Покахонтас - Доннел Сюзан - Страница 34

• Предыдущая
• 34/79
• Следующая

Король отвернулся и быстро сказал что-то стоявшему рядом воину. Смит использовал этот момент, чтобы оглядеть помещение. Он метнул взгляды во все стороны. На секунду ему показалось, что он увидел ее, но нет, это была не Покахонтас. Где же она? «Если не здесь — я погиб», — подумал он, и страх начал затягивать его. Он посмотрел снова, но не увидел ее. «Она покинула меня. Что-то заставило ее изменить свое мнение о нас». Он склонил голову и мгновение раздумывал. Потом расправил плечи и посмотрел на великого короля. Смит знал, что ему потребуется все его мужество, чтобы пережить следующие несколько минут.

Она слышала громкий крик, донесшийся из дома для совещаний. Он здесь, сказала она себе. Она не могла пошевельнуться, словно оцепенела. На один миг ее лицо приняло жесткое выражение, как у Паухэтана. Она сидела в доме своего отца, скрестив руки и сжав ладони в кулаки. «Они устроят торжество, праздник, а потом жертвоприношение. Мы с отцом заключили договор, но мне не придется идти и смотреть на то, что случится сегодня. Я не пойду».

Она медленно поднялась и нетвердыми шагами прошлась по дому, вернулась назад. До этого она переоделась вместе с сестрами, нарядившимися в свои лучшие одежды, чтобы как можно меньше привлекать к себе внимание. Она тоже приготовилась, но не сказала им, что не пойдет на церемонию.

«Матоака, Белоснежное Перышко — мое тайное имя, а я чувствую лед в своем сердце, как будто падает первый снег зимы», — подумала она. Она посмотрела на свое одеяние из великолепно выделанной белой кожи. С плеч и до колен ее укрывала затейливо сплетенная из белоснежных лебединых перьев накидка. "Она напоминает белую шелковую рубашку, которую показывал мне Джон Смит. Все постоянно напоминает мне о нем. Я должна владеть собой, я должна быть сильной. Я не видела его три месяца, но все равно... "

Она вернулась в Веровокомоко из Джеймстауна, когда лето было в самом разгаре. Отец встретил ее тепло, но сдержанно, и она поняла, что серьезного разговора не миновать. Она забыла свой долг перед ним и своим народом и легко поддалась влиянию врага. Он добавил, что, вероятно, она еще слишком молода для таких важных дел, и это, в первую очередь, его вина, что он разрешил ей уехать. Он сказал, что не винит ее, но удивлен, почему она испытывает к врагам добрые чувства, когда ее братья и сестры продолжают хранить ему верность.

Покахонтас сказала, что ожидала такого его отношения. Но, спросила она, как можно судить людей, не видя их? Они не такие, как он думает о тассентассах, это добрые люди, которые надеются поладить с паухэтанами. Ей хотелось бы еще больше узнать о тассентассах и их обычаях. «У них есть привычки, полезные для нас, и орудия, которыми могли бы овладеть и наши люди». Она постаралась не обмолвиться о своих чувствах к Джону Смиту.

Паухэтан ответил, что с ней становится невозможно разговаривать. Она должна выбросить тассентассов из головы. Ее мысли граничат с изменой. Она должна остаться со своим родом, своей семьей и людьми, которые воспитали ее. У нее есть обязательства перед своим отцом, будущим мужем и тем важным положением, которое она скоро займет, став самостоятельным вождем племени.

Покахонтас сказала, что хорошо представляет себе свою ответственность и чувствует себя несчастной из-за того, что причинила неприятности. А потом у нее вырвалось, что она не хочет быть женой Кокума.

Паухэтан был поражен. Он сказал, что не понимает ее, потому что было совершенно очевидно, что Кокум доставил ей удовольствие. Носит ли она его ребенка?

Покахонтас ответила, что нет, не носит, и попыталась объяснить отцу свои двойственные чувства, страх перед рабской зависимостью от Кокума. Ее отчаяние тронуло отца.

