Луна твоей жизни (СИ) - Лафф Кира - Страница 10

Мне казалось, он тренирует меня или, лучше сказать, дрессирует. Натаскивает, чтобы я могла с лёгкостью отыскать скрытый смысл любого произведения искусства. Он унижал, оскорблял меня или просто игнорировал в случае неудачи и соглашался, если я была на правильном пути. Фраза «да, согласен с тобой» стала наивысшей похвалой для меня. Что он делал со мной? За каких-то полтора месяца я превратилась из вполне довольного жизнью блогера в вечно нервную, неудовлетворённую и озабоченную… Так кем же я стала?

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Кирилл

Узнать её имя оказалось совсем несложно. На самом деле она сама дала все карты в руки. Малышка сказала, что она преподаватель. Зашёл на сайт университета и в нужном разделе нашёл её. Девочка смотрела на меня с фотографии своим робким и наивным взглядом.

Я и не надеялся, что мне так быстро повезёт отыскать объект для своего нового исследования. Но, мать твою, повезло необычайно. Девочка была не простой невинной овечкой, она оказалась настоящим ценителем литературы.

Тогда в кабинете декана я с трудом сдерживался, чтобы не выказать свою истинную заинтересованность. Но мне нужно было сдерживаться до поры до времени, чтобы не спугнуть мою нежную пташку.

Женщины всегда хотят то, чего не могут получить, поэтому мне не составило труда заронить в этой наивной душе искренний интерес к своей персоне. Она не была похожа на тех женщин, с которыми я обычно имел дело. Слишком робкая, слишком пугливая и слишком доверчивая. Чувствовал себя охотником, который следует по пятам за прекрасной молодой ланью. Я терпеливо наблюдал, как она пряталась в зарослях, выжидал, пока пойдёт на водопой. Искал подходящий момент, чтобы выпустить в неё свою стрелу. Мне нужно было ранить её душу, обездвижить волю, чтобы потом подобрать несопротивляющееся тело и отнести к себе в хижину.

Несколько раз я всерьёз думал отменить свой дьявольский план. Однако её доверчивость и слепая наивность разожгли во мне такое адское пламя, что я уже был не в силах его потушить. Смотрел на её чистое, правильное и такое сосредоточенное лицо, робкие губы, послушно пересказывающие строки поэмы. Разглядывая её нежный розовый ротик, я гадал, какого цвета её другие губки, те, что скрыты от меня под одеждой. Такие же розовенькие и невинные? Интересно посмотреть, как они, наливаясь возбуждениям, начинают краснеть. Представляя всё это, я прикрывал глаза от удовольствия, стараясь сохранить невозмутимый вид. Моя маленькая послушная ассистентка и не догадывалась, какая порочная тьма скрывается в её новом боссе.

Мне нравился её упрямый вздёрнутый носик, задорно взмывающий вверх, когда она осмеливалась поднимать на меня взгляд. Моя милая девочка. Сердце сжималось от непонятного трепета, когда я видел её маленькую фигурку, спешащую мне навстречу, взволнованную и возбуждённую от предстоящего общения. В такие моменты я мысленно одёргивал себя, не давая странным новым ощущениям завладеть моим разумом.

Я пытался показать ей изнанку искусства, его требовательность и неумолимость. То, как оно полностью поглощает тебя и требует постоянной верности. Всё искусство как балет — прекрасно в конечном варианте, но пропитано кровью и болью в потемневших от мозолей ступнях.

Однако моя маленькая Луна не хотела так быстро сдаваться. С упорством ребёнка, который запомнил из чудаковатого мультфильма, что Париж находится в Африке, доказывала мне свою точку зрения. «Искусство освобождает», «прекрасное лечит», «литература воспитывает душу» — такими тривиальными обывательскими идеями была заполнена её хорошенькая головка.

