Сам себе клан (СИ) - Мусаниф Сергей Сергеевич - Страница 33

– Да, вы правы, – сказал Бессонов. Если бы стрелок мог добраться до кого-нибудь из старших рода, вряд ли бы он стал отстреливать молодежь у ночных клубов.

– В любой стране, сколь бы благополучна и стабильна она ни была, у определенной части общества всегда будет запрос на революционные изменения, – сказал Григорьев. – И вовсе не потому, что эта часть общества лишена прав или угнетаема, у радикализма может быть много причин, особенно, если эту почву будут подпитывать агенты влияния наших врагов. С этой частью общества мы и работает, и цель наша – не допустить, чтобы из одной искры возгорелось пламя лесного пожара, который уничтожит нас всех. Но довольно общих слов. Чем вы меня можете порадовать, граф?

– Боюсь, что радовать особо нечем, – сказал Бессонов. – После того, как мне удалось связать эпизод со стрельбой с бойней на фудкорте, мое расследование тоже зашло в тупик, и у меня нет новых зацепок. Более того, я перестал видеть лицо стрелка.

– Как это может быть?

– Теперь там расплывчатое пятно на том месте, где раньше было лицо, – сказал Бессонов. – Я с таким пару раз сталкивался и раньше.

– И что это означает?

– Как правило, это означает, что его внешность изменилась, – сказал Бессонов.

– Пластическая хирургия?

– Или чей-то дар, – подтвердил граф. – Но, скорее первое, ведь подобные специалисты с даром должны быть наперечет. Есть еще вариант, что это произошло естественным путем, у меня в практике был один случай, когда внешность подозреваемого изменилась после пожара, и я тоже перестал его видеть.

– Но вы его нашли?

– В конечном итоге, да, – сказал Бессонов. Это было непросто, и этому сильно поспособствовали новые улики по делу. А если стрелок ляжет на дно, то дару Бессонова лучше поискать другое применение.

Сила провидца очень капризна и не поддается прогнозам.

– Могу я полюбопытствовать, как? Впрочем, не отвечайте, это пустое, – вздохнул статский советник. – Император мне больше не звонил, но я буквально шкурой чувствую, что его раздражают мои доклады. Зато князь Громов названивает мне каждый день, и вот его недовольство мне даже представлять не надо.

– Его можно понять, – сказал граф. – Он потерял сына…

– Вы знакомы с князем?

– Лишь шапочно.

– Тогда вы не понимаете, что дело не в сыне, – сказал Григорьев. – В конце концов, у него есть еще двое. Дело в дворянской чести, дело в отмщении, дело в том, что он чувствует себя уязвленным. Он воспринимает это как выпад против него лично, и он жаждет крови. А я пока ничего не могу ему предложить.

– Хм, – сказал Бессонов. – А вы не рассматривали другую версию?

– Какую же?

– А если наш стрелок – не простой человек? – предположил Бессонов. – Вовсе не народный мститель и не террорист-одиночка? Что, если он из дворян? Этим можно объяснить уровень его финансирования и технической оснащенности. Дворянство имеет доступ к огнестрельному оружию и клиникам, в которых могут провести операцию по изменению внешности…

– То есть, вы хотите сказать, что это – не террор?

– А что, если это – убийство, которое террором только маскируется? – спросил Бессонов. – Если контакты с Сопротивлением – это ложный след, который нам специально подкинули, чтобы мы искали идейного радикального бойца там, где следует искать чей-то расчет? Где вы станете прятать камень? На морском берегу. Где вы станете прятать лист? В лесу. Где вы станете прятать труп?

– Среди других трупов? – уточнил Григорьев. – И кто, по-вашему, был основной целью?

– Громов?

– Это не имеет смысла, – сказал Григорьев. – Младший Громов был пустым местом, обычным прожигателем жизни, от его смерти никто не получил выгоды.

– Но он принадлежал к основной ветви, – возразил Бессонов. – Смерть одного из младших накануне раскола клана… А что, если это не совпадение?

– Его смерть никак не могла повлиять на раскол, – сказал Григорьев. – Эти события никак между собой не связаны.

