Каменный ангел (СИ) - Амусина Юлия - Страница 46

Все во мне перевернулось от этого простого признания, сказанного сквозь деланный смех, от того еще более серьезного. Я рассеянно смахнула ладонью слезы, нерешительно подалась вперед и нежно поцеловала его у самого уголка губ. Глеб больше не смеялся, напротив, его тело ощутимо напряглось, руки поднялись к моему лицу, ладони мягко обхватили мокрые щеки в бессознательной ласке, и это простое движение вдруг оказалось последней каплей, необходимой для того, чтобы на запустевший берег хлынули волны.

Из моей груди вырвался всхлип, и я, тесно прижавшись к Глебу, спрятала мокрое лицо у него на плече.

— Вер, ты чего? Не веришь, что кто-то может тебя любить? — он медленно провел ладонью по моей спине, хоть и заметно было, как трудно ему делать движения. — Давай, завязывай с этим, родная…

Он кое-как развернул меня за плечо, шершавыми от крови губами коснулся лба, короткими поцелуями пробежался по мокрой щеке, стирая мои слезы. И я потянулась ему навстречу, испытывая схожее желание найти успокоение в объятиях друг друга, использовать миг, быть может, последний, для того, чтобы без слов выразить то, что уже долгое время сдавливало грудь и заставляло тревожно сжиматься сердце. Я не могла найти правильных фраз в ответ на его признания, но он должен был понять…

Обхватив ладонью мою щеку, большим пальцем смахнув новый слезливый ручеек, Глеб нашел губами мои губы и поцеловал, сначала легко, едва касаясь, затем ворвался языком в мой рот, целуя жадно, яростно, больше не обращая внимания на свои разбитые в кровь губы. Его поцелуи в равной мере дарили как боль, так и ни с чем не сравнимое наслаждение, его дыхание наполняло мои легкие другим, живительным, столь необходимым сейчас воздухом. Я чувствовала, что моя дикая потребность в этом человеке выходит из-под всякого контроля, в нем был мой свет, моя неясная, призрачная надежда. С того дня, как впервые подумала о нем с едва заискрившимся интересом, я стала меньше изводить себя жуткими для любого нормального человека, но привычными для себя антиутопическими мыслями.

Глеб давал мне не один повод для того, чтобы продолжать топтать ногами землю, а теперь мы оба оказались в таких условиях, где от нас ничего не зависит.

Если он умрет, я тут же опущу руки и больше не стану бороться.

— Мы все делали неверно, — сказала, когда мы едва отстранились друг от друга, переводя сбившееся дыхание. Я бессознательно запустила ладонь в спутанные от крови волосы Глеба, прижалась губами к исцарапанной щеке чуть ниже уха.

— Что делать — не получается у нас так, как надо.

— Это все из-за меня. Я не умею жить, Глеб. Я могу только рушить свою жизнь.

— Знаешь, я делал то же самое, пока ты не попалась мне под ноги там, на дачке. А потом все как-то быстро завертелось, и что бы ты там сейчас ни болтала о своей жизни, мою ты раскрасила. Честное слово.

Он шумно втянул носом воздух и прикрыл глаза. Спустя пару секунд я вновь услышала его голос, развеивающий твердую тишину подвала.

— Я тоже разрушил свою жизнь, причем конкретно так. Снес все, что имел, перечеркнул тех, кого любил. Быть может, у меня больше не будет возможности рассказать тебе все… Видишь, я хочу, чтобы ты не думала, будто я — тупой ублюдок, стреляющий по всему, что движется. Но и хорошего во мне очень мало. Из-за меня отец умер, не смог пережить того, что сыночка за убийство загребли. Я тебе рассказывал — парочка обдолбанных придурков примоталась на улице к девчонке, тащили ее в кусты, а я был неподалеку, ну и… Менты ужасно обрадовались, когда девчонка в панике меня им слила — к тому времени я успел обратить на себя их внимание, но закрывать меня было не за что. А тут повод такой…

Глеб замолчал, и я тоже не проронила ни слова, только жалась к его избитому телу так, точно через какие-то мгновения он непременно исчезнет.

