Зеркало Горгоны (СИ) - "Omega-in-exile" - Страница 52

ГЛАВА 13. ВЫСТРЕЛЫ В ЛАГОСЕ

Пекин, октябрь 2015 года

Бронированный «мерседес» двигался вдоль главной пекинской площади Тяньаньмэнь. Слева тянулась красная стена Запретного города, украшенная портретом Мао Цзэдуна, справа возвышались громоздкие здания Центрального комитета компартии Китая, очень напоминавшие советскую архитектуру. Людей на Тяньаньмэнь было устрашающе много. Элен не раз приезжала в Пекин, и всегда испытывала невольный страх перед этими огромными толпами, которых, казалось, нет больше ни в одной другой стране. Если однажды эти толпы устремятся из Китая, то их ничто не остановит. Да, собственно, они уже устремились. Китайский бизнес понемногу захватывает мир. С ним нельзя бороться, с ним надо считаться. Сотрудничать. Пытаться кооперироваться. Понимая, что однажды этот бизнес подомнет под себя весь мир. Элен была в этом абсолютно убеждена. Если, конечно, не произойдет чего-то совсем непредвиденного вроде глобальной эпидемии и мирового кризиса.

- Ненавижу Пекин, - процедила она сквозь зубы.

- Однако ты прилетаешь сюда куда чаще, чем в Гонконг, - заметил Скелтон, сидевший рядом с ней, на заднем сиденье, отделенном от водителя поднятым непрозрачным стеклом.

- Потому что все ключевые вопросы решаются вот там, - Элен кивком головы указала на мрачноватое здание Центрального комитета китайской компартии. – Гонконгская фондовая биржа – это очень важно, но главная биржа – политическая – находится здесь, в Пекине. Тот, кто выигрывает в Пекине, тот выигрывает и в Гонконге.

- Как прошли встречи? – осведомился Скелтон.

- Неплохо. Контракты будут подписаны. ЦК не возражает, - хмыкнула Элен. – Хорошо, что китайские чиновники взяточники – честные люди.

- Честные? - Скелтон удивленно поднял брови.

- Честные, - подтвердила Элен. – Когда китайский чиновник берет взятку, он в лепешку расшибется, но сделает то, что обещал. А российский чиновник легко возьмет деньги, но ничего не сделает. Это называется «кинуть», - последнее слово Элен произнесла по-русски.

- Поэтому ты не слишком любишь бывать на родине, - заметил Скелтон.

- В том числе поэтому, - бесстрастно кивнула Элен. – Будь моя воля, я вообще свернула бы наш бизнес в России. Ослы из совета директоров против, они не понимают, что в России нам ничего не светит. Но я своего добьюсь. Если… - тут она помрачнела. – Если мне не помешают.

- Ты все об этом мальчишке?

- Да.

- Мне кажется, ты придаешь слишком большое значение этому сопляку, – Скелтон отвернулся от Элен, вдруг заинтересовавшись безликими офисными зданиями, проползающими за окном «мерседеса», медленно двигавшегося в пробке.

- Он мой враг, - произнесла Элен. – Он хочет уничтожить меня и не скрывает этого. Знаешь, Крис, никогда бы не подумала, что какой-то 25-летний сопляк, постельная шлюха, вдруг превратится для меня не просто в угрозу, а… а…

Она замолчала. Потом снова заговорила:

- Он уже вторгся в мой дом. Понимаешь? Он уже не просто нагло пытается прибрать к рукам все в Brennan, но он теперь хозяйничает в моем доме!

- И какого черта ты тогда полетела в Пекин? Нет, я понимаю, бизнес есть бизнес…

- Нет, Крис, - Элен смотрела прямо перед собой. – Ты не понимаешь. Да, я могу срочно примчаться в Атланту, устроить грандиозный скандал и вытряхнуть эту мерзкую гадину из своего дома. Но ты думаешь, этот Кронберг идиот? Он тоже прекрасно это понимает. Он на это и рассчитывает, он провоцирует меня именно на это. На скандал.

- Зачем ему это? – с безучастным видом спросил Скелтон, у которого в этот миг перед глазами стояла соблазнительная задница того самого Кронберга, которую он совсем недавно трахал с остервенением и упоением.

Он поерзал на сиденье, пытаясь как-то скрыть внезапно возникший стояк.

