Мой (не)сносный сосед (СИ) - Гранд Алекса - Страница 14

а характер своего друга, и вовремя сделать выводы.

– Или ноги.

(с) м/ф «Смешарики».

– Филатов Иван Геннадьевич, двадцати шести лет отроду. Нрав имеет буйный, приключения на свою ж…, простите леди, пятую точку находит с завидным постоянством, – рядом с нами на корточки опускается тот самый крепыш, который командовал парадом, тьфу, вторжением, и неторопливо стаскивает с себя балаклаву. Я же продолжаю полировать лицом грязный пол и, случайно втянув носом горстку муки, громко чихаю, хорошо хоть слюни летят не вояке в глаз.

 – Простите, – робко пищу и впервые не знаю, что предпринять в ситуации, в которую мы с соседом попали. Шевелиться рядом с бдительным псом не хочется, дотянуться до отлетевшего в дальний угол прихожей айфона и вовсе не представляется возможным. Печаль, беда, огорчение.

– Если бы не ты, Филатов Иван Геннадьевич, – обращение в устах омоновца почему-то звучит, как изощренное ругательство, а я по той же неизвестной причине больше не испытываю страха и даже пальцы ног поджимаю от любопытства. – Я бы ел говяжий гуляш с подливкой на уютной кухне с голубыми шторами, Петрович бы уже дрых как сурок, а Сивый бы заехал в цветочный ларек и купил жене букет белых роз, потому что у них сегодня годовщина.

– Нехороший ты человек, Филатов, – прилетает нам в спины откуда-то сверху, я же буквально изнываю от желания, как можно скорее узнать, что натворил этот необразованный австралопитек.

– Девушка, а вам я бы настоятельно посоветовал держаться от этого субъекта подальше, – с мягким осуждением в низком сипловатом голосе произносит здоровяк и, поднявшись на ноги и протянув мне руку в перчатке, окатывает пронзительной синевой мудрых и немного усталых глаз. – Были бы чуть разборчивее в связях, спали бы себе спокойно дома.

Я заторможено вкладываю подрагивающие пальцы в огромную лапу-ладонь и торопливо поднимаюсь, разминая затекшие от неудобной позы мышцы. И только потом понимаю, в чем меня только что обвинили и какие грехи приписали моей скромной персоне, ведущей практически монашеский образ жизни. Гады!

 – Да как вы смеете! – набираю полные легкие воздуха и, совершенно забыв о суровых парнях с автоматами, готовлюсь припомнить вредному крепышу всю его родословную вплоть до седьмого колена, да с такими конструкциями, что даже сантехник дядь Толя позавидует. Но не успеваю, потому что меня опережает поднявшийся без посторонней помощи сосед, горящий жаждой то ли знаний, то ли мести.

– И какого хрена вы устроили этот кордебалет, Лось? – судя по панибратской кличке, Иван и этот невоспитанный бугай неплохо знакомы. А раз никакая опасность моей драгоценной шкурке не угрожает, значит можно расслабиться и задать интересующий вопрос.

– Ребят, а что вы не поделили? Последний куличик или лопатку в песочнице?

Сзади кто-то из омоновцев несдержанно прыскает от смеха в то время, как главные действующие лица упорно меня игнорируют, буравя друг друга пронзительными взглядами. Первым сдается сосед, зарывающийся пальцами в волнистую темную шевелюру, и тяжело так, обреченно вздыхает.

– Лосев, ну мы же с Довлатовой все выяснили.

– А с Довлатовым нет, не могли же мы отказать в маленькой просьбе своему командиру, – резонно заключает крепыш под немое одобрение своих бойцов и, выдержав достойную Московского театра Русской Драмы паузу, припечатывает Ваньку убийственным: – а он сейчас очень переживает, потому что тест на беременность у его дочурки положительный.

– Уй, – выдыхаю я вместе с оставшимся кислородом и проклинаю себя и за излишнюю любознательность, и за чревоугодие, толкнувшее меня жарить сырники посреди ночи, и пытаюсь ретироваться, слившись со стеночкой.

– Кнопка, стой! – заметив мой маневр, Филатов закатывает к потолку свои орехово-карие с зелеными крапинками глазища и, зацепившись большими пальцами за пояс спортивных штанов, уверенно заявляет: – я к ее беременности не имею никакого отношения.

