Когда Черт в твоем Омуте — Дешевка (СИ) - "Grafonorojdennuy" - Страница 69

Но не поцелуи, влажной дорожкой спустившиеся к пояснице. Не язык, этот мокрый, горячий, юркий язык, скользящий по коже так умело, так искусно, так трепетно. Аллега никто и никогда так не ласкал. С женой все было просто, а с Феликсом — и того проще. Томми открыл в нем чувственность заново. Разбудил его, оживил его, зажег изнутри, как нетронутые залежи торфа, пустил по нервам чистое наслаждение. А ещё безбожно баловал, не прося ничего взамен. Впрочем, Аллег признавал к своему стыду, что не очень-то много умеет, а то, что умеет, выходит у него и вполовину не так хорошо, как у Томми. Надо попросить мальчика научить его хоть паре трюков… Потом. Как-нибудь потом. Когда все это, наконец, закончится.

На волне чувств Аллег прижался губами ко лбу Томми и скользнул рукой вдоль его живота. Зарылся пальцами в тонкие темные волоски в паху. Мальчишка с тонким вздохом уткнулся ему в шею, мелко дрожа и поскуливая. Долго это не продлилось — молодая кровь горяча, а его Томми был слишком распален, чтобы сдерживаться. «А ты?» — уже почти заснув, прошамкал он непослушными губами. Аллег только улыбнулся, чмокнув его в макушку.

Вскоре Томми засопел в его руках, и мужчина почувствовал невероятное облегчение. Чувство сродни избавлению от тяжелого груза, очищению от грязи, свободе от чего-то пошлого, мерзкого, гнусного. Он обтер ладонь небрежно, словно нехотя, и обхватил ею спину своего мальчика.

Закрыл глаза. Сегодня он наконец-то уснет. Спокойно. Без сновидений.

Он был уверен в этом. Искренне, самозабвенно. Наивно, словно дитя, оказавшееся, наконец, в родном доме. Он проснулся посреди ночи, содрогаясь всем телом, и успокоился только, когда наткнулся рукой на теплое плечо. Томми лежал на животе, обхватив руками подушку, и спокойно спал, тихо похрапывая. Полежав, Аллег встал, изо всех сил стараясь не шуметь — нельзя чтобы его мальчик проснулся. Ушел в ванную. Включил кран.

И долго ещё смотрел на то, как в раковину льется ледяная вода.

Глупо было надеяться, что присутствие Томми поможет избавиться от кошмаров. Глупо. И все же он надеялся. Если не на полное избавление, то хотя бы на то, что сны станут более блеклыми. Но нет. Они были ровно такими же — даже стали сильнее в мелочах. Слава Богу, такого же кошмара, как в ночь перед выпиской Томми, больше ему не снилось, но знакомая фигура во мраке комнаты возникала постоянно. Порой, она бывала так реальна, что от нее чувствовалась угроза. Аллег всерьез боялся за свою жизнь.

С этим надо было что-то делать. Определенно надо было — но не сейчас. У его мальчика полно проблем, и он ему нужен. Это раз. Его интересует расследование и то, почему оно до сих пор продолжается, хотя все карты раскрыты. Это два. Не время развешивать сопли — этим он может заняться уже после того, как Сент-Джон окажется… на достаточном расстоянии от него. Почему-то Аллег верил, что когда парень-таки попадет за решетку, морок уйдет, исчезнет, рассеется, как туман поутру — что бы там не говорил ему доморощенный психопат. И даже постоянные кошмары и тихий звонкий голосок, разрезающий тишину ночной квартиры, как заточенная пила, не могли полностью сломить его веру — только точить, медленно и уверенно. Когда-нибудь он согнется, сломается окончательно, да. Но не сейчас.

Его единственным утешением какое-то время было то, что Томми поначалу не замечал его состояние. Мальчик все ещё находился в эйфории от возвращения «на волю» и постоянно был занят какими-то делами — то переписывался с родными, то ласкался с Чуги, то звонил на работу — спросить, как идут дела. На неделе к ним в гости напросились сначала Хиелла с Тедом, а потом Род со своим другом. Друга звали Грейберк, но оба парня звали его Рейк — это их отчего-то очень забавляло. Ему было лет под сорок, и он профессионально занимался боксом уже лет так двадцать — неудивительно, что Томми попросил его «посодействовать» делу. Аллегу он показался чуть глуповатым, но вполне дружелюбным, простодушным мужчиной — отличным дополнением к хитрому цинику Роду, который был вечно себе на уме.

