Тайны мадам Дюбуа - Логинова Анастасия - Страница 8

– Посмотри на меня! Ты помнишь, как я обещал тебе, как клялся, что скрывать от тебя более ничего не буду?! Что сперва ты и дети. Всегда! Лишь после вас все остальное – и долг, и честь. После тебя. Помнишь?

Конечно, я помнила. Кивнула, уже себя виня за прежнее недоверие. Спросила:

– Так что здесь происходит?

– Не знаю пока что… Но я уехал за тем же, за чем и говорил тебе: в Кронштадт, поглядеть, как расследуют убийство того журналиста. И уже на обратном пути в Берлин мне доложили, что некто купил билет на «Ундину» – на мое имя и имя моей жены. Разве мог я это оставить?

– Как быстро вы сработали… – подивилась я. И снова напряглась: – Или «Ундина» не простой пароход? Оттого вы отслеживали ее пассажиров?

И в этот раз четко отметила, что муж говорит уклончиво:

– «Ундина» не простой пароход. Ни тебе, ни детям здесь находиться нельзя – совершенно нельзя! Однако остановка будет лишь в Гельсингфорсе, не раньше. Я пытался настоять, но… немецкие власти не пошли мне на встречу. Если пароход зайдет в неурочный порт, или кто-то покинет его раньше времени – это кое-кого спугнет.

– Кого?

– Если б я знал…

Едва ли муж лгал на этот раз. Я признала очевидное:

– Зато этот немец наверняка знает.

– Вероятно, что да. Придется с ним потолковать.

– Быть может, зайдешь позже? Или утром… Софи ужасно по тебе скучает.

Муж тепло улыбнулся:

– Скажи Софи, что я скучаю по ней больше. Не уверен, что получится заглянуть. Эти четверо будут под замком до самого конца плавания, не сомневайся! Однако нам по-прежнему нужно быть осторожными. На этом пароходе далеко не все так доброжелательны, как стараются показать, а потому не следует доверяться всецело каждому встречному и говорить лишнее. И уж точно не стоит ввязываться в глупые споры.

Последнее муж сказал с особенным нажимом, и я устыдилась.

– Постараюсь более не ввязываться в споры – если их никто не будет затевать, – едко пообещала я. И нахмурилась: – а как же Вальц?

– Что – Вальц?

– Я и ему не могу доверять всецело? Разве он не с тобою?

– Он со мною. Лишь благодаря обер-лейтенанту Вальцу удалось так скоро организовать все. И ему ты, разумеется, можешь доверять. – Он сжал мои плечи чуть сильнее. – Только помни, что Вальц – немец и верный слуга Германской империи.

Я кивнула. Конечно, могла бы и не уточнять: друзей у нас на этом пароходе нет. Право, мне иногда думается, что у нас уже нигде нет друзей.

* * *

На прощание я еще раз горячо поцеловала мужа, шепнула, что рада буду его увидеть, когда он освободится, и тихонько выскользнула на палубу.

Стемнело теперь уж окончательно.

С Борнхольмом мы так до сих пор и не поравнялись: остров лишь стал казаться крупнее и еще более мрачным, подернутым дымкой тумана. Ночью сильно похолодало, да и, видно, наскучило пассажирам ждать. Все разошлись уж по каютам, гостиным и курительным салонам. Очень негромко, но играл еще оркестр.

Кутаясь в жакет, я скоро шагала ко входу в первый класс. И едва подумала, что не надо бы, чтоб кто-то меня заметил, как на палубе, шагах в двадцати, увидела даму в белом воздушном одеянии и широкополой шляпе с алой подбивкой. Сей же миг узнала в ней Жанну Гроссо. И прежде чем даже подумала хорошенько, сочла за лучшее скрыться с ее глаз. Очень уж легко мадам Гроссо одета для ночных прогулок – вот-вот должна вернуться обратно.

И все-таки зачем она вышла? Да еще и одна…

Я пряталась за лестницей, что вела на верхний ярус, и, чуть наклонив голову, решилась выглянуть из укрытия. Мадам Гроссо зябко обнимала себя за плечи, но стояла, притаившись возле одной из спасательных шлюпок, и уходить почему-то не спешила.

А потом откуда не возьмись, из темноты к ней приблизился мужчина. Прежде чем она его увидела даже, проворно скинул пальто и набросил ей на плечи, оставшись лишь в клетчатом твидовом костюме. Лицо его от меня загораживала широкополая шляпа мадам Гроссо.

