Наши - Довлатов Сергей Донатович - Страница 5

• Предыдущая
• 5/20
• Следующая

– Желаешь рюмку водки?..

Кроме того, он дал нам радиоприемник и электрический тостер.

По вечерам мы иногда беседовали с ним.

Я узнал, что Рейнхард перебрался из Восточного сектора на Запад. Что он

– инженер-строитель. Что работа в гостинице тяготит его, хоть и приносит немалый доход…

– Ты женат? – спросил я.

– Эрика живет в Зальцбурге.

– Есть мнение, что брак на грани развода самый долговечный.

– Я уже перешел эту грань. И все-таки женат… Ты удивлен?

– Нет. – сказал я.

– Ты состоял в партии?

– Нет.

– А в молодежном союзе?

– Да. Это получилось автоматически.

– Я понимаю. Тебе нравится Запад?

– После тюрьмы мне все нравится.

– Мой отец был арестован в сороковом году. Он называл Гитлера "браун швайне".

– Он был коммунист?

– Нет. Он не был комми. И даже не был красным. Просто – образованный человек. Знал латынь… Ты знаешь латынь?

– Нет.

–И я не знаю. И мои дети не будут знать. А жаль… Я думаю, латынь и Род Стюарт несовместимы.

– Кто такой Род Стюарт? – Шизофреник с гитарой. Желаешь рюмку водки?

– Давай.

– Я принесу сэндвичи.

– Это лишнее.

– Ты прав…

Из Вены я написал Леопольду. Мой дядя позвонил в гостиницу. Сказал, что прилетит в конце недели. Точнее – в субботу. Остановится в "Колизеуме". Просит меня в субботу не завтракать.

– Я угощу тебя в хорошем ресторане, – сказал он…

Рано утром я сидел в холле "Колизеума". Выглядела эта гостиница куда шикарнее нашей. По залу разгуливали изысканные собаки. Гардеробщик был похож на киноактера.

Ровно в одиннадцать спустился дядя. Я сразу узнал его. Леопольд был так похож на моего отца – высокий, элегантный, с красивыми искусственными зубами. Рядом шла моложавая женщина.

Я знал, что должен обнять этого, в сущности, незнакомого человека.

Мы обнялись. Я поцеловал Хелене руку, в которой она держала зонтик.

– До чего ты огромный! – закричал Леопольд. – А где мама?

– Она нездорова.

– Как жаль! Я видел ее фотографии. Ты очень похож на мать, Я протянул ему сверток. Там была икра, деревянные матрешки и холщовая скатерть.

– Спасибо! Мы оставим вещи у портье. Я тоже имею подарки для вас… А сейчас мы пойдем в ресторан. Ты любишь рестораны?

– Как-то не задумывался.

– Там приятная музыка, красивые женщины…

Мы шли по направлению к центру. Леопольд говорил, не умолкая.

Хелена молча улыбалась.

– Посмотри, сколько машин! Ты когда-нибудь видел заграничные машины?

– В Ленинграде много туристов…

– Вена – маленький город. Да и Брюссель тоже. В Америке машин гораздо больше. А какие там магазины! В Ленинграде есть большие магазины?

– Магазины-то есть, – говорю.

– Какой же ты огромный! Тебя, наверное, любят женщины?

– Это скоро выяснится.

– Я понимаю. Твоя жена в Америке. Мы посетили ее в Риме. У нее был пластик вместо сумочки. Я подарил ей хорошую сумку за шестьдесят долларов… Стоп! Здесь мы позавтракаем. По-моему, это хороший ресторан.

Мы вошли, разделись, сели у окна. Заиграла негромкая музыка общею типа. Красивых женщин я что-то не заметил.

– Заказывай все, что хочешь, – предложил Леопольд, – может быть, стейк или дичь?

– Мне все равно. На ваше усмотрение.

– Говори мне, пожалуйста. – "ты". Я же твой дядя.

– На твое усмотрение.

– Что-нибудь из деликатесов? Ты любишь деликатесы?

– Не знаю.

– Я очень люблю деликатесы. Но у меня больная печень. Я накажу тебе рыбный паштет и немного спаржи.

–~ Отлично.

– Что ты будешь пить?

– Может быть, водку?

– Слишком рано. Я думаю. – белое вино или чай.

– Чай, – сказал я. – И фисташковое мороженое.

– Отлично.

– Что ты будешь пить? – обратился Леопольд к жене.

– Водку, – сказала Хелена.

– Что? – переспросил Леопольд.

