Вперед - Рот Вероника - Страница 2

– Сиротки, собираемся! – Этот призыв раздавался из дверей лаборатории каждый день в одно и то же время: 11.45. Выкрикивала его молодая женщина по имени Аверилл, миниатюрная, с узкими плечами, но округлыми бедрами. Еще в раннем детстве она научилась говорить грудным голосом, чтобы перекрывать голоса двух своих братьев, и эта привычка так у нее и осталась.

Ее братья, как и родители, погибли в автомобильной катастрофе, когда Аверилл было восемнадцать лет. Здесь все знали о жизненных трагедиях всех остальных. Разговоры об этом были таким же обычным делом, как и разговоры о погоде.

Перед Аверилл стояла тележка с двумя рядами пакетов с обедом. Эти пакеты нужно было отнести настоящим ученым, работающим в отдельных лабораториях, где они выполняли более тонкую работу, чем простая сверка образцов с изображениями на экране: обеспечивали необходимые условия консервации для сохранения максимального количества видов.

– Для всех это самое любимое время, – широко улыбнулась Аверилл. – Доставка обеда. Сегодня соревнуются между собой Брендан, Алиса и Саманта.

Оторвавшись от микроскопа, Саманта подошла к тележке. Брендан, по-мальчишески крепкий, и Алиса, с зачесанными за уши сияющими черными волосами, уже стояли там. Аверилл протянула кулак с зажатыми тремя соломинками. Сначала вытянул Брендан, затем Алиса, последней Саманта.

Саманте досталась самая короткая соломинка. Она вздохнула. Практически все ученые размещались в одном здании, их лаборатории вытянулись в длинную цепочку, но для того чтобы добраться до отдаленной теплицы, принадлежащей доктору Нильсу Хагену, требовалось полностью облачаться в арктические доспехи. Сам по себе этот человек был безобидным, но дорога к нему занимала больше часа.

Аверилл вручила ей единственный термопакет, подписанный прописными буквами «ХАГЕН», и Саманта подняла его, приветствуя лабораторных батраков. Те приветственно загудели в ответ, и она отправилась за своей курткой.

Первое же дыхание ветра заставило Саманту почувствовать все те места, которые она не прикрыла: полоску кожи над щеками и ниже очков-маски, узкий тоннель с одной стороны капюшона, затянутого недостаточно туго. Она потянула вниз рукав куртки, закрывая пятно кожи на запястье, не защищенное рукавицей, и двинулась в путь.

Хаген проводил утро в теплице вместе со своими орхидеями. Все от простых рабочих до руководителя проекта «Ковчег» пытались убедить его перебраться в главное здание к остальным ученым, но он отказывался. А поскольку специалистов, способных выполнять ту работу, которой занимался Хаген, было раз-два и обчелся – а теперь из них вообще никого не осталось, все, кроме него, уже покинули Землю, – его приходилось обслуживать. Впрочем, всю свою работу он выполнял сам, поэтому жаловаться можно было разве что на неудобства.

Все вокруг было белым-бело. Даже островерхие горы вдалеке сквозь снег и туман проглядывали лишь бледными пятнами. Саманта впервые прилетела на Шпицберген на вертолете, вечером, поэтому поселок показался ей паутиной светящихся оранжевых ниточек, тропинок, соединяющих невысокие здания. Земля сияла голубизной – зрелище прекрасное, как полотна Ротко[1], потому что все вокруг было таким пустым, что могло смять человека в крохотный комок, а затем проглотить.

Вокруг не было ни души. Здесь, на Шпицбергене, трудно было поверить в то, что миру скоро настанет конец.

Саманта добралась до теплицы; стеклянные стены отражали белизну, одновременно сверкающие и невидимые. Маленький домик Хагена стоял рядом – бурое пятно у подножия одной из гор, обнимающих небольшой поселок со всех сторон. Саманта открыла наружную дверь, скрипя снегом, и всмотрелась в наполненную теплым влажным воздухом теплицу в поисках Хагена. По большей части ученый сам приходил за своим обедом, так что Саманте даже не приходилось снимать очки. Она сомневалась в том, что он знает ее в лицо, несмотря на то, что последние несколько месяцев она раз в неделю бывала здесь. Однако сегодня его нигде не было видно.

