Смертная чаша весов - Перри Энн - Страница 39

– На этот счет у меня нет никаких сомнений. Посмотри-ка на ту сторону лагуны, Уильям. Видишь, вон там церковь Санта-Мария-Маджоре?[7] Ну разве это не чудо? – Женщина показала рукой туда, где за темно-зеленой водной ширью возвышался в отдалении купол церкви, которая, казалось, плыла к ним навстречу.

Сыщик посмотрел на церковь: вид был невероятно картинным, и только легкий ветерок, ласкающий кожу, и плавное движение гондолы давали понять, что это не изображение, а сама реальность.

– А когда ее последняя связь закончилась неудачей, Зора взяла и выстрелила в своего любовника, – сказала вдруг фон Зейдлиц.

Уильям весь напрягся.

– Что?!

– В последний раз, когда у Зоры была связь, мужчина оставил ее, и она в него стреляла, – повторила Эвелина и, обернувшись, поглядела на Монка, широко раскрыв карие глаза.

– И это сошло ей с рук? – недоверчиво спросил детектив.

– Конечно. Все было совершенно по правилам. У нас в стране дуэли не запрещены.

Дама с удовлетворением отметила, как удивился ее спутник, а затем рассмеялась.

– Ну, разумеется, все идет нормально, когда дуэлянты – мужчины и бьются на шпагах. Мне кажется, Зора сознательно выбрала револьверы. Она очень хорошая фехтовальщица, но с течением лет стала действовать шпагой медленнее. А он был еще совсем молодым и очень искусным шпажистом.

– Так она его застрелила?

– Да нет, не до смерти, – прощебетала Эвелина. – Ранила в плечо. И все это было так глупо! Зора взъярилась, когда на балу он усиленно флиртовал с другой женщиной, очень хорошенькой и совсем еще юной. Все это через несколько дней вылилось в отвратительный скандал. Зора повела себя ужасающе. Она явилась в его клуб в сапогах и с сигарой во рту и вызвала любовника на дуэль. Чтобы не показаться уж совсем трусом, он принял вызов, но она победила, а он выглядел дурак дураком. – Рассказчица придвинулась еще ближе к Уильяму. – Он так и не справился с этой историей. Люди над ним смеялись. Ну, и в пересказе история обросла новыми подробностями.

Монк посочувствовал этому несчастному молодому человеку. Ему самому тоже пришлось пострадать от чрезмерно настойчивых и властных женщин. Какая в высшей степени непривлекательная черта! И ведь у многих, особенно у молодых, не хватает мужества переносить насмешки…

– И ты думаешь, она выступила с обвинением только для того, чтобы снова стать центром всеобщего внимания? – спросил сыщик, улыбаясь и проводя пальцем по щеке и шее собеседницы.

– Не совсем, – улыбнулась та. – Но Зора мало стесняется, если считает себя правой.

– По отношению к Гизеле?

– И в вопросах объединения, – подтвердила Эвелина. – Зора очень мало бывает на родине, но в сердце своем она патриотка. Любит индивидуальность, характер, чрезвычайные обстоятельства и право выбора. Сомневаюсь, что она ищет материальные выгоды и покровительство более крупной страны. Это неромантично, однако ведь большинство людей ведут очень неромантическую жизнь.

– А ты? – спросил Монк, целуя женщину в щеку и шею. У нее была такая мягкая и теплая кожа…

– А я очень практична, – серьезно ответила фон Зейдлиц. – Я знаю, что красота стоит денег, что нельзя устраивать роскошные балы, покупать прекрасные картины, посещать театры, балы, оперы, если все твои деньги уходят на вооружение и амуницию, на всякие военные нужды… – Она ласково затеребила волосы Уильяма. – Мне известно, что бывает, когда в страну вторгается иноземное войско: луга вытаптываются, деревни разоряются, урожай горит, а мужчины погибают. И нет смысла бороться с неизбежностью. Я бы предпочла притворяться, что со всем согласна, и покорилась бы, но не без изящества.

– Но разве объединение неизбежно?

– Очевидно. Я плохо разбираюсь в большой политике и знаю обо всем только из разговоров.

Эвелина откинулась назад и пристально посмотрела на Монка.

