Лицей. Венценосный дуэт (СИ) - Чернов Сергей - Страница 23

— Нам могут там дать путёвку на Кремлёвскую ёлку, — в голосе Паши тайная надежда. Детишки мечтают о ёлке, надо же!

— Вряд ли, — безжалостно растаптываю его надежды, — изначально все знали, что такая путёвка у команды Лицея есть. На ходу, специально для нас ничего менять не будут. И как вы себе представляете, два класса от Лицея вместо одного запланированного? Легче нас просто не допустить до первого места. И сделать это элементарно. Чтобы гарантированно победить, надо быть на голову выше всех. В рамках Лицея мы это сделали. На районе такого не будет, там соберутся чемпионы.

Народ удручённо переглядывается. Если в родном Лицее нас мановением пальца выбросили из числа претендентов, то уж там можно ожидать чего угодно. Вывели из игры не только нас. Класс Терещенковой тоже, придрались к тому, что Галя небезуспешно принимала участие в профессиональных конкурсах. Какая-то правда в этом есть, но почему тогда их вообще допустили? Складывается подозрение, что классу 10ЮП-2 старательно расчищали дорогу. Именно им отдали первое место.

— Повторяю. Первое место не наше, пусть на районный конкурс, согласно Положению, отправляется 10ЮП-2. Мы — умываем руки! Принимать участие в непонятных играх директора Лицея не будем!

Смотрю на Ледяную, та еле заметно кивает. Груз с плеч! Хоть один человек в классе, которого можно считать взрослым. У остальных похоронные лица.

— Вы чего, мальчики? Вам хочется весёлого Рождества? И что нам мешает его организовать? Соберёмся у кого-нибудь…

— Можно у меня, — подаёт голос Ледяная. Да, особнячок у них такой, что три наших класса привольно разместятся.

Одноклассники моментально оживают. А я сверху накидываю одну приятность за другой.

— Мы с её величеством специально для вас станцуем, — первая плюшка, прямо в цель! — Обещаю привести пару подружек, каждый хотя бы по разу повальсирует с ними или с нами.

— С вами! Каждый! — мгновенно возбуждаются одноклассники.

— Хорошо, хорошо! Нам будет трудно, но мы справимся…

Вот и всё! И никакая Кремлёвская ёлка им уже никуда не упала. За возможность обнять за талию королеву или принцессу многие душу дьяволу заложат, и будут считать, что жестоко объегорили этого самого дьявола.

— Ваше высочество! — тянет руку паренёк, ближе всех к входной двери, — кто-то вторую минуту в дверь ломится.

Разрешение открыть даю жестом. Входит наша классная дама, Людмила Петровна. Тут же сажусь.

— И что вы такое устроили, можете объяснить? — обращается к нам, но я решаю пустить вперёд лёгкую кавалерию и пехоту.

— Мальчики объяснят, они в курсе…

Через пять минут Ледяная наклоняется ко мне.

— Ты нарочно это сделала?

Отвечаю в её стиле, молча киваю, не удерживаюсь от хихиканья. Вид у англичанки после ожесточённого гвалта со стороны парней совершенно очумелый. Попытки перевести стрелки на нас отражаю.

— Молчанова, они утверждают, что всё происходящее — ваша инициатива, — англичанка цепляется за меня, как за спасательный круг.

— Моя. Но я всего лишь выражаю мнение всего класса. Пусть они и объясняют…

— Людмила Петровна! Ну, как это так? — вступает Миша, — жюри признаёт нас лучшими и на этом основании выбрасывает нас из числа претендентов за первое место!

— Скажите прямо и честно, глядя в наши юные, чистые лица, — это Паша начинает отжигать, — вы согласны с этим возмутительным произволом?

Очередная волна претензий захлёстывает англичанку. Мы с Ледяной обмениваемся улыбками. Какое-то время. И вдруг наши мальчики примолкают озадаченно. Навостряю ушки.

— Молчанова, вот как ты думаешь? — обращается англичанка уже ко мне, — если кто-то ворует или обманывает, даёт это право вам поступать так же?

— То есть, вы тоже считаете, что директор обманывает и ворует? — мгновенно её срезаю. Парни тут же оживляются. Англичанка краснеет. Этот вопрос приковывает её к расстрельной стене, ответить она не может. Да, она просто обсуждать с нами директора права не имеет. Профессиональная этика… о, а это мысль!