Саманта сняла рукавицы, очки, капюшон. Развязала шарф, ощутив вкус мокрой шерсти, и расстегнула молнию куртки. Оставив все на земле у входа, она открыла дверь в теплицу.

Влажность тотчас же облепила ей щеки и ресницы. Растения росли в три ряда, с двумя проходами между ними. Куда бы ни обращала свой взгляд Саманта, она видела листья, стебли и цветки практически всех цветов радуги. Кроваво-красная Cymbidium с полудюжиной цветков стояла на нижней полке, губы между нижними чашелистиками тронуты белым. Рядом с ней Oncidium, с нежными веточками, развернувшимися в крошечные цветки, размером не больше ногтя. А за ними еще более необычные и пестрые орхидеи, чудовищного вида, с разбухшими губами и тонкими лепестками, похожими на иглы.

– Они бывают всех цветов, кроме синего и черного.

Сквозь листья и цветки Саманта разглядела согнутую спину и бледную руку Нильса Хагена, обхватившего цветок орхидеи.

– Но…

Саманта шагнула в теплицу и, забыв про пакет в руке, указала на ближайший цветок, еще одну Cymbidium, с малиновым центральным стержнем. Она показалась ей практически черной.

– Это просто очень-очень темный пурпур, – покачав головой, возразил Хаген. Он поднял один цветок к свету, и Саманта увидела, что он действительно темно-бордовый, цвета молодого бургундского. – И то же самое верно в отношении так называемой черной Paphiopedilum.

– И блистательной Thelymitra yorkensis, солнечной орхидеи, – добавила Саманта. Она улыбнулась, увидев недоумение Хагена. – Моя мама их обожала, они всегда росли у нас дома. Наверное, это она подтолкнула меня к занятиям биологией.

– А ваша мать сейчас…

– Ее нет в живых, – ответила Саманта. – Вы же знаете, здесь ни у кого нет в живых близких родственников.

– Ах да. – Хаген наморщил лоб. – Это постоянно вылетает у меня из головы.

Саманта протянула ему пакет с обедом.

– Ваш сандвич с тунцом.

– Я надеялся, вы сначала поможете мне кое с чем.

Хаген оглядел ее с ног до головы, и она отплатила ему тем же. Он был в годах, но еще не старый, волосы у него были с серебристыми прядями, а лоб пересекали глубокие морщины. Высокого роста, Хаген имел покатые плечи и оставался довольно подтянутым, хотя кожаный ремень брюк перетягивал небольшое брюшко.

– По-моему, у вас для этой работы хватит силы. Просто она требует две пары рук.

– Конечно, – улыбнулась Саманта. – Это лучше, чем весь день щелкать картинки на экране.

– А, так, значит, вы работаете над определением образцов, – сказал Хаген. – В таком случае у вас должно быть хорошее цветовосприятие, иначе бы вас не запихнули в хранилище «Ковчега Флоры» играть в навороченный «Тетрис» с неустановленными образцами.

– Тем лучше, потому что с головоломками у меня всегда были проблемы, – рассмеялась Саманта. – Но я внимательна к деталям. И усидчивая. Очень усидчивая.

– Для ученого это важные качества.

– Я не ученый, – с улыбкой поправила его Саманта. – Я агроном.

– У вас высшее образование, как и у всех остальных, кто в настоящий момент остается на Земле, – сказал Хаген. – И вы принимаете участие в самом последнем научном проекте, который будет осуществлен на этой планете. Так что вы самая настоящая ученая. А теперь подойдите сюда и помогите мне с этой полкой.

В дальней части теплицы стоял старый деревянный письменный стол, придвинутый вплотную к стене. Прямо над ним висели две полки, одна с книгами, другая пустая, завалившаяся на одну сторону, так как сломалась петля. Горшочки, судя по всему, стоявшие на ней раньше, теперь громоздились на столе, на книгах, тетрадях и бумагах. С краю на столе стояла кружка, разрисованная виноградными лозами. Она была кособокая – несомненно, ручной работы, с впечатавшимися в поверхность вмятинами от пальцев.

– Итак, если вы подержите эту полку – она деревянная и гораздо тяжелее, чем кажется с виду, – сказал Хаген, – я закреплю новую петлю. Снимать полку мне не хочется, потому что было очень трудно повесить ее ровно.