– Если ты хочешь узнать обо всем побольше, то, может быть, тебе стоит поехать в Фельцбург вместе со мной? Мы отправляемся туда на следующей неделе. – Лицо ее засияло, и она добавила с еще более сильным воодушевлением: – И там разузнать, действительно ли существовал заговор с целью вернуть Фридриха на трон и кто убил его, чтобы предотвратить возвращение.

– Вот хорошая мысль! – Детектив снова поцеловал свою приятельницу. Да, ехать просто необходимо.

Рэтбоун выхватил у Симмса письмо и торопливо вскрыл его. Оно пришло из Венеции, а значит – от Монка. Письмо было не таким длинным, как он ожидал.

Дорогой Рэтбоун,

Мне кажется, я истощил все источники информации здесь, в Италии. Все уважительно говорят о взаимной преданности Фридриха и Гизелы, даже и те, кого они не слишком заботят, особенно она. Чем больше я анализирую свидетельства, тем меньше нахожу в них оснований предполагать, что это она его убила. С его смертью принцесса должна была потерять все. Никто не верит, что он смог бы оставить ее, даже для того, чтобы начать борьбу за независимость.

Однако не исключено, что его смерти могли желать другие – из-за политических причин. Для этого, очевидно, мог быть избран Клаус фон Зейдлиц: он явно был заинтересован в объединении по личным и финансовым мотивам, а возвращение Фридриха могло бы нанести им ущерб, хотя, повторяю, никто не считает, что Фридрих был способен вернуться без Гизелы, а герцогиня ни за что не разрешила бы ей приехать, даже во имя независимости страны. Хотелось бы знать, почему герцогиня питает к Гизеле такую испепеляющую ненависть, даже спустя десять лет… Мне все говорят, что это не в ее характере – позволять личным чувствам мешать исполнению долга, тем более патриотического.

Собираюсь теперь отправиться в Фельцбург – может быть, узнаю что-нибудь там. Вопрос заключается в том, действительно ли существовал заговор с целью вернуть Фридриха в страну или нет. Я, естественно, дам вам знать обо всем, что раскопаю, независимо от того, на пользу это Зоре или нет. Сейчас я опасаюсь, что это может быть совсем не в ее интересах.

Полученные о ней сведения не всегда ее красят. И если б вы смогли убедить ее взять назад обвинение, это, возможно, стало бы самой большой вашей услугой ей, как официального консультанта. Если Фридрих был убит, то не исключено, что это мог совершить кто-то из значительного количества лиц, но Гизела к их числу не относится.

^{Желаю удачи, Монк}

Оливер выругался и швырнул письмо на стол. Может, это было глупо, но он надеялся, что детектив обнаружит нечто неизвестное о Гизеле – например, наличие любовника, более молодого, чем был Фридрих; что-нибудь вроде страстного помешательства, которое заставило ее жаждать освобождения от брачных уз… А может, свидетельство того, что Фридрих все узнал, пригрозил публичным скандалом и разводом…

Но Монк был прав. Это было почти, несомненно, политическое преступление, если вообще можно было говорить о нем в данном случае, а обвинение Зоры было продиктовано скорее ревностью, чем какими-нибудь фактическими данными. И единственно честный юридический совет, который мог ей дать адвокат, заключался в том, чтобы снять обвинение и как можно безоговорочнее извиниться.

Возможно, если она мотивирует свое поведение горем, переживаемым из-за смерти Фридриха, и глубоким разочарованием в связи с тем, что он навсегда выбыл из стана борцов за независимость страны, это вызовет к ней некоторое сочувствие. Издержки и материальный ущерб можно свести к умеренным. Но даже и в этом случае фон Рюстов почти наверняка поплатится своим добрым именем и разорится.

– Извиниться? – спросила она, не веря своим ушам, когда Рэтбоуна ввели в ее гостиную с экзотической шалью и красным кожаным диваном. – Я не хочу и не стану извиняться!

Погода была уже гораздо холоднее, чем когда юрист приходил сюда в первый раз, и за каминной решеткой пылал яркий огонь, вздымая языки и отбрасывая дрожащие красные тени на покрывающие пол медвежьи шкуры. Все это придавало гостиной какой-то первобытный вид, при этом, однако, странно согревающий душу.