— Молчанова, — пытается всё-таки держать удар, — не важно. Допустим, кто-то сделал что-то неправильное. Даёт ли это право вам поступать не достойно?

— Людмила Петровна, — улыбаюсь, но нервно. Без меня мой класс заболтали бы, точно! Детям трудно противостоять взрослым в искусстве демагогии.

— Мы ведь правоведение тоже изучаем. И что мы ещё в начале года узнали? — я по памяти начинаю цитировать одну интересную норму, — Человек не несёт ответственности за действия, формально имеющие признаки правонарушения, если они направлены на предотвращение очевидно большего ущерба, чем нанёс он, либо направленные на предотвращение преступления, которое потенциально способно нанести больший ущерб.

— Хрестоматийный пример, Людмила Петровна, — продолжаю я, — к примеру, застревает автобус с людьми на железнодорожном переезде. Поезд затормозить не успевает, пассажиры выскочить тоже, и какой-нибудь гражданин выбрасывает из кабины стоящего рядом грузовика водителя и сталкивает грузовиком автобус с путей. Итог: автобус повреждён, грузовик тоже, его водитель получает какие-то травмы. Но тот, кто это сделал, неподсуден. Он человеческие жизни спас. Мы в нашем случае тоже неподсудны.

— И кого вы спасли? — хмуро спрашивает англичанка. Она уже понимает, что проиграла, действует по инерции. Придётся притормаживать её. Охо-хо, ну всё приходится делать самой!

— Людмила Петровна, мы подошли к черте, которую вам, именно вам, пересекать нельзя.

— Это почему?

— Вы задали вопрос, который требует обсуждения действий директора. Вы не можете этого делать. Вам профессиональная этика не позволяет обсуждать своих коллег с учениками, — и после паузы добавляю. — Не должна позволять.

Это последний удар. Отразить его невозможно. Поэтому содержательный разговор на этом заканчивается. И я сумела придержать главный козырь, он мне ещё пригодится. И кто тут герой? Я — герой, вся в белом и пушистая!

Действия директора, которые мы осторожно обошли в споре, вот мой главный козырь! И пусть пока полежит в числе спецсредств воздействия.

30 октября, вторник, время 21:10

Квартира Молчановых.

— Наконец-то у тебя каникулы, — Эльвира этим фактом весьма довольна. Она вся будто светится, и не только от того, что я намываю посуду, скопившуюся с обеда и ужина. Беременность на неё так действует.

— Хоть дома тебя видеть буду. Всё бегаешь где-то…

— Ничего, — утешаю я, — через три дня взвоешь. Это я тебе торжественно обещаю…

Мы немного бодаемся, хихикаем, напоследок она заставляет меня обработать руки кремом, а то я иногда забываю.

— Пап, можно к тебе? — сую мордочку в его кабинет. В последнее время часто там просиживает. Аврал у него какой-то. Но на меня время находится.

— Па, а ты сейчас сам в режим перегрева не входишь? — сколько минут мне уделит, неизвестно. Так что зарезервирую себе побольше.

— Мне не позволяешь без отдыха работать, а сам? — смотрю, по прокурорски сузив глаза. Папахен со смехом трепет мне волосы и выходит из-за стола. Располагаемся в креслах.

Рассказываю всё по порядку.

— Дочь, это просто удивительно, как быстро и точно ты отреагировала, — поражается папахен, когда повествование доходит до нашего демарша, отказа от приза.

— Так это элементарно, папочка, — а сама думаю, а не слишком ли я умная? — Согласиться мы всегда успеем. Завтра Вика позвонит классной даме и дело в шляпе. Все довольны и счастливы. Или через неделю. А вот возьми мы приз, всё! Назад не отыграешь.

По-настоящему он напрягается, когда слышит, кому достаётся первое место. Улыбка испаряется с его лица, как мокрый след от пальца на раскалённой солнцем стальной плите.

— Папа? — что-то он надолго примолк. Только пальцами по подлокотнику постукивает. А я ему шило на мыло не поменяла? Напряжённо думал над одним, теперь не менее напряжённо размышляет над другим. Наконец отмирает.