Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe" - Страница 229

Она взяла его за руку и потянула к нагретому солнцем валуну, на который сейчас падала ажурная тень от листьев нависшего над ним дерева. Это был тот самый камень, сидя на котором она когда-то мечтала о поцелуях Северуса. Мерлин, как давно это было! Её мечты сбылись и превзошли все самые смелые ожидания. Но только не в том, что касалось понимания со стороны отца. Как ей хотелось — и тогда, и сейчас — чтобы два этих главных мужчины в её жизни поняли друг друга и, если не подружились, то хотя бы испытали взаимное уважение. Как жаль, что этому не суждено было случиться.

Сейчас Северус сидел рядом, так близко, обнимал за плечи и слушал её взволнованный рассказ о разбившемся вдребезги доверии и развеявшихся иллюзиях. Он не сердился на Луну. С детства не привыкший доверять людям, ждущий подвоха и пакостей отовсюду, он, тем не менее, не осуждал доверчивости, которую Луна питала к отцу. Кто знает, может быть, это правильный стиль жизни? Может быть, так и нужно строить отношения в нормальных семьях? Для него это было непривычно и странно, но… его семья ведь не являла собой образец теплоты и взаимопонимания, не так ли?

Странно другое. Северус не испытывал злости и раздражения по отношению к её папаше. Он вдруг представил себя на его месте. Вообразил, как Луна, его дочь, рассказывает о своей любви к какому-то старику, которого все считают преступником, убийцей и вообще отвратительным типом. Что бы он почувствовал? Разве не захотел бы избавить дочь от этой позорной связи? Любым способом…

Но если Луна рассказала отцу всё, как он мог не понять, что, уничтожив её избранника, он причинит ей боль? Неужели он смог бы причинить такие страдания своей девочке? Снейп уже не понимал, на чьём месте он себя ощущает. Неважно, кем он был бы для Луны — отцом или любовником. Разве смог бы он причинить ей ТАКУЮ боль? Неужели чувство собственника возобладало бы над состраданием к его маленькой Луне?

Говоря о случившемся, девочка будто заново переживала всё, что испытала и почувствовала тогда. Северус крепче обнял Луну, привлёк её голову к себе на плечо и нежно поглаживал волосы, рассыпавшиеся по плечам. Время от времени он чувствовал, как вздрагивает её тело. В такие моменты из глубин его души поднималась нежность, прикосновения его ладоней становились ещё более мягкими и успокаивающими. Утопая в этих странных ощущениях, Северус успевал удивиться тому, что не испытывает ни капли злости, гнева или досады к папаше Лавгуду, за то, что тот желал ему смерти. Злил его лишь факт, что старый дурак так глупо и бездарно разбил доверие дочери и причинил ей боль. Заставил страдать эту милую, наивную девочку, на долю которой и так выпало слишком много испытаний.

Когда рассказ Луны подошёл к концу, они ещё какое-то время сидели молча, крепко обнявшись, наслаждаясь этой нежданной близостью, принесшей обоим, несмотря ни на что, хрупкое, почти неосязаемое ощущение счастья с горьким привкусом тревоги. Наконец Луна пошевелилась, смахнула с лица слёзы, катившиеся из глаз во время рассказа и, приподняв голову, пытливо взглянула на профиль Северуса, резко очерченный в свете летнего дня, несмотря на падавшую на него тень.

Луна вглядывалась в это родное, любимое лицо, замечая и новые морщинки, и синеву под глазами, и появившиеся горькие складочки у губ, и нездоровую бледность. Бедный Северус… Как ему тяжело сейчас. Ещё и она добавила хлопот со своей неуместной откровенностью. Луна прижалась щекой к его щеке, погладила по лицу… Северус взял руку Луны и прикоснулся губами к её пальцам.

— Прости меня… — услышал он её виноватый шёпот.

— Мне нечего тебе прощать. Только…

— Я больше никогда-никогда ничего не расскажу ему, — перебила Луна, энергично тряся головой. — Обещаю!

— Только ему? — усмехнулся Северус.

— Ты же знаешь… Я могла довериться только ему. Никому другому я бы не стала ничего рассказывать. Мне бы это и в голову не пришло. А папе я верила…

Луна опустила голову. В её голосе звучало такое сожаление, что Снейп вновь ощутил острый приступ жалости к ней. Он притянул девочку к себе, и она вновь спрятала лицо у него на груди.

