Зачет по тварезнанию (СИ) - Нарватова Светлана "Упсссс" - Страница 18

— Для кого «доброе», а для кого и «бодрое». Энергичнее, Торнсен, энергичнее. Нам еще идти и идти сегодня.

— Даже не буду спрашивать, где у вас застрял энергетический кристалл, — буркнул он под нос, проходя мимо меня.

— Это верно, — кивнула я, обращаясь ему в спину. — Есть такое понятие: «субординация».

— Да? Никогда не слышал, — донеслось от двери, прежде чем она захлопнулась.

Пока я укладывала рюкзак, внизу закопошилась бабулька. Я поймала себя на мысли, что и к ней успела привязаться. Какое-то странное место. Сила растет как на дрожжах. Твари плодятся как мухи и страх совсем потеряли. Старушки хитропопые, без которых вороны на кладбище плачут, водятся и тоже ничего не боятся. Я пообещала себе подумать об этом позже и бросить поисковик помощнее неподалеку, чтобы потом иметь возможность вернуться и поизучать.

…И Гррыха проведать. Интересно, что любят твари? Из вкусненького?

Тут и Торнсен вернулся, отвлекая меня от неясных сожалений. Он собирал рюкзак молча. Молчал, когда я попросила переложить так, чтобы оборудование оказалось под рукой. И когда сказала, что оборудование под рукой, но не под той, так что нужно переложить еще раз.

…Просто раздражал своим молчанием!

Потом мы перекусили кашей с лесными орехами. Бабулька на прощание расщедрилась. И даже прослезилась, когда мы с вещами собрались уходить.

— Да, ладно, что уж вы, — попробовала я ее успокоить. — Провожаете, будто тварям на съедение.

— Никогда нельзя быть полностью уверенной, — глубокомысленно заявила баба Тоя. То ли переживая, что нас съедят, то ли наоборот.

Когда мы отошли от полянки с избушкой, я, как и планировала, бросила поисковик. Забавно, что то же самое одновременно со мной сделал Торнсен.

— Тоже надеетесь вернуться? — спросила я.

— Если заблудимся, то да.

По поводу «заблудимся» было актуально. Потому что из ориентиров у нас было: «во-от туда, по солнцу, и потом под вторую гору». Когда нужно сворачивать под «вторую гору», где будет первая, и почему «по солнцу», если сейчас оно осталось по левую сторону, лично я не знала. Но азимут по бабулькиной руке взяла.

23. Лайна. В процессе изучения тварезания. Немного увлеклись.

Идти по лесу было удовольствием сомнительным. Даже мне, с моим скромным рюкзачком. А Кейрату сегодня, похоже, сомнительным удовольствием было всё. Прямо с утра. Я осознала, как было здорово в те времена, когда я не могла читать его эмоции. Теперь я их читала, как открытую книгу. Которую никак не получается закрыть. Хочется, а не получается.

Заметьте: это он не ходил ко мне на пары, он сорвал мне все планы, он закинул нас в непонятные дебри, он влез в мой сон, он облапал мою задницу… И он теперь источает раздражение, как громохлёст после квашенной капусты.

Через час его обвинительное молчание довело меня до трясучки. А рюкзак, часть вещей из которого я оставила в домике у бабы Тои на «вдруг в хозяйстве пригодится», стал врезаться в плечи. И я объявила стоянку.

Стоит ли говорить, что он молча устроился на противоположной стороне небольшой полянки с видом оскорбленной невинности? И, главное, уставился в лес.

— Тварей высматриваете? — задала я ему прямой вопрос.

— Нет, выслушиваю, — ответил он.

На мой взгляд, несколько двусмысленно.

Я заставила тело расслабиться, оперлась спиной на мощный ствол и сделала вид, что не заметила. Ни намека, ни недовольства. Да, у круторога плохое зрение. Но при его площади поражения можно позволить себе небольшую слабость.

— Скажите, Торнсен…

— Кейрат, — поправил он, забыв, что недоволен (косорыл знает чем) и «выслушивает тварей».

— Скажите, Кейрат, — невозмутимо продолжила я, — следы жизнедеятельности каких тварей вы видите сейчас?

Студент потрясенно перевел взгляд с лесной чащобы на меня и демонстративно-медленно поднял бровь. А что вы хотели, обучающийся Кейрат Торнсен? У нас с вами практика. И ваше дурное настроение не считается уважительной причиной от нее отлынивать.

Не знаю, что он хотел сказать, но что-то хотел и в последний момент заткнулся. На лице его крупными буквами было написано, какие титанические усилия он прилагает, чтобы промолчать. Во мне боролись любопытство и чувство самосохранения. Однако, взяв себя в руки, Торнсен стал осматривать полянку, периодически возвращаясь взглядом ко мне. То ли отслеживал реакцию, то ли потому что из всех тварей я интересовала его больше других.

…Интересно, это можно считать комплиментом?

— Вон там, над вами, было ночное гнездовье воплежутя, — заявил студент.