Посидев несколько минут в молчании, он сказал, что, возможно, она преувеличивает свои страхи, но сейчас он не хочет насильно заставлять ее быть с ним. Позднее она, может, переменится к нему. Паухэтан сказал, что заключает с ней договор. Он найдет предлог отослать Кокума на охоту, а затем назад к чикахомини. В ответ она должна забыть о тассентассах, остаться здесь и собирать дань. Он снова напомнил ей, что самый первый долг у нее перед ее народом, он в любом случае намерен отправить тассентассов обратно в море.

Покахонтас понимала, что это справедливый уговор. Она также понимала, что отец запретит ей дальнейшие посещения тассентассов. Правда, ей пока больше не нужно волноваться из-за Кокума. Но при этом она чувствовала себя виноватой в том, что разрушила надежды отца на установление отношений с вождем чикахомини. Как ей справиться со своими внутренними ощущениями? Она знала, что не ошибается в тассентассах, но и знала, что долг ее — здесь.

И сейчас она разрывалась уже не между Кокумом и своей свободой, а между своим отношением к Смиту и колонистам и своей верностью отцу и своему народу.

Прошедшие недели были трудными, но заполненными делами. Паухэтан тут же отправил ее вместе с несколькими старыми советниками собирать дань. Задача была сложной, поскольку каждый подданный империи Паухэтана должен был отдать своему повелителю восемь десятых от всего, что он произвел, вырастил или поймал. Устрицы, жемчуг, меха, роаноки — связки бус из ракушек, используемые при расчетах, — рыба, кукуруза — все стекалось в дома-хранилища в Уттамуссаке.

Были поездки по разным селениям и устроенные в ее честь праздники, но она не могла изгнать из памяти Джона Смита и его людей. Она страстно желала быть с ним и страдала и от своей потери и от неверности отцу. Снова и снова она обдумывала, как свести их вместе и подружить.

И сейчас, слыша праздничные крики, исторгаемые сотнями глоток, она поняла, что слишком поздно. Смита взяли в плен. Узнав об этом несколько солнц назад, она испугалась и разозлилась. Она знала, что отец настроен избавиться хотя бы от одного из вражеских предводителей. И ничего не могла сделать, чтобы заставить его изменить решение.

Она ходила по длинному помещению, сжимая и разжимая кулаки.

Веровокомоко, январь 1608 года

Великий король подергивал висевшую на его груди нитку жемчуга. Он неотрывно смотрел на Смита, не приветствуя его, ни о чем не спрашивая, никак не признавая, Но Смит знал, что не должен начинать разговор первым.

Придворные разговаривали, и в помещении стоял негромкий гул. Смит заметил, что у всех красивых и горделивых женщин, окружавших Паухэтана, на шее и на запястьях были нити жемчуга и медные украшения, подвешенные на цепочках. У тех, что ближе других находились к королю, жемчуг был крупней и этих нитей больше.

Движением руки король подал знак. Сразу же подскочило несколько из них. Небольшое смятение у помоста, и вперед выступила представительная женщина средних лет, одетая в богато украшенный перьями наряд из кожи, тяжелые нити драгоценностей свисали до пояса. Она принесла Смиту миску с водой и показала, чтобы он вымыл руки. Двигаясь медленно и с большим достоинством, она подала ему пучок индюшачьих перьев вытереть руки. Она занимает высокое положение, подумал он, когда она знаком приказала ему следовать за ней.

— Ты жена великого короля? — прошептал Смит на языке паухэтанов.

Вздрогнув, она обернулась:

— Я его сестра, вождь племени апаматуков. Где ты научился нашим словам?

Она не глупа, подумал Смит. Сказать об уроках Покахонтас или промолчать? Отсутствие принцессы заставляло его держаться настороже.

— Я ездил по земле паухэтанов, — ответил Смит.

— Ты должен стоять здесь, — сказала женщина, указывая на место поблизости от короля. — У нас будет праздник.

Дым от факелов закручивался под потолком и выходил через специальные отверстия. Это напомнило Смиту старые английские дома — до того, как стали делать дымоходы. Сновали прислуживавшие женщины в ярких бусах и юбках с бахромой, разнося искусно сделанные глиняные миски, наполненные полосками жареной оленины и кусками индюшатины, и большие плоские блюда с золотистым кукурузным хлебом. Завершили трапезу нежным оленьим сыром и сушеными фруктами.

• Предыдущая
• 34/79
• Следующая