Неправильный самурай (СИ) - Смородинский Георгий Георгиевич - Страница 18

— У меня не получится выдержать нужную концентрацию, — опустив взгляд, грустно вздохнул енот. — Мне очень страшно… Я же обыкновенный тануки.

М-да… Ввязываться в очередную авантюру совсем не хотелось, но что, если это та самая «судьба», о которой десять минут назад вещал мне енот? Если этот асур действительно связан со мной, то лучше раздавить его сразу! С Иоши тоже хотелось ещё пообщаться. Этот хомяк-переросток — просто кладезь необходимой информации, и, оказав ему услугу, общение можно будет продолжить.

— Хорошо, — кивнул я. — Мы это сделаем, но нужно же как-то договориться?

— В полдень приходи к этой усадьбе, — пояснил повеселевший енот. — Тут через лес до горы меньше часа пути.

— В полдень? — поморщился я. — Но тогда зачем мы сейчас пьём?

Услышав это, Иоши так и замер с бутылкой в руке, затем удивленно посмотрел на меня и… довольно оскалился.

— Ты не забыл, с кем пьёшь, Таро? — с иронией глядя на меня, хохотнул он. — Через два часа у тебя в голове не останется и следа этой выпивки. Как ты думаешь, за что нас так почитают?

— Ну, раз так, — пожал плечами я и, приняв стакан, усмехнулся. — Тогда давай выпьем за успех предстоящего мероприятия?

Утром меня разбудил чей-то топот. Я открыл глаза, поежился от прохлады и сразу не сообразил, где, собственно, нахожусь. Какая-то комната, лес за окном и кривые рожи на стенах… Голова не болит — значит, не бухал, но… Мой взгляд упал на жаровню, и реальность обрушилась ледяным водопадом. Значит, не сон?! И погибшие вчера ребята, и тот чертог, и Мика с енотом?! Вот же черт… Это ж теперь навсегда!

Впрочем, прислушавшись к себе, я никакой особой грусти не испытал. Нет, гибель товарищей — это, конечно, хреново, но все остальное… Да и ребята не факт еще что погибли. Может быть, тоже переродились, как я? По крайней мере, мне удобнее думать так.

Пока я приходил в себя, в комнату уверенным шагом зашёл Наката. Остановившись на пороге, самурай окинул помещение взглядом и с сомнением посмотрел на меня.

— Здравствуйте, Наката-сан, — кивнул ему я и, поднявшись с лежака, стряхнул с одежды сухую траву.

— И? — смерив меня тяжелым взглядом, самурай вопросительно приподнял бровь. — Ты сделал то, что требовалось?!

— Да, — пожал плечами я. — Волчица ушла и больше здесь не появится.

— Волчица?

— Оками… Большая, белая, вот такая, — я поднёс ребро ладони к животу и пояснил: — Оками была невестой Кавакаси. Сюго оскорбил её в ту ночь, и она отомстила. Потом убивала всех, кто приходил её изгонять.

— А почему она не убила тебя? — самурай нахмурился и кивнул на жаровню. — Этим ведь ёкай не прогнать, но ты почему-то выжил.

— Наверное, потому что я умею хорошо убеждать? — улыбнулся я, состроив невинную физиономию. — Как бы то ни было, она ушла и сказала, что больше сюда не вернётся.

Наката ничего не ответил. Секунд пять он буравил меня взглядом, затем кивнул и вышел из комнаты.

Нормально так… Ни тебе «спасибо», ни «до свидания». Хорошо хоть, меч не забрал.

Я посмотрел ему вслед, усмехнулся и подобрал с лежака покрывало.

Ладно, пора собирать манатки. И, поскольку Иоши своё слово сдержал, в полдень нам предстоит небольшая прогулка.

Вообще, я очень люблю горы. И те, что остались там — в прошлой жизни, и эти — что увижу сегодня. Все горы прекрасны, и сравнивать их — пустое занятие. Только местные горы мне все равно нравятся чуть больше Кавказа. Наверное, потому, что здесь не придется стрелять…

Перемены в жизни случаются. Психологи считают, что они даже необходимы человеку, если что-то его не устраивает, тяготит. Да, все вроде бы так, но только я ни на что особо не жаловался. У меня было все, что нужно обычному человеку: дом, машина, друзья, а за спиной стояла огромная страна. Еще вчера жизнь была проста и понятна, а сейчас я чувствую себя винтиком, выпавшим из работающего механизма и откатившимся на обочину, туда, где никто уже не найдет.