– А мне фиолетово, перпендикулярно и вообще по барабану! – я протискиваюсь между двумя неподвижными Аполлонами в камуфляже и, все еще чихая от попавшей в нос муки, останавливаюсь ровно на пару секунд для того, чтобы бросить уже через плечо: – избавь меня от подробностей, пожалуйста.

Я не ревную своего невыносимого соседа, умудряющегося влипать в курьезные истории даже чаще, чем это делаю я, но и не испытываю бешеного восторга от перспективы разбираться, кто там от кого беремен. Поэтому стремительно юркаю в свою квартиру, всеми фибрами души надеясь, что инциденты на сегодня исчерпаны.

Топаю в ванную, собираясь закинуть в стирку тренировочную форму, да так и застываю истуканом в проеме, наблюдая, как из шланга тонкой (пока что) струей сочится вода.

– Твою ж… дивергенцию ротора! И где я так сегодня успела нагрешить? – выдыхаю с печальным стоном и, швырнув тряпку на пол, отправляюсь тревожить управляющую компанию. Но то ли карма меня еще не до конца отлюбила, то ли случай пытается примирить нас с Иваном, который как раз терроризирует кнопку моего дверного звонка, но доблестные блюстители чистоты трубку не поднимают. И за что мы вообще им деньги платим?

– Филатов, ты нужен мне как мужчина!

На лице у соседа расплывается такая искрометная многообещающая улыбка, что мне даже становится неловко рубить его кипучие порывы на корню. Но я прячу смешок, норовящий сорваться с губ, невозмутимо всовываю в Ванькины ладони гаечный ключ и плоскогубцы и провожаю парня к грозящему сломаться агрегату. И нет, мне ни капельки не стыдно за то, что обломала то, что он успел там себе напридумывать.

– В качестве вознаграждения за починку обещаю котлеты с макарошками, – кричу уже из кухни, инспектируя не слишком разнообразные, но вполне сытные запасы вместительного холодильника, и мысленно благодарю маму за глубоко вбитую привычку встречать гостей не с пустыми руками.

  А потом в квартире воцаряется такая благостная тишина, что я даже не верю своим ушам. Филатов молча трудится на благо немецкой промышленности и фирмы Бош, выпустившей это чудо техники, я же сосредоточенно завариваю в небольшом фарфоровом чайничке черный чай с горными травами и предвкушаю спокойную трапезу. И ничто не предвещает беды, пока из ванной не раздается девятиэтажный (не меньше) мат, приправленный подозрительным металлическим грохотом.

Отставив в сторону лоток с теплыми котлетами, я бешеным сайгаком несусь в ванную комнату, чуть не сбиваю Ивана с ног и с ужасом взираю на хлещущую фонтаном струю, заливающую и грязное белье, и висящие на крючках полотенца, и нас с соседом тоже. Оттесняю застывшее с гаечным ключом в ладони двухметровое недоразумение и с трудом дотягиваюсь до заветного вентиля, перекрывающего воду, а потом по закону жанра и моей везучести поскальзываюсь и тяну Ваньку вслед за собой на пол.

 На холодный кафель он приземляется первым, окатывая меня холодными брызгами, я же валюсь сверху, упираясь локтем ему в грудь, и недоумеваю, почему он так странно хрипит. Мимо нас проплывает керамическая мыльница с головой медведя, разливается и превращается в мыльные пузыри мой любимый виноградный гель для душа, и я не знаю то ли плакать, то ли смеяться от той помощи, которую мне оказал дорогой сосед.

Я честно пытаюсь встать, но каждый раз соскальзываю обратно, придавливая Ваньку, и совершенно не хочу идти смотреть, кто пытается вынести мне входную дверь. Кажется, дядь Жору мы все-таки затопили…

Иван

Мама, ты от меня за тысячи

километров и считаешь, что

тебе виднее?.. Ну и зрение у тебя!

(с) к/ф «Мятежный дух».

Вожделенные котлеты из нежного фарша мне все-таки достаются. Правда, после емкой нотации, откуда у меня руки растут. А потом Кнопка вешает мне на голову банное полотенце с кроликом Роджером и идет вычерпывать воду из ванной, так что разговаривать «по-мужски» с дядей Жорой приходится мне.