Подвалы твоего сердца (СИ) - "hazy forest" - Страница 138

— Палочка — лишь часть Силы, которую вы получите. Скажем так, — Протеус напряженно проследил за тем, как Малфой опускает оружие. — Если не завершить обряд, магия может выйти из-под контроля. Для простой палочки она очень сильна.

— Хорошо, а теперь скажи мне вот что, — Драко снова опустился в кресло, но теперь его движения выражали полную расслабленность, а лицо — надменное тщеславие. Ловко прокрутив палочку, Малфой резко вскинул взгляд на Протеуса. — Что я должен буду сделать в Гробовом ущелье?

— Вы произнесете священный текст, а потом завершите обряд с помощью своей палочки и… Мисс Грейнджер, — спокойно ответил Нотт, с удивлением наблюдая за блеском в глазах юноши. В моменты невероятной самоуверенности Драко до безобразия был похож на своего отца. Протеус моргнул несколько раз, чтобы образ властного, и оттого еще более раздражающего Люциуса испарился из головы. Малфои! Иногда казалось, что надменность была их семейным проклятьем.

— При чем тут она? — тут же расслабленность спала с черт лица слизеринца, и он угрожающе склонился в сторону Протеуса. Но мужчина был так невозмутим, что, казалось, ничего страшного в складывающейся ситуации не было. Однако спокойствие Пожирателя проистекало из факта вполне ясного: Малфой поклялся на крови, что завершит обряд, а это значило, что пришло время диктовать юному лорду свои условия.

— Девушка станет сосудом для Силы, — отчеканил Протеус давно выдуманную фразу. — Сейчас часть вашей сущности находится с ней, потому что любовь заставляет жертвовать душой. Но Сила не принимает чего-то неполноценного, так что часть вас — мисс Грейнджер — должна будет участвовать в обряде, чтобы впустить в свое и ваше тело Силу.

— Что с ней будет?! — Драко выхватил палочку. Его губы било дрожью, а сердце отдавало глухим буханьем в груди. — Ты поклялся мне, что с её головы не упадет и волоса!

— Во-первых, — Протеус помрачнел, усилием воли заставляя себя не отклоняться назад. — Я обещал, что её не трону ни я, ни остальные Пожиратели. И во-вторых, — сглотнув, когда Малфой нетерпеливо дернул палочкой, мужчина сцепил руки в замок. — Мисс Грейнджер будет в порядке, равно как и вы.

— Что именно с ней произойдет? — процедил Драко, вытягивая руку с палочкой. С каждой секундой спокойствие Протеуса таяло.

— Она станет сосудом для Силы. И после того, как обряд завершится, будет жива и здорова.

— Откуда мне знать, что ты говоришь правду?!

— Потому что она — единственное, что у меня есть. После падения Лорда единицы сохранили знания о Силе, и с каждым днем нас может стать меньше. Я тороплюсь, лорд Малфой, поэтому не стану тратить время на жалкую ложь. А вы поклялись завершить Обряд.

— И сделаю это, — Драко всматривался в лицо Протеуса, пытаясь выискать в нем хоть одну черту, которая подтвердила бы лукавство Пожирателя, но не мог. — Но если с ней случится что-то… — низким голосом проговорил Драко, подходя совсем близко к Нотту. — Если она поранится, если испугается или с её головы упадет хоть один волос… — палочка уперлась прямо в солнечное сплетение Протеуса. — Ты разделишь одну камеру со своим сыном. Если я позволю тебе жить, разумеется. — Драко резко отпрянул и зашагал вдоль стола. — Это вас всех касается!

Малфой злился из-за того, что его триумф длился не так долго. Хотя сильнейшая палочка и была в его руках, уверенности слизеринец ощущал только немного больше, чем обычно. Протеус точно играл по-грязному, но думать об этом по мере приближения к собственной комнате хотелось все меньше. Когда Драко схватился за ручку и произнес заклинание, все внутри него заполнил пожар предвкушения. С каких-то пор Грейнджер стала его зависимостью и жизненно необходимым допингом. Малфой знал, что, стоит ему снова увидеть её глаза, подернутые дымкой сна, прикоснуться к волосам и телу — все проблемы станут крошечными и ничего не значащими. Правда, после прошлой ночи осталось горькое послевкусие — он кричал, практически не останавливаясь, но точно помнил, что не посмел поднять на неё руку.