— Расскажешь мне про похороны Дамблдора? — неожиданно попросил Снейп.

Конечно, он читал репортаж о церемонии прощания в «Ежедневном пророке». Но ему хотелось не сухой, а местами слишком пафосной официальной версии. Ему нужно было услышать, как восприняла это событие Луна, как прочувствовала его, пропустила сквозь своё сердце. И она рассказала всё-всё, что ощутила и подумала в тот день, открыла Северусу все свои мысли и эмоции. Её рассказ был столь образным и ярким, что Снейпу показалось, будто он сам побывал на похоронах. Он даже слегка пожалел, что не услышал плача Фоукса — так живо и образно описала его Луна.

Они могли бы просидеть так до ночи. Но Северус помнил, что ему нужно будет ещё заскочить к знакомому поставщику ингредиентов для зелий. И вернуться в Малфой-мэнор, не вызвав ни у кого подозрений по поводу своего долгого отсутствия. Поэтому он с сожалением вздохнул, коснулся губами Луниной макушки и тихо произнёс:

— Пойдём в дом. Я должен стереть ему память.

Луна послушно кивнула и поднялась с камня.

— Когда подойдёшь к отцу, встань точно напротив него, чтобы я мог видеть его глаза, — сказал Северус. — Говори с ним, о чём хочешь, пока я буду убирать из его мозга ненужные воспоминания. Когда закончу — прикоснусь к тебе. После этого выходи вместе со мной, проводишь меня до калитки.

С этими словами Северус поднялся и ещё раз крепко обнял Луну. Мерлин всемогущий, как же ему хотелось целовать её здесь, сейчас, до дрожи, до изнеможения! Швырнуть на траву чёрную мантию, уложить на неё свою девочку и ласкать, ласкать нежно и страстно, с каждой минутой горячей и развратней и ощущать её руки и губы на своём теле, тонуть и растворяться в её всё более раскованных и смелых ласках…

Но вместо этого пришлось отстраниться от неё, так же, как и он, трепещущей в ожидании ласки, сгорающей от внутренней, с трудом сдерживаемой страсти. Оторвать себя — с усилием, с болью, с кровью — и отправляться наверх, к странному дому в форме цилиндра, исправлять ошибки, порождённые её доверчивостью.

Северус наложил на себя дезиллюминационное заклятие и направился к вершине холма, обнимая за талию прижавшуюся к нему Луну. Взобравшись на крыльцо, Луна осторожно потянула на себя входную дверь и тихонько вошла в дом. Северус проскользнул следом. Кухня по-прежнему была пуста. Луна махнула рукой, призывая Северуса следовать за ней. Они бесшумно поднялись по винтовой лестнице наверх и очутились перед приоткрытой дверью, ведущей в папину комнату.

Ксенофилиус сидел за столом и увлечённо строчил на листе пергамента с такой скоростью, словно перо в его руке было тем самым прыткопишущим пером Риты Скитер. Он приткнулся на стуле боком, в неудобной позе, его длинные ноги, согнутые в коленках, были отведены в сторону и, казалось, занимали половину тесной комнатушки. Но Ксенофилиус не замечал никаких неудобств, не видел и не слышал ничего, что творится вокруг.

Когда Луна, а вслед за ней невидимый Северус, вошли в комнату, Ксенофилиус не перестал писать. Он даже не поднял головы на звук шагов и скрип стареньких половиц, показавшийся Снейпу оглушительным.

— Папа, — позвала Луна.

Он, кажется, вовсе не услышал её.

— Папа! — Луна позвала громче.

Ксенофилиус вздрогнул, оторвался от пергамента и повернулся на голос. Глаза его ещё какое-то время оставались совершенно нездешними. Уловить выражение косящего глаза оказалось попросту невозможно. Тем не менее, Снейп попытался с помощью Легилименса проникнуть в сознание Лавгуда и, кажется, это ему удалось. Тем временем взгляд Ксенофилиуса стал более осмысленным. Он всё-таки узнал Луну и спросил рассеянно:

— Что случилось, капелька?

— Ничего, папа. Просто тебя очень долго не было слышно, и я пришла узнать, как продвигается статья.

— Ещё немного, и я закончу её. Если хочешь, посиди здесь. Максимум, четверть часа — и ты сможешь её прочесть.