Когда я слушал её рассуждения, то руки чесались наклонить её прямо в парке и отшлёпать по полной программе, чтобы доходчивее объяснить свою точку зрения. Но я сдерживался как мог. Иногда мне казалось, что она чувствовала некую тьму во мне, в моих глазах. Возможно, поэтому она периодически прерывалась на полуслове в своих рассуждениях, зябко ёжилась и обнимала себя обеими руками, будто желая отгородиться от меня. Тогда мы оба замолкали — я пытаясь урезонить свои тёмные начала, а она… Она, наверное, инстинктивно боялась меня. И моим демонам это нравилось, не буду скрывать.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Иногда мне казалось, что она вот-вот сломается и сама отдастся мне в руки. В последние недели я начал замечать, как она разглядывает меня украдкой. Как нервно облизывает свои губы, когда я невзначай дотрагиваюсь до неё. Делал вид, что она меня совсем не интересует, в тайне фантазируя о том, что вскоре позволю себе сделать с её мягким и податливым телом. Я знал, что моё показное безразличие только ещё больше раззадоривает её. В прошлом я пользовался такой тактикой слишком часто, чтобы теперь не разглядеть зарождающийся огонь желания в её чистых небесного цвета глазах.

Во время наших встреч этот упрямый ангелочек отчаянно пытался внушить мне уважение к своей персоне. К моему удивлению, у неё это получалось. Я отдавал должное её уму, проницательности и литературному вкусу. Конечно, этого я ей никогда не показывал, ведь цель моего с ней общения заключалась вовсе не в дружеских встречах. Я должен был проникнуть в её разум, прочно укрепиться там, стать её внутренним голосом. Чтобы она, приходя в художественную галерею, театр, кино или просто читая книгу, невольно задавалась вопросом: «а что скажет на это он?». Мне хотелось, чтобы она вела со мной внутренние диалоги, оказалась под влиянием моей личности. Для этого требовалось полностью вытравить из неё ту уютную размеренную жизнь, которую она вела до нашего знакомства.

Всё шло хорошо, но порой мой внутренний писатель пытался бороться со мной, демоном, которого он сам пустил за руль. Это выливалось в трёхдневную разлуку. Просто не мог видеться с ней в те дни. Я был похож на сумасшедшего: ходил по квартире и громко спорил сам с собой. Успокоиться мне чаще всего помогали алкоголь, случайный секс и запрещённые вещества.

Когда очередная снятая мной шлюшка послушно ласкала опытным языком мою затвердевшую плоть, я закрывал глаза и представлял себе лицо Киры. Эти чистые голубые глаза, покорно смотревшие из-под опущенного бархата ресниц. Фантазировал, как нежные яблочки её щёчек трогает пунцовый румянец, когда она скользит маленькой ладошкой по моему члену. Чёрт, этого хватало для моментальной разрядки.

После того, как я брал «правильного» писателя обратно под контроль, мы продолжали наши встречи. И они с каждым разом становились всё более напряжёнными. Всего за пару месяцев наших регулярных встреч я начал чувствовать какую-то странную, навязчивую потребность в её обществе. В такие минуты начинал бояться глубины собственной одержимости. Последние несколько недель я больше не мог думать ни о ком, кроме неё. Уже и забыл, каково это. Быть настолько поглощённым какой-то идеей. Ведь виной моему наваждению был только корыстный творческий интерес. Конечно, иначе быть не могло! Каждый раз, когда во мне просыпалась некая чрезмерно чувствительная бесхребетная натура, я отчаянно убеждал себя в этом.

Как-то раз, когда мы задержались на какой-то выставке, я провожал девчонку до стоянки такси. Приглушённые блики ночных фонарей подсвечивали её задумчивое бледное лицо. Я посмотрел на неё. Гораздо более долго и внимательно, чем того требовали обстоятельства. От порыва прохладного ветра она зябко поёжилась и обняла себя руками. Тогда я снял с себя куртку и набросил ей на плечи. Электрический разряд прошиб меня, когда я дотронулся до неё. Девочка томно прикрыла глаза и, облизнув сладкие губы, слегка приоткрыла их. В штанах всё вмиг затвердело. На секунду я представил, что мог бы сейчас дотронуться своими губами до её розовых лепестков. Нежно и мягко. Проникнуть в её горячий влажный ротик языком и исследовать его ласковую сладость. Как же хотелось трахнуть эту мелкую девчонку прямо здесь и сейчас!