Я задрала голову, вывернув шею, но так ничего и не разглядела. Пришлось, кряхтя, встать и перейти ближе к Торнсену.

Таки да, я удачно выбрала дерево с неряшливо, наспех сложенным из сушняка гнездом. Впрочем, оно (дерево) было в округе самым внушительным, с развилкой мощных ветвей. А воплежуть, — тварь размером с небольшого медведя, только с крыльями, — нуждался в крепких ветвях. Он был самой тяжелой тварью из спавших в кронах. Выпень, следующий по размерам, уже устраивал ночевку на земле, хотя жизнь его по-прежнему была связана с деревьями.

— Верно, — признала я, усаживаясь неподалеку от студента. — Гнездовье чернорогого воплежутя.

— Лея Джелайна, а почему у животных обычно в одном роду несколько видов. А у тварей — все по одному?

Я вернула взгляд от гнездовья к лицу Торнсена. Судя по сдерживаемому интересу во взгляде, это была не проверка на вшивость и не попытка загнать преподавателя в угол.

— Сложный вопрос, — ответила я, откидывая голову на шершавый ствол и устало закрывая глаза.

Не представляю, как можно ходить по лесам с длинным волосом. Смола, сучки, чешуйки коры — всё это так и норовит лишить тебя прядей.

— На этот счет существует несколько версий, — продолжила я. — По первой близкородственные виды находятся в условиях жесткой пищевой конкуренции, поэтому из них выживает только один, самый сильный. По другой — все твари, по сути, являются родственными подвидами одного вида. В пользу этой версии говорит явное внешнее сходство тварей одного или близкого класса опасности. Каждый последующий имеет черты предыдущего, только получает какие-то новые, дополнительные средства нападения.

Я открыла глаза и повернулась к собеседнику. И ошпарилась от черного, тяжелого, хищного взгляда. Пойманный с поличным, Кейрат тут же отвел взгляд. А я еще некоторое время пыталась успокоить сердце и справиться со страхом. Так вот прикопает под гнездовьем воплежутя, и никто не узнает, где могилка моя…

— А вон там, справа, — флегматично продолжил Торнсен, — у корней виден подкоп косорыла. Почва уже осела, подкоп был давним. Возможно, с целью спрятаться, может, искал еду.

Я кивнула. Дыхание уже выровнялось, но я пока не рисковала говорить, чтобы не дать «петуха».

— Всё, — заявил Торнсен.

— Нет, не всё, — возразила я, обретая былую уверенность в своих силах. — Вот здесь, — подошла к непримечательному, на первый взгляд, дереву, — метка шилокожего иглоклыка. Чтобы пометить охотничью территорию, он трется о ствол пахучими железами на шее. Видите, здесь, на коре иглы с его шкуры.

Торнсен тоже подошел и провел пальцами по стволу.

— Если вы так увлекаетесь «Тварезнанием», почему же я не видела вас на моих лекциях? — спросила я, и парень дернулся, как от пощечины.

Его скулы дрогнули, а взгляд стал колючим, как шкура мечезуба.

— Вот поэтому, — поцедил он, схватил мою ладонь и… положил ее на вершину твердой нижней «косой сажени».

Под выпростанной рубахой, затянутой ремнем, анатомические процессы были незаметны. Я растерялась. От неожиданности. Неловкости ситуации. Я просто не знала, как реагировать.

— Потому что это просто больно, — он провел моей рукой вниз, по налитому стволу и с шумом выдохнул сквозь сомкнутые зубы.

А потом, сжав моей ладонью свой член, повел снова вверх, к рельефной головке. И, привалившись спиной к помеченному иглоклыком дереву, закрыл глаза. А я послушно двигала рукой вверх-вниз, не в состоянии убрать руку или оторвать взгляд от лица Кейрата. Его прикушенной, поджатой губы, напряженных бровей, подрагивающих крыльев носа. Будто каждое мое движение приносило ему страдание. Но его рука сжималась все крепче, и заставляла двигаться мою всё жестче, быстрее. Всё прерывестей становилось его дыхание. Грудная клетка вздымалась, как меха в кузне, и я почти физически ощущала, как бешено бьется на его шее нитка пульса. И поймала себя на том, что мое дыхание тоже участилось. Что я стиснула крепче бедра, между которыми почему-то стало горячо и влажно. И облизнула вдруг пересохшие губы, хорошо, что Кей ничего не видит. Еще пара резких движений, и парень коротко застонал, а воздух задрожал от выброса силы. Чужое мощное удовольствие накрыло меня с головой, унося куда-то в потемневшее вдруг небо и вызывая ответный выброс. Меня пробило судорогой с головы до ног, и все мои силы ушли только на то, чтобы сдержать сиплый крик, готовый сорваться с губ. Безумная волна наслаждения выжимала меня без остатка, и я без сил ткнулась в широкую грудь, под тяжелое мужское дыхание. Крепкая рука прижала меня к себе.