Говорили они долго. Я уж начала замерзать и вот-вот готовилась выйти из своего укрытия – ничего особенного они обо мне не подумают! Правда, чем дольше ждала, тем громче и возбужденнее становился их разговор. Порой до меня даже долетали отдельные фразы на французском, выкрикнутые высоким, взвинченным голосом Жанны:

– Нет! Этому не бывать никогда!

Но мужчина был настойчив. И я уж подумала, не стоит ли вмешаться – когда, резко от нее отойдя, он широким шагом направился прочь. Даже пальто свое не забрал.

Ушел он в обратную от меня сторону, так что лица я опять не увидела. Но из укрытия все-таки вышла. Несмело направилась к мадам Гроссо.

В холодной ночной тишине явственно слышались ее всхлипы и сбивчивой дыхание. Я все еще не знала, уместно ли подойти и сказать что-то – но она вдруг увидела меня сама. Тот час прекратила плакать, быстро утерла слезы, резко, но гордо отвернулась.

– Морские прогулки располагают к сентиментальности, – участливо заметила я. – У меня самой нынче глаза весь день на мокром месте.

– Вам-то отчего плакать? У вас прелестные детки и муж, который в вас души не чает.

Какое странное заявление для известной актрисы, любимицы публики и мужчин… Мадам Гроссо всхлипнула в последний раз и друг поинтересовалась небрежно:

– Смею я надеяться, что вы не станете сплетничать о том, что видели?

– Давно уже оставила эту скверную привычку – сплетничать. В конце концов, у нас у всех свои тайны, как и свои поводы для слез. Проводить вас в гостиную?

– Нет. А впрочем, идемте: мне наскучило стоять на ветру.

Мадам Гроссо, замешкавшись ненадолго, вдруг передернула плечами, скидывая мужское пальто прямо на палубу. Хмыкнула своим каким-то мыслям и, не оглянувшись, направилась к первому классу.

Уже на лестнице снова ко мне обратилась:

– Мадам Дюбуа, буду рада, если вы присоединитесь за завтраком к нашему столику. И вы, и детки, и месье Дюбуа, разумеется. Завтра мы, наконец, поравняемся с островом, и месье Муратов обещал рассказать о нем какую-то невероятную историю. Буду вас ждать.

Я прохладно пообещала воспользоваться приглашением и осталась думать, где мадам Гроссо успела увидеть моих детей и мужа. И, кстати, которого из них.

5 июня, 09 часов 35 минут

Балтика, территориальные воды острова Борнхольм, Датское королевство

Вблизи датский остров Борнхольм оказался еще более мрачным, чем издалека. Совершенно голый, сплошь сотканный из серых дымчатых скал – если не считать деревушку с маяком, оставшуюся уже позади. Хотелось бы поскорее покинуть это неприятное место, но капитан парохода нарочно сбросил скорость до пяти узлов, о чем и объявили за завтраком.

Завтрак проходил в кафе, носящем куда более немецкое название, чем ресторан – «Белый гусь». Немцы считали это забавным. Обстановка здесь тоже была скромнее: плетеная мебель, столики, покрытые клетчатыми скатертями, и пучки из засушенных полевых цветов в центре каждого. Все искупал вид из огромных витражных окон – превосходный вид на утреннее море и проплывающий мимо остров. Покоренные пейзажем, пассажиры, окончив завтрак, спешили устроиться на шезлонгах, выставленных на палубе.

Присоединились ко всем и мы с дочкой. Бланш с малышом Андре прогуливались неподалеку – из виду я старалась их не упускать.

– Мамочка, там живут призраки? – страшным шепотом спросила Софи, с рассвета мечтающая увидеть остров.

Чем-чем, но характером Софи точно пошла не в меня: воображением она обладала таким, что я диву давалась.

– Призраков не бывает, крошка… – заметила я, но негромкий мой ответ утонул в звучном, хорошо поставленном голосе мадам Гроссо.

Воспользовавшись приглашением, мы завтракали в ее компании – вместе с мисс Райс и мистером Макгроу. Месье Муратов тоже должен был присоединиться, однако, как личность творческая, завтрак он благополучно проспал.

– Какое прелестное дитя! – смеясь, воскликнула мадам Гроссо и поманила мою дочь к себе. – Отчего вы решили, прелестная мадемуазель, что на острове живут призраки?