Привет, грабли! Да, снова я (СИ) - Лабрус Елена - Страница 11

— Спокойствие, только спокойствие, — подвинула я сиденье, в которое упала словно в ковш экскаватора, низко и плотно. А так, как дядя Жираф поставил его под свои ноги, я смогла бы дотянуться до педалей только лёжа.

— Может, я всё же сам? — скривился он, с трудом затаскивая больную ногу в салон.

— Самее видали, — огрызнулась я и достала телефон, чтобы посмотреть в какую больницу его везти. Не желая полагаться на судьбу, даже позвонила.

Мне подтвердили, что нас примут с травмой колена.

И, помолясь, завела машину.

— Стой. Стой! — рявкнул господин Демидов, громче чем его нарядная машина, когда я нажала на педаль газа. И, кажется, покрылся ледяным потом, когда мы чуть не врезались в проезжавшего мимо велосипедиста.

Упс! Ну, простите, не заметила.

— Выходи! — выдохнул он.

— Ой, всё. Не делайте мне нервы, — обернулась я, критически осматривая позу, в которой мы раскорячились посреди узкой улочки. А всё потому, что он разорался, а мне всего-то элементарно не хватило обзора.

Я потянула на себя кнопку на консоли. Крыша медленно опустилась, заявляя миру пафосный красный кожаный салон. Потом подняла дефлектор ветра — ветрозащитный экран, что развернулся за задними сиденьями.

Чёрт, а мне нравится эта машина! — покосилась я на Демидова.

Он аж дар речи потерял от моей осведомлённости на какие кнопки жать.

— Что? Не хочу испортить причёску. — Спасибо, папа! Мысленно улыбнулась я, поправляя волосы.

Это тебе, гад, за подколку с ручками!

К несчастью, он быстро отошёл.

— Я всё же лучше сам, — пытался открыть дверь, но не тут-то было. И он, конечно, мог бы перелезть, выкинув меня из-за руля, но — кхе, кхе! — у него болело колено.

— Сиди уже, сам! И это, пристегнись, — смерила его взглядом.

Он послушно вытянул и защёлкнул ремень, привязав себя к сиденью. А мне только этого и было надо. Я подтянула господина Демидова к себе за шею. И поцеловала.

Скромненько. Но так, чтобы прочувствовал.

И то, как он охренел от неожиданности, стоило того.

— Это на случай, если не доедем, — разорвала я поцелуй быстрее, чем он пришёл в себя. — Не люблю быть должной.

Включила музыку. На телефоне. Тыкать в экран управления космическим кораблём, в надежде найти то, что мне нравится, было бы слишком утомительно, а у меня всё же раненый в машине. Нажала на педаль газа. И с ветерком вырулила на набережную.

О, да! Она, конечно, пафосная, и низкая, и рычит как газонокосилка во все свои четыре выхлопные трубы, эта спортивная машина для немецких бюргеров. Но она мне нравилась!

Я подняла обе руки, пританцовывая, когда из ехавшей рядом машины мне показали большой палец вверх. Добавила громкость, кокетничая с двумя парнями, что ехали рядом и откровенно давали понять, что я супер. Мистер Кислая рожа, конечно, не одобрил, подозреваю, ни то, ни другое, но это был мой телефон, а он не мой парень, чтобы указывать перед кем мне трясти сиськами. И ничего не мог сделать.

Мы благополучно проехали несколько километров по прямой.

Несколько минут моего триумфа.

Недолгих минут, потому что потом я имела неосторожность повернуть на улицу с односторонним движением навстречу движению, но поняла это только когда дать задний ход стало слишком поздно.

С этого момента потекли минуты моего позора…

Минуты, пот, мотки нервов и срок годности выписанного мне Савой Демидовым кредита доверия.

— Твою мать! — сухо сказал он, оценив степень бедствия.

— Эх, тяжело в деревне без нагана, — ещё держалась я, извиняясь перед каждой встречной машиной, когда той приходилось вжиматься в карман, прятаться в проезд через подворотню, или запрыгивать на пешеходную дорожку. Но, в конце концов, мы ещё ехали, чёрт побери. И выбора у нас уже не было.

У меня тряслись руки. Я честно была на грани обморока. Но мы ехали.

Ровно до того момента, когда навстречу нам вырулило такси и сзади его подпёрла другая машина, а у меня не осталось места для манёвра.