С последним Томми явно нашел общий язык, и по косвенным намекам Аллег понял, что их дружба, похоже, в скором времени приобретет долгосрочный характер. Это хорошо — его мальчику будет на кого отвлечься, когда… когда сам Аллег станет ему уже не так интересен. Эта мысль отозвалась неприятной тяжестью в сердце, но мужчина выдержал ее с достоинством — даже удовольствие от нее получил. Мрачное такое, но все же.

Помимо старых и новых друзей, Томми отвлекали и более насущные дела. Он рвался выйти на работу, хотя врачи пока настаивали на безоговорочном покое. Аллегу приходилось всячески изгаляться, чтобы заставить мальчишку оставаться дома. Впрочем, вскоре тот как-то сам собой остыл и передумал покидать родные пенаты — плотно занялся расследованием. Аллег оставлял его рано утром в кровати, а находил поздно вечером расписывающим кучу тетрадок на кофейном столике в гостиной. Когда мужчина возвращался, парень тут же прятал все свои конспекты в один из ящиков книжного шкафа и шел его встречать. Встречал нарочито бурно и ласково, настойчиво уводя на кухню — к горячему ужину и долгому разговору ни о чем. Но Аллег пару раз все-таки заметил в кипе разносортных бумаг знакомый затертый корешок.

Он не знал, как на это реагировать. С одной стороны, Томми был всегда занят, и его внимательный глаз пропускал некоторые «ненужные» детали — это плюс. С другой стороны, его мальчик настойчиво отвлекал его от расследования, не делясь даже крупицами информации, — это минус. Мужчина не знал, что предпочтительнее потерять — душевный покой или волнующие его знания, и долго из-за этого мучился… Пока не случилось то, что рано или поздно должно было случиться.

Томми заметил, что с ним что-то происходит. Через неделю после выписки, в воскресенье, за совместным завтраком его мальчишка, закончив увлекательный рассказ об очередной мелкой афере его любимого папаши, тихонько спросил: «Аллег, что-то не так?» И все. Этот вопрос приклеился к его губам намертво — он повторял его порой несколько раз на дню. Аллега это сначала смущало, потом раздражало, а после и пугало. Он не хотел, чтобы Томми узнал… обо всем. А в первую очередь — о том проклятом разговоре в участке. Мужчина знал, что Томми общается с братом — его мальчик похвастался как-то на днях, что таки помирился с ним — но Джек, судя по всему, ещё не выдал его, за что Аллег был ему искренне благодарен. Однако ничего не длится вечно — даже самый продуманный обман. Аллег понимал, что рано или поздно выдаст себя.

И боялся этого мига до ужаса.

Его выдал сон. Ну, конечно. Что же ещё могло?.. Он проснулся, задыхаясь и обливаясь потом в темноте. Как всегда, выбросил руку вперед, ожидая наткнуться на живое тепло… но наткнулся только на холодную ткань покрывала. Сердце пропустило удар. Он попытался встать, но его словно придавило что-то тяжелое, что-то живое, что-то… Аллег молниеносно скользнул ладонью к этому «чему-то» — и его пальцы тут же зарылись во что-то густое, мягкое, нежное. «Нечто» извернулось дугой и тихонько мурлыкнуло.

Аллег выдохнул и увереннее погладил хорошо расчесанную шерсть. Минни лежала у него на груди, почти над сердцем, согревая своим теплом. Вторая половина кровати пустовала. Одеяло было собрано, подушка не примята. В коридоре было темно. Вокруг было тихо.

— Томми, — прошептал Аллег и прочистил горло. — Томми!

Тишина. Холод неприятно пощекотал под подбородком. Тишина.

— Томми!

Копошение. Торопливые шаги. Аллег привстал на кровати, прижимая Минни к себе. Кошечка охотно устроилась у него на руках, тихо мурлыча. Шаги. Быстрые, приближающиеся. Свет в коридоре и…

Томми выскочил из темноты, как черт из табакерки. Волосы взъерошены, кожа приобрела восковой оттенок, и под глазами залегли круги. Морщинки около губ обозначились резче.

Серо-зеленые глаза впились в него с волнением и страхом.

— Ты не спишь, — вырвалось у Аллега против воли.

— Да. Как и ты, — отозвался Томми.

Пауза. Они замерли, глядя друг на друга. Тишина стала почти осязаемой.