– Может быть, они связаны, но мы просто не видим этой связи, потому что это кусочки головоломки, принадлежащие к разным частям картины, которую нам так и не показали целиком, – сказал Бессонов. – Если стрелок – аристократ, или вассал одного из кланов, это может объяснить, почему он эффективен, но, как вы изволили выразиться, недостаточно изящен. Кланы, это все-таки не спецслужбы, они не так поднаторели в силовых акциях с использованием обычного огнестрельного оружия и прочих современных штучек.

– И кого вы подозреваете?

– Как обычно, всех, – улыбнулся Бессонов. – Или никого. Пока я только высказываю версию и советую вам присмотреться к этому клану. Точнее, к этим кланам. Что вам известно о старшем князе?

– Немногое, – сказал Григорьев. – Он редко попадал в поле зрения СИБ. Верный слуга империи, личный друг императора… Он всегда был вне любых подозрений, и у меня нет никаких оснований предполагать, что в этом плане что-то изменилось.

– Раскол клана, – напомнил Бессонов.

– Это вопрос смены вектора силы, – сказал Григорьев. – Мы таким не занимаемся. Да и, по правде говоря, я и не хочу этим заниматься. Это больше по вашей части.

– Потому что я провидец?

– Потому что вы – дворянин, – сказал Григорьев.

– На вашем месте, я бы все же поговорил со стариком, – сказал Бессонов.

– И что я ему скажу? О чем я его спрошу?

– Вы говорили, что ваши люди умеют задавать вопросы.

– Ему почти девяносто лет и он князь, – сказал Григорьев. – Более того, он – колебатель тверди, а таких, если мне не изменяет память, в империи давно не осталось.

– Да и во всем мире тоже, – сказал Бессонов. – Я узнавал, Троезубовы были последним родом, владеющим этой силой.

– А вы не узнавали, почему этот род был уничтожен?

Бессонов промолчал.

К этой информации не было доступа даже у него, это дело, если оно и существовало до сих пор, хранилось в той части архива, куда можно было попасть только с личного императорского дозволения.

А скорее всего, и документов-то никаких не осталось. Сети тогда не было, а бумага недолговечна и уязвима для разного рода напастей.

Прорыв водопровода, пожар, крысы…

Или кто-то просто изъял папочку из архивов и ушел вместе с ней.

– Надеюсь, что вы ошибаетесь, – сказал Григорьев. – Потому что если вы не ошибаетесь, то это заговор, а заговор рано или поздно раскроется, и это может привести к войне. Надеюсь, мне на надо вам объяснять, каких бед любой из князей может натворить в таком густонаселенном городе, как наша столица?

– Да, наверное, я ошибаюсь, – вздохнул Бессонов. – Громовы – древний, могущественный и очень влиятельный род, кем надо быть, чтобы злоумышлять против них и надеяться, что ему сойдет это с рук?

Через закрытые двери Ломтев слышал, как на подъездной дорожке паркуются машины.

Машин было много, точно больше пяти. Их пропустили на территорию, не чиня препятствий, как он и просил.

Путилинские, конечно, не дети, но, сколь бы круты они ни были, вряд ли они готовы схлестнуться с СИБ или с чьей-то частной армией, даже если бы боевые им оплачивались по тройному тарифу, но, в любом случае, они здесь ни при чем, и Ломтев не видел смысла проливать лишнюю кровь.

Он эту ситуацию спровоцировал, он и ответит.

Группа захвата – а кто еще мог приехать на таком количестве автомобилей – не торопилась, да и самому Ломтеву спешить, кроме как на тот свет, было некуда. Он докурил трубку, выбил ее на пол, взялся за искореженную трость и постарался вернуть те ощущения, что испытывал во время убийства Крестовского.

Кто бы ни хотел его смерти, и кто бы сейчас ни вошел в эту дверь, пусть он не думает, что все будет легко…

И тем больше было удивление Ломтева, когда в открывшуюся дверь вошел старший по смене путилинский боец. Значит, не захват, понял Ломтев, вряд ли СИБ послала вперед постороннего или хотя бы позволила ему войти в дом…

– К вам с визитом великий князь Меншиков, ваша светлость, – доложил боец.