Побочный эффект (СИ) - "Miss Doe" - Страница 122

Если считать, что способности Лавгуд к окклюменции распространяются лишь на него одного, следует признать тот факт, что причиной такого феномена служит её влюблённость. В отличие от многих, утверждавших, что никакой любви на самом деле не существует, есть инстинкт размножения и связанная с ним химия мозга, Снейп не мог отрицать существования этого чувства. Не мог, потому что жил им долгие годы, делая всё, чтобы сохранить его в себе, несмотря на муки, приносимые им. Пожалуй, до недавнего времени это было единственное, чем он дорожил в своей жизни, как бы пафосно это ни звучало. Но вот утверждение, что любовь есть великая магия и что сила любви способна творить чудеса, вызывала в нём отторжение и протест.

Да, любовь могла дать крылья или низвергнуть в пучину невообразимых мук. Но всё это были лишь ощущения. На реальные чудеса и какие-то магические проявления любовь не способна. В частности, она не может никого спасти, уберечь, предупредить… Если бы такое было возможно, Лили сейчас была бы жива. Потому что любить сильнее, чем он любил её, невозможно. Но сила его любви не спасла её. А значит…

Но ведь как-то же она смогла защитить от Волдеморта собственного сына? Все вокруг утверждают, что именно её любовь спасла мальчишку и отняла у Тёмного Лорда силу на долгие годы. Но, может быть, всё было совсем не так, и Лили знала какое-то сильное заклинание, которое и привело к таким последствиям? Никто ведь не знает, как там всё происходило на самом деле.

И почему тогда сила её любви к Поттеру и его любви к ней не спасла их обоих? А Лонгботтомы? Разве они не любили друг друга? Снейп попытался вспомнить другие пары, связанные этим чувством — и не смог. Малфои? Не смешите меня. Если их отношения и можно назвать любовью, то она носит довольно специфический характер. Это, скорее, их общая привязанность к привычкам, укладу, традициям их круга. Именно эта общность интересов и то, что больше всего на свете они любят свои аристократические привычки, цементирует отношения Малфоев крепче любых других чувств.

Большинство известных ему пар под словом «любовь» подразумевали привычку жить вместе, совместный быт, помощь в решении различных житейских вопросов. Это не имело ничего общего с тем чувством, которое однажды поселилось у него в душе и не покидало её даже со смертью любимой. Разве эта, с позволения сказать, обрюзгшая, обросшая бытовым хламом, обыденная «любовь» могла творить чудеса? А любовь его матери к отцу-магглу? Почему она не возвысила этого подонка хотя бы до уровня порядочного человека? Может быть, потому что в этих отношениях любил только один, а второй лишь позволял себя любить?

От этой мысли Снейп резко сел в кровати. Вот оно! Кажется, он нашёл решение. Во всех известных ему случаях так называемой «любви» любил только один человек. Или один любил больше, а другой меньше. В этом всё дело. А если любовь способна творить чудеса только тогда, когда она взаимна? Когда с одинаковой силой друг друга любят двое?

И то, что его любовь не смогла уберечь Лили от гибели, означает, что усилий его одного оказалось недостаточно. И что Поттер любил её гораздо меньше, чем она его. Иначе сила их любви защитила бы их обоих. Ну, для Снейпа это не было великим открытием. Он всегда подозревал, что Поттер любит Лили приблизительно так же, как квиддич и относится к ней, как охотник к добыче. Ловец, поймавший снитч перед носом у соперника и испытавший чувство глубокого удовлетворения от собственной удачи и от зависти и досады конкурента.

А как же его собственный патронус? Разве это не чудо — научиться вызывать такой же патронус, как у любимой девушки? Значит, на это хватило силы его любви? Или к ней добавлялась вера, что Лили любит его так же, как он её? А вдруг тогда она его действительно любила?

Эта мысль заставила сердце Снейпа заколотиться часто-часто. Но на смену ей пришла другая, более трезвая. Лили НИКОГДА не любила его. Он понял это лишь тогда, когда прочитал в «Пророке» объявление о её предстоящей свадьбе с Поттером. А до этого продолжал слепо верить и глупо надеяться, что её увлечение этим пустым фанфароном пройдёт сразу по окончании школы. В тот период, когда он научился вызывать патронуса в виде лани (кто бы знал, каких усилий это стоило мальчику, единственным счастливым воспоминанием которого были невинные встречи с девочкой, ставшей для него центром мироздания»), Снейп свято верил, что Лили любит его. Только это дало ему силы и способность создать собственный патронус.

Сердце заныло от привычной боли, которая с годами перестала быть острой и режущей, превратившись в ноющую и выворачивающую душу наизнанку. «Зубная боль в сердце» — точнее не скажешь. Хватит думать о том, чего нет и не могло быть, одёрнул себя Снейп. Сейчас важно понять, почему же всё-таки Лавгуд удаётся так легко проникать в его сознание. Без лирики и этих романтических слюней. «Сила взаимной любви». Тьфу!

Но как ни старался Снейп отогнать от себя эти дурацкие мысли, как ни язвил над собой, как ни ругал себя за идиотизм — с каждой минутой в нём росла и ширилась уверенность в том, что его предположения правильные и что именно любовь позволяет Лавгуд беспрепятственно хозяйничать в его сознании. Причём любовь взаимная. Пора отдать себе отчёт — он влюблён в девчонку. Влюблён до такой степени, что не может прожить и дня, чтобы не встретиться с ней. И мечтает о физической близости с ней, как озабоченный мальчишка-подросток. Как такое могло случиться? Как он мог распустить себя до такой степени? Неужели виной всему это проклятое зелье с её кровью? А тот факт, что он выпил слишком большую дозу этого снадобья в качестве эксперимента, лишь усугубил ситуацию? А если бы он не сделал этого — смог бы сейчас спокойно жить, как прежде, не сходя с ума по девчонке?

Как бы то ни было, с этим нужно как-то бороться. Для начала сделать их встречи более редкими. В конце концов, он преподаватель, а она его студентка. И он не имеет права мечтать о том, о чём мечтал не далее, как сегодня вечером в ванной. Тем более не имеет права показывать ей эти мечты. Решено. Завтра он не будет заниматься с ней окклюменцией. Потерпит. И она потерпит. Пора излечиваться от этого горячечного бреда. У таких отношений нет и не может быть будущего.

Приняв это решение, Снейп почувствовал себя по-настоящему плохо. Сердце ныло так, будто расставалось с девчонкой навсегда. Какая-то часть души Снейпа тихонько скулила и подвывала, словно жалкий искалеченный, дрожащий от холода щенок: «Нет… Пожалуйста… Не делай этого. Пусть она завтра придёт. Пожалуйста, встреться с ней…» Снейп пытался безжалостно заглушить эти стоны и мольбы, но ему не удавалось перебороть себя. Гнев на себя и на собственную слабость не помогал доводам рассудка пробиться сквозь этот отчаянный скулёж. Чувство долга помогало держаться, но как же Снейп ненавидел сейчас это проклятое чувство!

Ночь прошла в душевных муках и борьбе с самим собой. Сон так и не пришёл к нему. Снейп встал с постели с головной болью и тёмными кругами под глазами. Нос заострился и казался ещё больше на худом изжёлта-сером лице со впалыми щеками. «Сегодня занятия не будет, — твёрдо сказал себе Снейп. — Всего лишь один день. Потерпишь. Завтра встретитесь». И его скулящая от тоски душа смирилась и приняла этот приговор.

Выйдя из кабинета, Луна медленно побрела по коридору, рассеянно проводя рукой по шероховатой каменной стене, совершенно не замечая её холода. Всё её естество было наполнено воспоминаниями о новых ощущениях, только что испытанных ею в классе.

Проникновение в мозг Снейпа во время легилименции отличалось от того, что происходило с Луной, когда он принимал зелье. В момент, когда зелье начинало действовать, Луна становилась Снейпом, видела его глазами и воспринимала действительность его чувствами. И лишь маленький уголок сознания по-прежнему принадлежал ей.

Сейчас, во время сеанса легилименции, Луна продолжала оставаться собой и видела сознание Снейпа как бы со стороны. Она не ощутила себя возбуждённым мужчиной, но отчётливо поняла, что Снейп возбуждён и что его тянет к ней так, что ему трудно справиться с этим желанием. Его. Тянет. К ней. Его тянет к ней? Его тянет к ней! Ему хочется касаться её, обнимать, целовать. Его руки и губы хотят ласкать её, а его тело жаждет ответной ласки. Неужели он любит её? Разве это возможно? Неужели её самые смелые мечты могут осуществиться, а не оставаться лишь фантазиями влюблённой девчонки? И если в следующий раз с ним случится что-то похожее, почему бы ей не перестать стоять, как дурочке с открытым ртом, а сделать шаг к нему навстречу, обнять, а дальше — будь что будет!