Последний властелин (СИ) - Владимиров Александр Владимирович - Страница 22

Сама Оливия была счастлива как никогда. Но причиной тому являлось не великое счастье материнства. Она сделала то, что хотел ее муж. С каждым днем, с каждым часом Оливия ощущала все возрастающую любовь к Ниэгро.

Так, незаметно пролетели девять самых счастливых месяцев ее жизни. Но трагедия приближалась, она уже стучалась в окна и двери…

У Оливии начались схватки, столь мучительные и тяжелые, что она несколько раз теряла сознание. Ей постоянно казалось, будто кто-то проник в ее тело и устроил там кровавую вакханалию, разрывая каждый орган. Этот «кто-то» специально мешает ей разрешиться. Оливия слышала визг, вопли, а потом и страшный крик птицы. Иногда этот визг и вопли растворялись в словах Мирко и каких-то двух женщин. Мирко и женщины что-то говорили ей, успокаивали, требовали. На некоторое время реальность возвращалась к Оливии, она понимала, что ни воплей неизвестного, ни крика птицы не существует. Что жуткие галлюцинации порождены нестерпимой болью. Но потом она снова куда-то проваливалась, и опять перепонки ушей резали истошные вопли: «Она не появится! Не появится!»

Нестерпимые пытки продолжались уже сутки. Сорвав голос, Оливия больше не могла кричать, и лишь хрипела. Перед глазами мелькали огненно-красные шары. А затем исчезли и они, все накрывала темнота. Воздуха становилось меньше и меньше…

— Держись! — кричал Мирко. И ассистенткам. — Кислород!..

Бледный как смерть Ниэгро находился в кабинете. Он увидел, как вошел Мирко с черными кругами под глазами. На немой вопрос Властелина врач, опустив голову, произнес:

— Мы делаем все возможное. Надежда есть, но…

— Говори! — прошептал Ниэгро.

— Вдруг так случиться, что надо будет выбирать между жизнью матери и ребенка…

Задавая вопрос, Мирко заранее знал на него ответ. Однако Властелин сказал иное:

— Конечно, ребенок!

— Но… — растерялся врач, — послушай, Оливия может забеременеть еще раз.

— Ребенок! — повторил Ниэгро. — МОЙ СЫН!

Мирко ничего не ответил, только вытер со лба пот и вернулся к роженице.

Ниэгро ходил взад-вперед по кабинету пока почувствовал, что ноги его больше не держат. Он в отчаянии повторял: «Мне нужен сын! Иначе всему конец!» Судьба несчастной Оливии, похоже, его совсем не интересовала. Он только думал, что если она умрет и СЫН НЕ РОДИТСЯ, надо срочно искать новую жену.

Мирко вернулся через полчаса. Властелин боялся посмотреть ему в глаза. Но…

— Ниэгро, дорогой мой! — радостно вскричал врач, а вслед за этим по дому разнеслись веселые голоса слуг.

— Свершилось? — прошептал Властелин.

— Да! Главное: Оливия чувствует себя хорошо.

— И?!..

— И ты теперь папа.

— Свершилось! — повторил Ниэгро и в изнеможении упал на диван.

— Намучились мы все.

— Спасибо, спасибо, друг! Я отец! Величие рода продолжиться. Мой сын…

— Нет, у тебя дочь.

— Что?! — Ниэгро показалось, будто он ослышался.

— Дочь, — повторил довольный Мирко. — Ангельское создание. Вся в папу.

— Ты врешь!.. Скажи, что врешь! — в глазах Ниэгро блеснул самый настоящий ужас.

— Да ты что? — поразился врач.

— У меня не может быть дочери. ТОЛЬКО МОЙ НАСЛЕДНИК. Только-только СЫН.

Мирко подумал, что присутствует в некоем царстве абсурда. Он нерешительно проговорил:

— Ниэгро, сейчас двадцатый век. Сейчас женщины стали другими. Подожди, они еще будут и министрами и президентами. Твоя дочь также сможет унаследовать империю Властелинов. В конце концов, у тебя еще родится ребенок. И обязательно сын…

— У меня больше не будет детей.

— Но это какое-то безумие…

Мирко осекся. Дикий взгляд Ниэгро точно парализовал его. Пожав плечами, врач поспешил выйти.

Оливия с нетерпением ждала мужа. Однако Ниэгро не появился ни сразу после родов, ни позже. Вежливые слуги на прямой вопрос хозяйки: «Где мой муж?», прятали глаза, бормотали какие-то бессвязные фразы. Сначала Оливия никак не могла взять в толк, что происходит? Потом поняла: МУЖ ХОТЕЛ СЫНА, НАСЛЕДНИКА.