– Водку, водку, водку! – повторила она.

Подошел официант, черноволосый, коренастый, наверное – югослав или венгр.

– Это мой племянник из России, – произнес Леопольд.

– Момент, – произнес официант. Он исчез. Внезапно музыка стихла. Раздалось легкое шипение. Затем я услышал надоевшие аккорды "Подмосковных вечеров".

Появился официант. Его физиономия сияла и лоснилась.

– Благодарю вас, – сказал я.

– Он получит хорошие чаевые, – шепнул мне Леопольд.

Официант принял заказ.

– Да, я чуть не забыл, – воскликнул Леопольд, – скажи, как умерли мои родители?

– Деда арестовали перед войной. Бабка Рая умерла в сорок шестом году. Я ее немного помню.

– Арестовали? За что? Он был против коммунистов?

– Не думаю.

– За что же его арестовали?

– Просто так.

– Боже, какая дикая страна, – глухо выговорил Леопольд, – объясни мне что-нибудь.

– Боюсь, что не сумею. Об этом написаны десятки книг.

Леопольд вытер платком глаза.

– Я не могу читать книги. Я слишком много работаю… Он умер в тюрьме?

Мне не хотелось говорить, что деда расстреляли. И Моню я не стал упоминать. Зачем?..

– Какая дикая страна! Я был в Америке, Израиле, объездил всю Европу… А в Россию не поеду. Там шахматы, балет и "черный ворон"… Ты любишь шахматы?

– Не очень.

– А балет?

– Я в нем мало разбираюсь.

– Это какая-то чепуха с привидениями, – сказал мой дядя.

Потом спросил:

– Твой отец хочет ехать сюда?

– Я надеюсь.

– Что он будет здесь делать?

– Стареть. В Америке ему дадут небольшую пенсию.

– На эти деньги трудно жить в свое удовольствие.

– Не пропадем, – сказал я.

– Твой отец романтик., В детстве он много читал. А я – наоборот – рос совершенно здоровым… Хорошо, что ты похож на мать. Я видел ее фотографии. Вы очень похожи…

– Нас даже часто путают, – сказал я.

Официант принес мороженое. Дядя понизил голос:

– Если тебе нужны деньги, скажи.

– Нам хватает.

– И все-таки, если понадобятся деньги, сообщи мне.

– Хорошо.

– А теперь давайте осмотрим город. Я возьму такси…

Что мне нравилось в дяде – передвигался он стремительно. Где бы мы ни оказывались, то и дело повторял:

– Скоро будем обедать.

Обедали мы в центре города, на террасе. Играл венгерский квартет. Дядя элегантно и мило потанцевал с женой. Потом мы заметили, что Хелена устала.

– Едем в отель, – сказал Леопольд, – я имею подарки для тебя.

В гостинице, улучив момент, Хелена шепнула: – Не сердись. Он добрый, хоть и примитивный человек.

Я ужасно растерялся. Я и не знал, что она говорит по-русски. Мне захотелось поговорить с ней. Но было поздно…

Домой я вернулся около семи. В руках у меня был пакет. В нем тихо булькал одеколон для мамы. галстук и запонки я положил в карман.

В холле было пусто. Рейнхард возился с калькулятором.

– Я хочу заменить линолеум, – сказал он.

– Неплохая мысль.

– Давай выпьем.

– С удовольствием.

– Рюмки взяли парни из чешского землячества. Ты можешь пить из бумажных стаканчиков?

– Мне случалось пить из футляра для очков.

Рейнхард уважительно приподнял брови. Мы выпили по стакану бренди.

– Можно здесь и переночевать, – сказал он, – только диваны узкие.

– Мне доводилось спать в гинекологическом "кресле.

Рейнхард поглядел на меня с еще большим уважением. Мы снова выпили.

– Я не буду менять линолеум, – сказал он. – Я передумал, ибо мир обречен.

– Это верно, – сказал я.

– Семь ангелов, имеющие семь труб, уже приготовились.

Кто-то постучал в дверь.

– Не открывай, – сказал Рейнхард, – это конь бледный… И всадник, которому имя – смерть.

Мы снова выпили.

– Пора, – говорю, – мама волнуется.

– Будь здоров, – с трудом выговорил Рейнхард, – чао. И да здравствует сон! Ибо сон – бездеятельность. А бездеятельность – единственное нравственное состояние. Любая жизнедеятельность есть гниение… Чао!..

• Предыдущая
• 5/20
• Следующая