Зеркало Горгоны (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 72

- Вот-вот, - на лице Кронберга промелькнула улыбка. - А оно мне нужно?

- Я, если честно, вообще плохо понимаю, что тебе нужно, - вдруг серьезно произнес Стив. - Чем дольше наблюдаю, тем меньше понимаю.

- А что тебе непонятно? – поднял бровь Матиас. - Все знают, что я редкостная скотина и наглая шлюха, влезшая в постель к богатому папику, разрушившая его образцовую семью, развлекающаяся на его деньги, да еще делающая карьеру на своей заднице. Эгоистичный, беспринципный тип. Лишенный всяких моральных принципов.

- Да, ты делаешь все, чтобы быть таким, - Стив в упор смотрел на Матиаса. - Просто из кожи вон лезешь. Выставляешь напоказ, какое ты дерьмо. Нарываешься на неприятности. Наживаешь врагов. И я все думаю: зачем?

- Что зачем?

- Ну, ты же не дурак, Мэт. Ты понимаешь, о чем я.

- Ни фига не понимаю.

- Да ладно. Тобой ведь не выгода движет. Иначе ты вел бы себя по-другому.

- Как по-другому?

- Осторожнее. А ты прешь напролом, ведешь себя как слон в посудной лавке.

- А слон и не может вести себя иначе в посудной лавке. Он же слон, - хмыкнул Матиас.

- Но ты-то не слон. Так чего ты хочешь?

Матиас смотрел на Стива. Его лицо, как обычно, было безжизненно.

- Хочу всем зла, - произнес он бесстрастно. - Вот такая я тварь, представь себе. Да.

- Врешь, - произнес Стив, на которого слова Матиаса не произвели никакого впечатления. - Я видел тебя, когда показывал комнату Антона.

- Конечно, видел, - равнодушно пожал плечами Матиас. - Я же был там.

- Ты не такой, - сказал Стив и пошел прочь, не говоря больше ни слова.

Матиас посмотрел ему вслед, красивое лицо по-прежнему ничего не выражало. Он двинулся в противоположную сторону к выходу из дома.

***

Вена – Франкфурт – Нью-Йорк, декабрь 2015 года

Андреас летел из Вены в Нью-Йорк с пересадкой во Франкфурте. Стыковка между рейсами составляла около двух часов. Андреас стоял на платформе, ожидая монорельсового вагона, чтобы добраться до нужного терминала, когда рядом возник неприметный человек в серой куртке и потертых джинсах. Из тех, кого невозможно заметить в толпе.

- Все-таки решили лететь в Нью-Йорк, герр Фелнер? - взгляд и голос мужчины были такими же невыразительными, как он сам, но Андреас отчего-то вздрогнул.

- Мы разве с вами знакомы? – недружелюбно спросил он.

- У вас уже сорвались гастроли в США, - проигнорировал вопрос Андреаса мужчина. - Это было более чем внятным предупреждением.

- Что вам угодно? - резко спросил Андреас, не в силах скрыть нервозности.

- Советую вам отказаться от поездки. Здесь, во Франкфурте, у вас есть прекрасная возможность. Вместо того, чтобы садиться на нью-йоркский рейс, можете вернуться в Вену. Или отправиться куда вам угодно.

- К сожалению, мой багаж уже должны были перегрузить на рейс до Нью-Йорка.

- Эта проблема ничто, по сравнению с проблемами, которые могут у вас возникнуть. Срыв ваших гастролей тому доказательство.

С глухим шумом к платформе подошел вагон монорельса.

- Убирайтесь! Иначе я вызову полицию и заявлю, что вы мне угрожаете.

- Я не делаю ничего противозаконного. Всего лишь предупреждаю. Остальное - ваше дело, герр Фелнер, - мужчина пожал плечами и буквально растворился в воздухе.

Андреас некоторое время стоял, пытаясь справиться со смятением. Затем решительно шагнул в вагон монорельса. Двери глухо закрылись за его спиной.

Все время полета от Франкфурта до Нью-Йорка Андреас нервничал. Он пытался задремать, но не смог. Андреас злился на себя, но слова незнакомца не выходили у него из головы. Бреннан уже доказал, что не разбрасывается пустыми угрозами. Андреас потерял гастрольный тур по Штатам, на которые возлагал большие надежды, а теперь под вопросом были его выступления в других странах. Над его карьерой сгустились тучи.