- Скандал – способ добиться развода, - сказала Элен. – А Кронберг явно хочет, чтобы Том меня оставил и стал жить с ним. Открыто.

- Но послушай, - Скелтон продолжал ерзать, - у него же есть компромат на тебя. Если называть вещи своими именами, этого компромата вполне достаточно…

- Чтобы отправить меня за решетку, - усмехнулась Элен. – И тебя, кстати, тоже, Крис. Но он не пускает его в ход. Он держит этот компромат как страховку. И об этом я тоже хочу с тобой поговорить. Чуть позже… А пока… Крис, больше всего меня беспокоит именно то, что я не вполне понимаю логику действий Кронберга. Да, обычный шантажист пустил бы в ход компромат. Это как удар ножом. Или пуля. Ты можешь погибнуть или в лучшем случае получить тяжелое ранение, от которого до конца не оправишься. А Кронберг… он как будто вводит в тебя нож. Или скальпель. Без наркоза. Медленно, с удовольствием. Как будто ему важен не столько результат, сколько сама пытка. Понимаешь?

Скелтону вспомнились слова Кронберга, сказанные во время и встречи в мадридском отеле:

«- Я хочу уничтожить ее. Уничтожить не физически. Но уничтожить морально, растоптать, превратить ее жизнь в ад, чтобы она мучилась каждую минуту своей жизни. А если после смерти существует ад, то я хотел бы, чтобы она горела там вечно.

- За что ты ее так ненавидишь?

- Наверное, за то же, за что она ненавидит меня. За то, что она есть».

***

Вена, октябрь 2015 года

Андреас был утомлен долгой репетицией, на которой шло наперекосяк. Он вроде бы давно сыгрался с венским оркестром, и обычно все проходило без сучка и задоринки. 20-й концерт для фортепиано с оркестром Моцарта Андреас играл уже не раз, срывая овации публики в разных странах, но почему-то сейчас он играл как школьник, едва ли не впервые севший за фортепиано. Впрочем, и прославленный оркестр в этот день звучал так, словно состоял из учеников провинциальной музыкальной школы. Дирижер нервничал, то и дело прерывал игру, кому-то на что-то указывал, доказывал. Казалось, вот-вот, и он взорвется от бешенства. Обстановка становилась все более нервозной, музыканты допускали все новые ошибки, Андреас тоже допустил пару грубых ошибок и готов был застрелиться от стыда и досады.

Ему придавало сил лишь то, что этот концерт Моцарта он должен был играть во время предстоящих гастролей в США. В Нью-Йорке у Андреаса Фелнера было запланировано два сольных концерта, один концерт с Венским оркестром, затем перелет в Бостон, потом в Сан-Франциско, где тоже были запланированы выступления… Но для Андреаса эти гастроли были значимы в первую очередь как возможность снова встретиться с Матиасом. С Матиасом, о котором он думал постоянно. С Матиасом, который все время стоял перед его глазами. С Матиасом, жившим теперь в музыке, которую создавал Андреас. С Матиасом, который странным образом сливался в его сознании с Антоном Вальковским…

Матиас, Матиас… Холодный, бездушный красавчик, озабоченный только собственным благополучием и без колебаний втаптывающий в грязь любого, кто оказывался на его пути. Делающий это с каким-то садистским удовольствием. Андреас не верил, что это правда. Он ведь помнил Матиаса, смотрящего на него влюбленными глазами, задыхающегося от страсти и нежности, бьющегося под ним в постели…

Наконец, чертова репетиция закончилась. Андреас чувствовал себя выжатым лимоном, ему хотелось скорее домой… Он поспешно попрощался с дирижером, быстро надел тонкое приталенное серое пальто и обмотал шею бордовым шарфом. Обычно он делал это очень тщательно, стараясь выглядеть как можно более элегантно и рассчитано небрежно, но сейчас ему было все равно, как он выглядит. Он слишком устал.

Краем глаза Андреас поймал на себе взгляд Клауса - высокого светловолосого кларнетиста. Клаус уже давно бросал на него выразительные взгляды. Пару раз они даже случайно пересекались в гей-барах, но ни разу у них ничего не было. Не потому что Андреас, грезя о Матиасе, вел жизнь отшельника. Нет, он время от времени спал с мужчинами. Но он чувствовал, что Клаус хочет большего, нежели секс. А большего Андреас дать ему просто не мог. Да и не хотел. Ему нужен был Матиас.