Кто я такой? Майор спецназа — обычный «сапог», который жил по Уставу, выполнял приказы, руководствовался кучей инструкций. Когда привыкаешь к такой жизни, она начинает нравиться, но сейчас того мира не стало, и в душе появилось тянущее чувство пустоты. Когда рядом нет друзей, той страны, твоего родного города, а вместо них — другие люди, другое небо, другие звезды…. Нет, в этом мире есть красавица Мика, задумчивый Кенджи, ребята-монахи и даже веселый енот, но пустоту в душе сразу не залечить. Должно пройти какое-то время.

Я посмотрел на выползшее из-за горы солнце, вздохнул и перевел взгляд на четверку солдат, шедших по деревне в направлении замка. Выглядели эти четверо настолько важно, что куда там всем самураям. На головах бойцов были надеты кожаные дзингасы[40], грудь прикрывали кожаные куртки с металлическими пластинами, штаны — матерчатые до середины голени, сандалии — самые обычные, в каких тут ходят практически все.

Один из солдат был вооружен коротким копьем, трое остальных несли на плечах нагинаты. Несмотря на важный вид, со стороны они выглядели предельно забавно и походили на китайцев из комедий девяностых годов. Там тоже бегали мужики в похожих шляпах и, размахивая всем, чем только можно размахивать, никого при этом не убивали. Тут, понятно, все настоящее, но как, скажите, настроиться на серьезный лад, наблюдая это великолепие? Ни один предмет экипировки этих ребят не был похож на другой. У них даже нагинаты по форме и длине отличались! Об унификации в этом мире пока не слышали, и это давало повод для размышлений. Как бы то ни было, мне тоже прямая дорога в местную армию. Вот только асура развоплотим, и сразу займусь. Схожу в замок и попрошусь там в солдаты. С чего-то же начинать надо?

Кенджи дожидался, как и обещал, возле ворот усадьбы. При виде меня, живого и невредимого, монах ни разу не удивился, и по дороге в святилище я поведал ему о том, что происходило со мной ночью. Нет, я, разумеется, не рассказал ни о помолвке, ни о пьянке с Иоши, ни о том, кем меня считают ёкай. За своим языком мне теперь требовалось следить, иначе у окружающих появятся ненужные вопросы. Нет, понятно, что монах не дурак и, возможно, мог бы мне что-нибудь подсказать, но я пока не решил, можно ли ему доверять. В общем, мой рассказ получился совсем небольшим: пришла волчица, поговорили, и я убедил ее больше не безобразничать. Врать — мне не привыкать, этому нас учили профессионалы, а кто не верит, может сгонять в Аокигахару и уточнить у Мики, правду ли я говорю. Тут всего-то километров шестьсот по прямой…

Шрам, оставленный у меня на руке зубами волчицы, Кенджи, конечно, заметил, но я объяснил, что без моей крови оками не смогла бы покинуть усадьбу. Монах вроде поверил, хотя по его лицу сложно было что-то сказать. Я вообще слабо разбираюсь в мимике азиатов, а китайца от японца, наверное, не отличу даже сейчас. Мне свою бы физиономию запомнить — уже большая победа.

Самым странным во всем этом оказалось то, что мой авторитет у местных после этой ночи практически не изменился. Ну сходил в усадьбу, ну изгнал нечисть, и… что? Как был шестнадцатилетним пацаном, так им и остался. Нет, я, конечно, утрирую, и кого-то другого уже погнали бы палками на поля, но меч за поясом поднимал меня в местной табели о рангах над простыми крестьянами. Ками на поля никто не погонит, и я, по сути, сейчас оказался предоставлен самому себе. Ходи где хочешь, делай что хочешь, и даже накормили в святилище. Еда, правда, полный отстой: тарелка липкого риса и какие-то странные овощи. В Москве я такое не стал бы и пробовать, но тут ничего — съел, и даже понравилось.

Помимо всего прочего, монахи выдали мне поношенную крестьянскую одежду вместо тех тряпок, в которых я практиковал экзорцизм. Пояс оби[41] выглядел совсем новым и удобно удерживал ножны. Штаны — короткие и широкие, куртка похожа на кимоно для дзюдо, но материал, конечно, паршивый. Шляпа соломенная, с оторванным краем, сандалии — ношеные, с завязками вокруг голени. И штаны, и рубаха невзрачного серого цвета, так что на конкурс красоты меня вряд ли возьмут, но жаловаться мне особенно не на что. Одет, обут, сыт, вооружен и, вроде бы, выспался — чего еще нужно для полного счастья?