Комната встретила его мраком. Повинуясь легкому движению палочки, на стенах загорелись подсвечники, и помещение наполнилось золотистым светом. В углах дрожали тени, создавая атмосферу уюта и уединения. Драко посмотрел на смятую постель, и, не обнаружив там Гермиону, прошел чуть дальше.

— Грейнджер! — он с тревогой нахмурился.

Звук его голоса легко проник через тонкую дверь, смежную с ванной комнатой. Гермиона, до этого пристально всматривающаяся в свое измученное слезами и недосыпом лицо, тут же отмерла и отошла от зеркала. Пальцы вцепились в край махрового полотенца, которым она обмоталась, выйдя из душа.

Открыв глаза сразу же после того, как Драко спешно покинул комнату, девушка решила во что бы то ни стало устроить забастовку. На принесенную домовиками еду она даже не смотрела, но вот терпеть липкость на всем теле сочла глупым: всю ночь её бросало то в жар, то в холод, когда Малфой заходился в отчаянных тирадах и проклятиях. Хотелось смыть с себя все остатки пережитых часов, и Гермиона, немного подумав, все же решила воспользоваться ванной. Волшебница искренне надеялась, что успеет закончить до того, как вернется Малфой, но задержалась напротив зеркала, рассматривая предательницу всего магического мира.

Гриффиндорка хотела бы повернуть время вспять, но не знала, сумела ли бы сделать иной выбор. Драко был уничтожен. Он метался словно зверь, пытающийся убежать от собственной боли, но она преследовала его и душила. Комната пропахла разлитым вином и запахом крепкого огневиски. Пришедшие домовики незаметно зажимали носы — их чувствительное обоняние не выносило концентрации таких резких запахов. Существа тихо перешептывались, то и дело упоминая «бедную мисс». Гермиона поняла, что эльфы жалели её. Но вот к самой себе у девушки вовсе не было подобных чувств. Может быть, презрение, разочарование, тупая боль, но не жалость. Она была уверена, что получила то, чего была достойна. И Драко обращался с ней соответствующе. Запястье все еще слегка саднило, а бледный синяк расцвел ближе к полудню, но волшебница смотрела на эту отметину с благодарностью. Если Малфой таким образом мог опустошить хоть часть своей боли — не страшно. Гермиона уверяла себя, что не будет бояться и дрожать. Весь день она морально готовилась к тому, что Драко, который придет к ней вечером, будет ничуть не мягче того, которого она узрела прошлой ночью. Да, она не боялась его жестокости, но вот к появлению все-таки оказалась не готова. Требовательный голос за дверью заставил её заледенеть от ужаса, и, мельком посмотрев на полотенце, девушка обреченно закатила глаза. В углу стопкой лежали вещи, принесенные домовиками. В почти кромешной темноте удалось различить мерцание бордового шелка. Голыми ступнями пробежавшись по холодному полу, Гермиона дернула на себя ткань, роняя полотенце к ногам. Это оказался длинный халат, а на пол упало нечто меньше, но из такой же ткани. Подумав, что это могла быть сорочка, девушка запахнулась в халат и туго подвязалась поясом. Она понадеялась, что отсутствие на ней белья останется незамеченным, и поспешила к двери.

Когда волшебница ступила на порог комнаты, Малфой был почти у двери в ванную. Его глаза мерцали злостью и беспокойством. Плотно сжатые губы говорили о том, что Драко сильно обеспокоен и раздражен: слизеринец подумал, будто Гермиона смогла сбежать. Гриффиндорка отвела глаза и прошла мимо Малфоя с невозмутимым видом. Хотя она не обвиняла Драко в его поведении, быть заложницей Пожирателя добровольно девушка не собиралась. Если он надеялся, что рано или поздно она сломается и примет его идеологию, то сильно ошибался. Гермиона Грейнджер никогда бы не стала жертвовать собственными убеждениями в угоду эмоциям. Одну ошибку она уже совершила — повторять её еще раз волшебница не собиралась.

— Ты не притронулась к еде, — слегка успокоившись, Драко убрал палочку и последовал за девушкой. Она медленно прошлась до трюмо с зеркалом и опустилась в мягкое кресло перед ним. Ноги путались в расходящейся ткани, и Гермиона поспешила запахнуть разрез. Очевидно, эта одежда была создана не для того, чтобы её надевали, а для того, чтобы снимали. Интересно, насчет её нового «гардероба» распорядился сам Малфой?