Бахир Сурайя (СИ) - Ахметова Елена - Страница 18

Камаль едва заметно расслабил плечи, но клинки убирать не стал.

— И как именно ты намерена прогнать бурю, о болтливейшая из женщин? — негромко поинтересовался он, не оборачиваясь.

— Не имею ни малейшего представления, — севшим голосом призналась я, пропустив подколку мимо ушей, и зажмурилась.

Ну же, Аиза, думай. Теперь-то уже не тайна, как именно Нисалю-аге удается создавать практически неуязвимые заклинания, защищенные даже от магов-«зеркал»: всех сложностей — на лишнюю пару часов работы с тончайшими исчезающими струнами магии. Вероятно, с насланной бурей он подстраховался точно так же, и просто выйти и поглотить ее нечего и пытаться — к тому же буря-то настоящая, это ветры над пустыней зачарованы, а песок вполне реален, и без купола от него не спастись.

А купол… я поперхнулась воздухом. А купол-то не опирается ни на башни, ни на стены ущелья!

— Камаль, — задумчиво окликнула я, — а чем заякорен купол, что его не сдуло вместе с нами?

Он почему-то молчал — куда дольше, чем было необходимо, чтобы вспомнить, как именно заклинание крепилось к песку.

— Камаль?

— Мечом, — с усмешкой ответил вместо него Бахит. — Твоим клинком. Камаль ведь тоже положил на него глаз, не так ли?

— Закрой рот, — вполголоса посоветовал ему Камаль и обернулся. Я вздрогнула от неожиданности — так он потемнел лицом. — Ни мать, ни пустыня не добавили тебе ума и, видимо, уже ничто не добавит. Нет. Якорь купола — это сама Аиза.

Бахит отчего-то и впрямь замолчал, удивленно хлопнув глазами. Я перевела взгляд с одного кочевника на другого и решительно встряхнулась, демонстративно отказываясь разбираться в нюансах и подтекстах.

— Значит, — твердо произнесла я и выдержала паузу, дожидаясь, пока оба не посмотрят в мою сторону, — купол можно сдвинуть?

Верблюд возит на себе золото, а сам ест колючки.

арабская пословица

Идти вместе с куполом оказалось весьма занимательно.

"Якорной цепи" заклинания аккурат хватало на то, чтобы я могла пройти из центра защитного круга до стоянки верблюдов. Стоило мне шагнуть дальше, как купол сдвинулся вместе со мной — и, судя по ощущениям, со всем песком, которым нас успело замести во время бури. От неожиданной тяжести я сама почувствовала себя вьючным верблюдом и, если бы не Камаль, вовремя подставивший плечо, наверняка бы упала.

Но купол сдвинулся на целый шаг. От меня всего-то и требовалось, что сделать ещё пару тысяч.

Камаль терпеливо дождался, пока я не восстановила равновесие, и на всякий случай остался рядом. Бахит встал с другой стороны — с таким обречённым видом, словно волочь купол предстояло ему, и, в общем-то, оказался не так уж и неправ.

Нет, купол по-прежнему был заякорен на меня. Но уже после десяти шагов волочь меня саму и правда пришлось Бахиту и Камалю, ради чего они даже заключили молчаливое перемирие и подперли меня с двух сторон.

Караван двигался следом. Теперь люди уже не переговаривались, а сосредоточенно отслеживали, как я иду: задержавшиеся рисковали упереться в заднюю стенку плетения, у которой постепенно столпились все верблюды. Несмотря на усилия погонщиков, они не горели желанием покидать безопасный купол, где их так восхитительно долго никто никуда не трогал, и их соседство дисциплинировало даже эффективнее, чем желание скорее добраться до оазиса.

Купол медленно, но верно выползал из песчаной западни: я чувствовала, как основа заклинания под ногами по чуть-чуть идёт в гору, и уговаривала себя сделать ещё шаг, пока измученные духотой и беспомощностью мужчины не погнали меня вперёд пинками. Мотивировало прекрасно, хотя своего молоха, наотрез отказавшегося куда-либо идти во всей этой тесноте, я уже практически ненавидела. Верблюды, которым приходилось спасаться от шипов и рогов, были всецело солидарны.