И сейчас, направляясь в Нью-Йорк, он понимал, что совершает ошибку. Скорее всего, фатальную. Мудрее и проще было остаться в Вене, в объятиях влюбленного Клауса. Впрочем, Клаус тоже летел в Нью-Йорк с оркестром, вместе с которым изначально должен был выступать Андреас. Клаус горел желанием увидеть Андреаса в Нью-Йорке. А вот Андреас не хотел встречаться там с Клаусом. Этот парень своим присутствием напоминал бы ему о сорванных гастролях…

На самом деле Андреаса на этот авантюрный полет во многом сподвигли именно действия Бреннана: его наглость, заносчивость и уверенность в том, что он может решать за других, как им поступать, и портить жизнь тем, кто отказывается плясать под его дудку! Андреас кипел от негодования. И собственного бессилия что-либо изменить.

Полет в Нью-Йорк был ответом зарвавшемуся наглецу Бреннану: Андреаса Фелнера так просто не остановить, не все в этом мире решают деньги и связи, есть еще кое-что. Но это “кое-что” теперь тоже вызывало сомнение. Андреас понимал, что рискует своей карьерой и, возможно, еще очень многим из-за своего больного влечения к Матиасу. К человеку, который напоминал Андреасу о так и не прошедшей любви - об Антоне Вальковском. Любви, оставшейся только в воспоминаниях. Любви, изгаженной проклятыми фотографиями, присланными Кронбергом. Но все равно не угасшей и не переставшей жечь Андреаса жестоким огнем.

Да, Андреас видел, что в Кронберге не было ничего общего с Антоном. Не только потому, что у него было совсем другое лицо, да и фигура была более развита, чем у Антона. Кронберг и внутри был совсем другим. Он был напрочь лишен юношеской доверчивости и романтичности, которые так пленяли в Антоне. Кронберг был воплощением цинизма, эгоизма, дерзкого самолюбования и готовности при необходимости идти по трупам к известной только ему цели.

Андреас уже читал появившиеся в интернете сообщения о том, что Том Бреннан, который, как всегда считалось, составлял вместе с Элен идеальную семейную пару, воплощение американской мечты, неожиданно завел себе даже не любовницу, а любовника. Более того, ввел его в свой дом! Андреас видел фотографии Матиаса на страницах желтых СМИ: вот он выходит вместе с Бреннаном едва ли не под ручку из пафосного ресторана, вот они садятся вместе в роскошный лимузин, вот они присутствуют на каком-то приеме…

Всякий раз у него болезненно сжималось сердце, словно в этом сердце без воздуха задыхалась мечта. И теперь Андреас все сильнее задавался вопросом: а не гонится ли он опять за химерой? За образом, который сам себе создал и которого на деле не существует?

Ему казалось, что за своей циничной личиной Матиас прячет что-то другое. Но с чего он это взял? Может быть, потому, что эта личина была слишком уж законченной, идеально ограненной, с темным блеском, как опал, который Андреас некогда подарил Антону и который теперь Кронберг носил на своем пальце. Не может человек быть таким законченным циником, эгоистом, безжалостным разрушителем. В нем непременно должно быть что-то еще!

И Андреас, отодвинув в сторону пластиковый стаканчик с минералкой, снова принялся набрасывать ноты на бумагу. Он продолжал сочинять странное произведение, пока не обретшее форму. Портрет Матиаса, полный зловещих и мрачных музыкальных красок, вихрей ненависти, подавленного страха, бьющей в глаза, режущей слух безжалостности. Но в нем то и дело проскальзывали нотки чего-то иного. Эти нотки прорывались сквозь мрачную и угрюмую симфонию звуков, порой переходящую в какофонию, но присутствовали неизменно, даже становясь почти неуловимыми. Это была серебряная нить надежды в зловещем мраке. Нить в неизвестность. Возможно, этой нити суждено было оборваться: Андреас не знал, каким будет финал. Но упорно продолжал тянуть эту нить сквозь бури и громовые раскаты.

Авиалайнер несся на запад, прямо в полыхающий закат, и Андреасу казалось, что ему суждено сгореть в этом закате. Открывшаяся перед ним грандиозная панорама Нью-Йорка с его небоскребами вызывала тревогу, словно в этом городе должно было произойти нечто, что уничтожит жизнь Андреаса. Его нынешнюю жизнь.

Но по прибытии в Нью-Йорк ничего необычного не произошло. Андреас без приключений получил багаж, прошел паспортный и таможенный контроль и спокойно вышел в город, где сел в желтое такси. У Андреаса уже начиналась паранойя, он подумал: а может быть, это такси – ловушка? Нет, чернокожий таксист, дергавшийся под рэп всю дорогу, был лишь таксистом, Андреас без приключений добрался до гостиницы и заселился в номер.