— На зоне меня сразу попытались прижать. В стычке положил одного особо ретивого, уже не случайно, а чтоб до других дошло. Хапнул очередной головняк, зато отстали. Но ясно было, что ненадолго. А однажды связался со мной через вертухая один дядя… — Хаос чуть скривил разбитые губы, скорбно качая головой. — Для таких бешеных злобных щенят, как я, было два пути; думаю, не удивишься моему выбору, а? Когда вышел, вообще не просекал, че делать, думал, на воле будет еще хуже, чем там. А за меня уже все решили, — Глеб усмехнулся. — Встретили почти у самых ворот, сказали, что наслышаны о моих «заслугах», предложили помочь с документами, работу обещали… Вот так молодой салага по имени Глеб откинулся на зоне, а я стал Хаосом. Тогда же познакомился с Костей.

— Поначалу вы были друзьями…

— Ага. Друг за друга горой, грудью на амбразуру, брат за брата… А потом я решил соскочить, выполнил последнее задание, обрубил все концы и растворился на просторах необъятной Родины; дальше плясать под дудку этих «волонтеров» не было никакого желания. Не знаю, чего я хотел — очиститься, переродиться, может, стать добропорядочным бакланом, изменить всю свою жизнь? Вот только отпускать меня никто не собирался.

— За тобой отправили Тома?

— Ну, разумеется! Кого ж еще? Он был на хорошем счету у хозяев, умел выслеживать жертву и в конце концов всегда настигал заданную цель. Я не стал исключением. Ему дали приказ меня убрать, но…

Глеб замолчал, не торопясь завершать свой рассказ, и вдруг вовсе сменил тему.

— То было тяжелое время. После всего этого я болтался, как хрен знает кто, все место себе искал, перед самим собой хотел оправдаться, но слишком поздно понял, что все это пустое… Судьба закинула в одну из горячих точек, там снова пришлось брать в руки волыну и убивать. Потом все-таки вернулся…

Его речь звучала все медленнее; становилось ясно, что в своем рассказе Глеб подошел к некоему важному моменту, о котором ему трудно говорить в прежнем тоне. Я потерлась носом о его плечо и обвила рукой его торс, устраиваясь удобнее.

— Тогда познакомился с Максом?

— А… Нет. С ним мы давно знакомы, сполна вместе дерьма огребли по молодняку, потом не виделись долго — меня туда-сюда бросало, его тоже нехило жизнь побила. Ты не смотри, что он такой простачок добродушный, на самом деле Макс жестче, чем кажется на первый взгляд. Нормальный он пацан, понимаешь? Хочется верить, ему удалось ускользнуть от этих упырей…

— Глеб, — позвала я, чтобы отвлечь его от мыслей о судьбе друга. — Что произошло потом, когда ты вернулся?

— Я… Короче, решил, что хватит мне со смертью хренами меряться, поехал домой, к своим… Отец к тому времени умер — черт знает, может, именно эта новость и заставила меня сунуть голову в пекло тогда? Я часто представлял, как явлюсь к матери, типа с повинной. Не знал, как она отреагирует, ведь я по всем источникам числился мертвым, но все-таки здорово хотел ее увидеть. У меня, кроме нее, не осталось больше никого. Однажды, набравшись духу, поехал к ней, чтобы попытаться поговорить, как-то объяснить… Хотя бы просто увидеть, убедиться, что все хорошо. Душняк, конечно. Как последний баклан сидел за рулем лайбы с тонированными стеклами, ждал, когда она выйдет из дома, потому что не мог заставить себя вылезти и сделать даже пару шагов к забору. А когда увидел мать в компании соседа дяди Гриши, понял, что она сумела заново построить то, что я сломал. Она казалась счастливой, спокойной. Я не мог вновь появиться перед ней после стольких лет, снова разрушить ее жизнь, может, подставить ее под удар, понимаешь? Я просто завел мотор и укатил к чертям. Навсегда.

Едва я собралась ответить, как за дверью вновь раздались характерные скрипы.

ГЛАВА 18

— Ай, черт!

— Макс, не вертись, — Рита цепко ухватила Щёлокова за плечо и прошлась смоченным в вонючем растворе ватным диском по глубокой царапине, вот уже почти два часа украшающей левую щеку хакера.

— Да какой! Щиплет, — буркнул тот, однако попыток дернуться больше не предпринимал.