Девушка лучшего друга (СИ) - Гранд Алекса - Страница 28

– Что на тебя нашло?

Испуганно шипит Кирилл и все-таки умудряется оттащить меня подальше от ошарашенного декана, рассеянно потирающего виски.

– Ничего.

Я независимо передергиваю плечами и позволяю усадить себя на переднее сиденье Шиловского Вольво. В блестящем и явно недавно вымытом салоне автомобиля пахнет ванилью и бананом, и эти запахи меня бесят. Бесит идущий снег за окном, разрядившийся в хлам телефон и до сих пор колотящееся сердце тоже бесит. По законам жанра оно уже должно было остановиться и распасться к хренам на мелкие ошметки от тех убийственных эмоций, которые я продолжаю испытывать.

– Слав, что с…

– Просто. Езжай. И следи за дорогой.

Резко обрубив виновато косящего в мою сторону Кирилла, я затыкаю ладонями уши. Отгораживаюсь от звуков и шорохов и надеюсь утонуть в непроницаемой тишине. Только вот от «ты такая красивая, принцесса», засевшего в голове, все равно никуда не деться.

Я пустила Громова так глубоко, что теперь придется выдирать из себя с корнями.

– Спасибо за поддержку, Кир, но сегодня я не настроена принимать гостей.

Я выстраиваю между нами с товарищем барьер, пока мы поднимаемся на мой этаж и направляемся к нужной квартире. Из последних сил держу равнодушно-надменную маску, вцепившись в ручку двери до побелевших костяшек, и настойчиво выпроваживаю Шилова вон.

Мне нужно мое убежище, мой маленький мирок, который хранит еще столько теплых воспоминаний, что я, возможно, смогу хоть немного согреться.

– Это все не по-настоящему. Не по-настоящему. Не по-наст…

Глухо сипло повторяю, как заевшая пластинка, падая на диван прямо в одежде. Мое подсознание успело смириться, что как раньше уже не будет, но я все еще хватаюсь за фрагменты прошлого, пытаясь обелить Тимура. Придумать ему оправдание, найти тысячу причин, почему он не мог поступить иначе.

Глупая наивная девочка, только что разбившая очки стеклами внутрь…

Слава

– Я же говорила.

Сдвинув к переносице тонкие выкрашенные в черный цвет брови, повторяет мама третий раз за последние десять минут, пока я равнодушно рассматриваю ее новую прическу. Химия совершенно ей не идет, волосы, обрамляющие лицо крупными волнами, больше напоминают высушенную солому. Но я не собираюсь лезть к ней с советами и ценными комментариями так же, как и реагировать на набившую оскомину реплику.

Мне все равно.

– На этого ветреного парня ты променяла нас, обидела Кирилла, который готов ради тебя на все, и что теперь?

Во время ее пафосной речи я подкатываю глаза и скептически хмыкаю. Даже сейчас она остается верной себе – строгой, безэмоциональной, рассудительной. Именно с такой холодной отстраненностью она отчитывала меня за стесанные коленки, порванные на улице футболки и случайно опрокинутый сервиз в детстве. Вместо того чтобы просто обнять и крепко прижать к себе.

В чайнике закипает вода, в микроволновке греются захваченные матерью в гипермаркете полуфабрикаты, а я подтягиваю колени к груди и готовлюсь к продолжению воспитательной беседы. Вряд ли она упустит шанс высказать все, что у нее накопилось, когда я уязвлена и разбита настолько, что у меня нет сил ни спорить, ни выдворить ее из квартиры.

Раз, два, три...

– Слава, дочка, ты совсем не следишь за собой. Так нельзя! У тебя на голове воронье гнездо, лак на ногтях облупился, даже ресницы не накрашены.

На самом деле, призванные вывести меня из состояния коматоза слова не так далеки от истины. Вот уже две недели я существую без Тимура, практически не выхожу из дома и совершенно точно не парюсь по поводу укладки или маникюра.

Вопреки здравому смыслу все это время я пыталась дозвониться до Громова, пыталась поговорить с его сестрой, но оказалась везде заблокирована. И этот тотальный беспричинный игнор вытянул из меня море энергии, сломал какую-то пружину внутри, без которой Станислава Аверина не может больше нормально функционировать.

– Ну, и что.