— Свет! — первым заметил Бахит и, резко приободрившись, так рванул вперед, что едва не сбил меня с ног.

Купол тоже дернулся — и встал.

— А можно его как-нибудь приоткрыть спереди? — безнадежно поинтересовалась я, обернувшись и убедившись, что больше половины защитного плетения по-прежнему погружено во мрак.

— Иди сюда, — не выдержал Камаль и перебросил меня через плечо прежде, чем я успела отреагировать на предложение.

Плечо врезалось мне в живот так, что в глазах потемнело, но от этого одобрительное улюлюканье позади показалось только громче.

Зато купол задвигался с такой обманчивой лёгкостью, что я почти обзавидовалась. Одаривает же пустыня некоторых — и магией, и силой, и решительностью… манерами бы вот ещё одарила, цены бы ему не было!

Улюлюканье сменилось радостными возгласами. Сквозь плетение купола просачивался дневной свет, и воздух внутри начал быстро нагреваться.

Камаль так же бесцеремонно сгрузил меня на землю и, с нескрываемым облегчением размяв плечо, повел руками. Под его пальцами привычно загудели магические струны, и купол резко опал вниз — вместе со всем песком, который не успел скатиться сам, но всеобщего ликования это не отменило.

После многочасовой духоты в замкнутом пространстве сухой воздух пустыни показался слаще меда. Я вдохнула полной грудью — и только потом обернулась.

За нашими спинами вздымалась буря — огромное охряное облако до самого неба закручивалось спиралью, с каждым оборотом все глубже вгрызаясь в песок и стирая длинную борозду, оставленную куполом. Зачарованная Бахир Сурайя и не думала затихать, хотя смысла в ее ярости больше не было.

Я неуверенно шагнула вперед, к Камалю. Песчаное облако осталось на месте, и я повернула назад.

Караванщики расступались передо мной — не то как перед пророком, не то просто предпочитая держаться подальше, как от прокаженной. Я пересекла круг, заполненный людьми и животными, и остановилась перед Бахир Сурайей, радостно потянувшей за собой мои волосы и полы одежды, словно все ещё теша надежды заполучить намеченную жертву.

Я распахнула объятия ей навстречу и злорадно усмехнулась, нащупывая потревоженные чужим заклинанием струны. Кто тут ещё кого заполучит…

Поглотить, кажется, удалось только плотную, хорошо видимую часть плетения. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы гигантская воронка рассеялась, щедро осыпая всех песком.

А я сердито встряхнулась, подхватила молоха за поводья и вскарабкалась в седло. Что-то подсказывало, что моя нежная любовь к пешим прогулкам не выдержала испытания суровой реальностью.

Зато перед вооруженным магом на молохе все дружненько расступились заранее, боязливо склоняя головы. Я проехала между испуганных караванщиков, болезненно выпрямив спину и вскинув подбородок, отказываясь замечать виноватые взгляды и шепотки. Не далее сегодняшнего утра эти люди всерьез обсуждали возможность принести меня в жертву, но поглощенная буря воистину сотворила чудо — и заставила оседлых внезапно проникнуться уважением и страхом перед женщиной.

Мне ни разу не приходилось демонстрировать силу Рашеду. Как-то выходило, что он отнесся ко мне как к равной с самого начала, и сейчас одна мысль об этом заставляла стискивать зубы и расправлять плечи.

Ар-раджим его знает, может быть, это тоже была тонкая манипуляция на уровне, доступном разве что многоопытному и поистине хитроумному правителю. Но я не могла позволить себе подвести Рашеда. Не могла лишиться его доверия.

Если это означало, что мне придется держать в страхе целый караван… что ж, я должна была попытаться. В конце концов, кто из караванщиков способен понять, что поглотить бурю целиком мне не по силам?..

Я выехала на тропу и натянула поводья. Молох с недовольством тряхнул головой.

Камаль тут же перехватил поводья. Спорить с ним ящер, что характерно, не рискнул и замер, как вкопанный, а кочевник переступил с ноги на ногу и поднял глаза. Выглядел он при этом как нашкодивший щенок, но говорить об этом вслух было весьма рискованно.