Таксист не покрутил пальцем у виска, наверное, только из уважения к машине, а, может, потому, что он был таксист и бабой за рулём его не удивишь. Но что бы он ни сказал на любом из четырёх языков: русском, командирском, ласковом или матерном, легче бы никому не стало.

— И биться сердце перестало, — выдохнула я, признавая ситуацию безвыходной, а себя капитулировавшей и готовой к истерике.

Но именно в этот момент, когда я уже готова была сдаться и, как минимум, расплакаться от отчаяния, вдруг вместо матов рядом прозвучал спокойный голос:

— Прижмись вправо… — Позади меня на креслао легла рука, заставив выпрямить спину и собраться. — Ещё чуть-чуть… Ещё… Стоп!

Я ударила по тормозам. Всё ещё не зная, как выбраться из этой засады. Но он знал.

— Теперь выкручивай руль. В другую сторону. До конца… Хорошо… Молодец… — говорил Демидов то ли мне, то ли своей машине. Спокойный. Сосредоточенный. Уверенный в успехе. — Теперь медленно, Кис-Кис, нежно нажимай на газ. Ещё. Ещё чуть-чуть. Сложи зеркала. Кнопка слева. Да. Давай, сейчас прямо. Не крути руль. Не бойся. Просто прямо. Руль не крути! Да. Да…. Да!

— Етишкин дрын! У-у-ф! — выдохнула я и вытерла лоб, когда мы разъехались с такси в миллиметре друг от друга, едва не чиркнув зеркалами. Едва, но не чиркнув.

И ладно, я простила ему даже Кис-Кис. Потому что это было лучше, чем секс.

Адреналин бурлил в крови. По спине тёк пот.

Вот только с проклятой улицы, мы наконец выехали, но это был ещё не конец пути, а меня потряхивало.

— Спасибо! — повернулась я к господину Сама Невозмутимость Демидову.

Он равнодушно пожал плечами.

И почему у меня было такое чувство, что, несмотря на то, что справилась, я его всё же разочаровала?

Потому что ждала: он снова намекнёт на поцелуй в качестве благодарности. А он этого не сделал?

Честно говоря, я была готова и на большее. Я была готова продолжить… знакомство. Это было так… Его рука, его голос, его взгляд и… моё тело, что подчинялось его командам. Конечно, это было совсем непрофессионально — спать с интервьюируемым, но между первым и вторым, я бы скорее отказалась от интервью.

Только господин Бука и дальше сидел молча, словно я сделала что-то такое, за что он меня ещё не простил.

Ну и сам виноват.

Ещё один короткий прямой участок пути, я проехала без происшествий. Но потом…

— Стой! Куда! — только и успел он крикнуть.

— Упс! — скривилась я, услышав звук, от которого у любого водителя заломило бы зубы, а уж у владельца белоснежного кабриолета они раскрошились бы до корней.

Выступ бетонного ограждения, коварно вылезший навстречу, был не готов, что за рулём этой машины буду я. И жестоко расцарапал ей бок.

— Всё, всё, не ори! — хлопнула я дверью, хотя Савелий не сказал ни слова. Просто молча выдохнул. — Держи! — швырнула ему ключи.

И пока он выползал из машины, кряхтя и мысленно матерясь, взяла в приёмном покое инвалидное кресло и привезла его на парковку.

— Вот это твоё средство передвижения. И вообще, сидел бы дома, раз ты такой больной… Вот только не надо!.. Я не специально столкнула тебя с лестницы… Накупят кабриолетов, мучайся с ними, — возмущалась я, толкая перед собой кресло.

— Я взял её в прокат, — единственное, что он сказал.

Кажется, он ненавидел меня так, что не мог даже говорить.

— Ну и молодец. В прокат и вернёшь. Поставишь целым боком и сбежишь. Чёрт, нет, ты же не сбежишь. У тебя же колено!

Кажется, он скрипнул зубами.

— Ты видимо именно так и делаешь?

— Я не беру в прокат машины. И вообще передвигаюсь на общественном транспорте.

Я вкатила кресло в приёмный покой. Споткнулась, врезалась его больной ногой в урну.

— Да твою же мать! — выругался он, белея от боли. — Слушай, езжай домой, а? Спасибо, что вернула мой бумажник. Спасибо, что довезла. Дальше я справлюсь.