Бормочу глухо и утыкаюсь взглядом в тарелку, куда мама опускает горячие куриные крылышки в соусе терияки с кунжутом. Ароматный запах должен будить во мне аппетит, особенно учитывая тот факт, что я ничего не ела с самого утра, но не будит. И я уныло ковыряюсь в мясе вилкой и отчаянно ругаю Шилова за то, что сдал меня родителям.

Без каких-бы то ни было просьб он зачем-то взвалил на свои плечи мои заботы. Корпит над контрольными, бегает по преподам и сдает задания от моего имени. Решает любые возникающие вопросы с Иваром Сергеевичем в деканате и, скорее всего, очень натурально врет про болезнь, свалившую меня с ног.

А мне…наплевать.

Мне на фиг не нужен этот магистерский диплом, на хрен не сдалось Шиловское участие, и никуда не уперлась его забота. Я просто хочу, чтобы меня оставили в покое. Разве это так сложно?

– Слава, ты ведешь себя, как маленький капризный ребенок, а не как взрослая девушка. Ты должна вернуться на учебу до конца этой недели.

– Угу. Должна притворяться, что все хорошо. Улыбаться, как будто ничего не случилось. И никому не демонстрировать свою слабость, чтобы ты была довольна. Да, мам?

– Станислава!

Нож с оглушительным звоном ударяется о стол, и мы с матерью как по команде вскакиваем из-за стола. Жжем друг друга злыми взглядами, вкладывая в них максимум ярости и презрения, и ждем, кто проиграет эту негласную дуэль.

– Оставь ключи на тумбочке в коридоре, пожалуйста.

Разбудив в себе кусочек прежней Стаси, я твердо складываю руки на груди, а мама впервые за много лет не находит, что мне ответить, и ошеломленно моргает. Она привыкла, что люди вокруг преклоняются перед ее ужасным характером, боготворят ее деловые качества и терпят придирки по пустякам. Поэтому мой внезапный демарш выбивает почву у нее из-под ног и дезориентирует.

– Пойдем, я тебя провожу.

По моему лицу легко читается, что я искренне надеюсь, что это будет мамин последний визит. А у нее на лбу написано, как сильно она меня порицает и не одобряет мое поведение. И я не знаю, что еще мы можем швырнуть друг другу на прощание, только вот на пороге моей квартиры появляется как всегда сияющая ухоженная Полина Панина и перетягивает все внимание на себя.

– Здравствуйте. Не помешала?

Вести семейные разборки в присутствии постороннего человека ниже достоинства Авериной Виктории Марковны, так что мать коротко кивает и оставляет после себя шлейф приторных горьковато-сладких духов, после которых хочется проветрить коридор, квартиру, жизнь. Открыть нараспашку окна и высунуться наружу, глотая свежий морозный воздух.

– Напротив, ты как нельзя кстати.

Криво усмехнувшись, я затаскиваю Полину внутрь, подталкиваю ей мягкие пушистые тапочки, которые выбирал для меня Громов, и притворяюсь, что не слышу, как в объемистом пакете звякает что-то стеклянное. Топаю на кухню и замираю около стола, подавленно обхватывая себя руками. Впервые ощущаю себя такой ущербной.

Одетая в стильный нежно-сиреневый джемпер и черные кожаные брюки Панина идеальна от самой макушки до кончиков пальцев ног, а я…

– Так, подруга, сопли подотри. Где тут у тебя бокалы?

Усадив меня на стул, Поля начинает хозяйничать в доме, как будто не раз здесь бывала, и прекрасно знает, где взять бокалы, вилки и штопор. Методичными отточенными движениями она нарезает сыр и выкладывает его вместе с мясной нарезкой на тарелку. Ловко расправляется с пробкой и так же легко разливает вино по протертым заранее фужерам.

А у меня першит в горле от того, что моя в прошлом соперница и конкурентка становится единственной, кто понимает, в чем я остро нуждаюсь.

– Пей!

Сейчас она очень напоминает заботливую наседку или старшую сестру, и я не нахожу слов, чтобы выразить, в какой степени я ей признательна. Я лишь молча смакую элитный алкоголь, так же молча наслаждаюсь насыщенным терпким букетом и давлюсь непрошеными слезами.

Со ссоры с Лидкой мне-то и по душам поговорить было не с кем.