Но ведь это же его дочь!

ДОЧЬ ЕМУ НЕ НУЖНА?

«Ну, почему я такая несчастная?! Неужели он не понимает, как я мучилась, страдала!»

И как раз в это время лежащее рядом крошечное создание заплакало. Однако Оливия уже не чувствовала прежней необыкновенно сильной любви к дочери. Ребенок вызывал у нее раздражение.

— Это все из-за тебя, — закричала она. — Ты хочешь разлучить меня с ним!

Ребенок заплакал еще сильней. Прибежала няня.

— Забери отсюда… Таис! — приказала Оливия. Имя «Таис» оказалось первым, что пришло ей на ум.

Няня схватила девочку, выбежала из комнаты.

— Милая, милая, — повторяла она новорожденной, словно та могла ее понять. — Все пройдет. Ты не станешь презренной дочкой у матери и отца.

К сожалению, няня ошиблась.

…По узкой тропинке на холм взбиралась старуха, таща на своем горбу довольно увесистую поклажу. Несмотря на темноту и почтенный возраст, она с удивительной ловкостью прыгала то вправо, то влево, преодолевая ухабы, рытвины и другие препятствия, которые попадались на пути. Над старухой кружила большая черная птица с изогнутым клювом. И вдруг эта самая птица проскрипела человеческим голосом:

— Скоррей! Скоррей, старрая ведьма! А то опоздаем!

— Не опоздаем, Мефодий, — хохотнула старуха. — Еще немного, и мы у цели.

И они продолжали двигаться к огромному дереву, одиноко стоявшему на вершине холма. Странная птица не унималась, продолжала подгонять старуху:

— Луна сейчас взойдет. Давай! Давай, ведьма!

Старуха припустилась бежать. Сердце ее стучало и вырывалось из грудной клетки. По морщинистому лицу и крючковатому носу стекал пот, падая на землю крупными каплями. Она бежала и шипела:

— Вечно ты недоволен, Мефодий. Служишь, служишь!.. Порчу насылаю! Столько жизней загубила! А благодарности никакой.

— Заткнись! Благодаррность ей подавай!

Продолжая канючить, старуха добралась до дерева. И как раз в это время на темном небе появилась мертвенно-бледная луна. Потоки ее холодного света упали на вершину холма, открывая удивительную и жуткую картину: кривляющаяся старуха, птица с горящими огнем глазищами и громадное дерево, уродливые ветки которого напоминали лапы какого-то гигантского паука. От дерева далеко-далеко распространялся отвратительный запах гнили. Но листва радостно зашумела, встречая старуху и Мефодия.

— Привет! — похлопала его по стволу старуха.

— Прривет! — проскрипел Мефодий.

— Стоишь, как великан, а внутри совсем сгнил, — захихикала старая ведьма.

— Молчи, дурра! — птица грозно замахала крыльями.

— Ой, молчу. Да ведь это я так. Мы еще с тобой поработаем. Кому поможем приворожить любимого, а кого со света сживем.

— Не болтай почем зрря, старруха! Начинай дело делать!

— Слушаюсь, Мефоденька. Слушаюсь, голубчик.

Старуха поставила треножник, разожгла огонь, начала что-то варить в котле, подбрасывая туда новые и новые травы и бормоча заклинания. Потом припала головой к земле, страшно завыла.

Как все сразу изменилось! Языки пламени стали похожи на красных змеек, а потом вдруг превратились в огненных карликов, устроивших дикие пляски. Вода в котле пузырилась, меняла цвет, превращаясь то в черную, то кроваво-красную. Мефодий кружил над котлом и зловеще каркал. Дерево наполнило воздух еще большим гадливым запахом.

Когда бурление воды достигло наивысшей точки, старуха вдруг проорала:

— Убей дитя!

При этом она повернула в голову и посмотрела в какую-то точку. Она не просто кричала, она кому-то приказывала УБИТЬ ДИТЯ. Мефодий кружил над котлом, зловеще каркал: «Убей! Убей!» Но вот и его желтые глаза уставились в ту же точку…

А вокруг холма вдруг возникла угрожающая тишина, готовая в любой момент разразиться бурей. Мефодий взлетел на сук дерева и как будто к чему-то прислушался. Зато старуха ничего не замечала, она продолжала прыгать вокруг котла и истерично повторять одну и ту же фразу: