вперед, укладывая лицом в одеяло, и мягкие движения сменились резкими, жесткими и быстрыми, заставляя меня задыхаться и бесстыдно подставляться и двигаться навстречу, уносясь куда-то… Куда-то. И вспышка магии, безумная, двойная, выкручивающая от наслаждения все внутренности, накрыла нас. Потом Кей завалился на бок, притягивая меня. Прижимая. Целуя. Лаская. И что-то еще, но я уже не помню, что.

Я снова уснула.

44. Кей. С бодрым утром.

Утро заглядывало в низкое окошко бани. С улицы слышался квохтанье кур и протяжное мычание коровы. Солнечные лучи прогнали последние тени страха. Страха, что я не смогу ее спасти. Что, упорхнув от меня ночью, она не вернется. Что, проснувшись, она сделает вид, что ничего не было. Обычное явление для Лайны.

Когда она прижалась ко мне, вернувшись с улицы, я был так счастлив, что даже не подумал, что она просто замерзла. А когда подумал, было уже поздно.

Разумеется, я мечтал о ней. Видел о ней сны. Фантазировал о ней в душе. Да где только не фантазировал, когда выпадала свободная минутка. Но даже в самых смелых своих фантазиях я не мог представить, что будет ТАК. Что она… такая.

Я знал ее отстраненной, погруженной в свои мысли, увлеченной, язвительной, высокомерной, бескомпромисной…

Но она оказалась еще и нежной, страстной, жаркой, отзывчивой, податливой… Я не знаю, как буду жить дальше, если она решит сделать вид, что ничего не было. Это как в пустыне смотреть на кувшин с водой и не иметь возможность сделать глоток. Бесчеловечно.

Впрочем, гуманизм — это вообще не Джелайну Хольм. Джелайна Хольм способна на гуманизм только в отношении тварей.

Например, Сафониэля лея Гроссо.

Теплая сонная Лайна зашевелись в моих объятиях, развернулась ко мне лицом и потерлась носом о мою грудь. Сердце сжалось от нежности.

Разумеется, до Джелайны у меня были женщины. Даже много женщин. И дома, до поступления. И в Дьюи. Некоторых крестьянских девушек родители специально привозили чуть ли не к воротам Академии. Переспать с магом зазорным не считалось. Некоторые даже специально просили не предохраняться. Родится мальчик — что ж, обычно они не наследовали магию, но росли сильными и здоровыми. А если рождалась девочка, то появлялся шанс выгодно пристроить ее замуж. Такую и муж мог под мага подложить, лишь бы в семье родился маг по крови. В общем, желающих справиться с избытком магии всегда хватало, главное — дождаться увольнительной.