Второй шанс 5 (СИ) - Марченко Геннадий Борисович - Страница 21

– И как вам здесь? Есть какие-то жалобы? – интересуется у пациента Бобков.

– Да откуда ж им взяться, здесь прямо как в санатории, – довольно отвечает тот.

Прошлись по другим отделениям. Везде всё чисто, красиво, зашли на кухню – все блюда на завтрак готовятся согласно меню-раскладке.

– Хорошо ваши сотрудники лечатся, Виктор Васильевич, даже водители, – говорит Бобков своему спутнику. – Действительно, как в санатории.

Дальше наш путь лежит в больницу № 70, но по дороге с Шоссе Энтузиастов сворачиваем на Плеханова, притормаживаем возле обычного продуктового магазина. Заходим… Ни покупатели, ни продавцы не узнают первых лиц страны и города. Ассортимент вроде бы вполне стандартный, много консервированной продукции. В мясном отделе на прилавке лежат тощие, синие куры и наборы костей. Идём дальше, на глаза попадаются плавленые сырки, заветренный батон копчёного сыра, половина круга „Российского“… В молочном отделе ассортимент более приятен глазу, есть и сливочное масло, и молоко в пирамидках, и кефир с ряженкой в бутылках. А вот в овощном отделе нас встречает запах подгнившего картофель и капуста, один вид которой отбивает всякое желание её покупать. Но у людей нет альтернативы, приходится брать то, что предлагают.

Для любителей сладкого из конфет только ирис „Кис-Кис“, подушечки „Популярные“, называемые в народе „Дунькина радость“, „Коровка“, „Радий“ и соевые батончики „Рот-Фронт“. Водка „Столичная“, чай № 36 и грузинский… В колбасном отделе выбор невелик – варёные „Любительская“, „Останкинская“ и „Чайная“, да сосиски „Молочные“.

– А варёно-копчёные и сырокопчёные колбасы к вам вообще завозят? – интересуется у продавца Бобков.

Та переводит растерянный взгляд с Генерального секретаря на Гришина, и ничего толком сказать не может. На выручку приходит сразу узнавшая отнюдь не рядовых посетителей заведующая магазином, представившаяся Ниной Петровной. Говорит, что завозят, но редко, и их сразу расхватывают.

– Товарищи, как вам ассортимент? – спрашивает у покупателей Бобков.

– Продукты первой необходимости есть всегда, но что-нибудь стоящее только в конце месяца появляется на прилавках, и тут же километровые очереди, – слышится голос пожилой покупательницы. – Приходится иногда по часу стоять, чтобы взять триста грамм сервелата, побаловать себя.

– А вы проверьте, что у них в подсобке лежит, – добавляет другая. – Себя-то небось не обделяют.

– Товарищи, предлагаю пройти с нами, так сказать, в качестве свидетелей, – говорит Бобков.

В сопровождении десятка покупателей идём следом за заведующей магазином, на которой, можно сказать, лица нет, и наконец попадаем в подсобное помещение. Первое, что нас встречает – одуряющий запах той самой колбасы, которая отсутствует в продаже. А вот и она сама, на стеллаже лежат с десяток батонов сырокопчёной колбасы и сервелатов. По соседству – несколько видов сыров, картонная коробка шоколадных конфет „Белочка“. Пирамидой стоят пачки индийского чая со слоном, рядом чуть менее внушительная пирамида из квадратных пачек цейлонского высшего сорта. В углу в картонных коробках под какой-то ветошью бананы, мандарины и первые весенние огурцы. Картину дополняет ящик коньяка „Арарат“ три звёздочки.

– А это у вас что такое – неприкосновенный запас? – пока ещё спокойным голосом интересуется Бобков у заведующей магазином.

Глаза женщины бегают, она кусает губы, и явно не знает, что ответить. Гришин в свою очередь бледнеет и массирует левую сторону груди.

– Мы разберёмся с этим безобразием, – выдавливает из себя он. – Сегодня же устроим проверки во всех московских магазинах, мобилизуем все силы…

– А раньше нельзя было этим заняться, Виктор Васильевич? Нужно было дождаться, чтобы вас за ручку привели вот сюда, где в отдельно взятой подсобке царит коммунизм? И заметьте, это обычный среднестатический магазин. А если мы с вами в какой-нибудь крупный универмаг или гастроном заглянем?

– А я вот по прежней работе как-то ездил в ФРГ, – говорит пожилой мужчина с авоськой в руках. – Посмотрел, как они живут, и сравнил с тем, как живут наши люди. Честно скажу, так и не понял, кто же войну выиграл, мы или они. Я ведь тоже воевал, и очень обидно, что сравнение не в нашу пользу, товарищ Генеральный секретарь.

– Согласен, нам ещё много над чем предстоит поработать. Вот и займёмся этим, засучив рукава. А персонал этого магазина, и в первую очередь заведующая, как мне кажется, нуждается в замене. Вы согласны со мной, Виктор Васильевич? И продукты из подсобки чтобы через пять минут были на прилавках. Сейчас ещё в 70-ю больницу заедем, посмотрим, что там творится.

Сорок минут спустя наша „Волга“ тормозит возле медицинского учреждения – конечной точки нашего маршрута.

– Раз уж в Боткинской посетили неврологию, то и здесь предлагаю посмотреть неврологическое отделение, – говорит Бобков. – Сравним, как там, и как здесь.

И сравнение оказывается явно не в пользу больницы № 70. Потому что в отделении нас встречает задранный линолеум, по которому опасно ходить, стены обшарпаны, рамы в окнах прогнили, того и гляди вывалятся наружу.

Заходим в одну из палат, непроизвольно морщимся от стойкого запаха мочи.

– У вас что здесь, „утки“ не выносят, или больные под себя ходят? – спрашивает Филипп Денисович у главного врача лечебного учреждения Анатолия Ивановича Постникова.

„Утки“, как выяснилось, выносят, а вот свежие простыни здесь в дефиците.

– Так негде их взять, нам поставляют всё, такое ощущение, по остаточному принципу, – сокрушается Анатолий Иванович. – Простыни и одеяла сами штопаем, заплатка на заплатке…

Палата на шесть человек, и вид у больных не такой довольный, как у обитателей спецкорпуса Боткинской больницы. Один из пациентов оказывается тоже водителем, правда, возит не референта, а хлеб.

– Врачи хорошие, медсёстры заботливые, здесь жаловаться не на что, – говорит он. – Ещё бы кормили получше, хоть бы раз в кашу кусочек масла положили.

В подсобке у старшей медсестры обнаруживаем комплекты нового постельного белья. Та со слезами на глазах сознаётся, что это запас на случай приезда всяких комиссий. А если их постелить, то всё равно через месяц картина станет прежней. Главврач в ответ на укоризненный взгляд Бобкова только разводит руками, мол, так оно и есть.

– Стелите сейчас же больным свежее бельё, – командует Филипп Денисович. – А насчёт поставок мы постараемся решить вопрос оперативно.

Идём в пищеблок, тем более что как раз подходит время обеда. Старший повар, узнав, кто перед ней, охает и едва не роняет черпак. Когда мы просим разрешения продегустировать еду, пытается проводить нас в отдельное помещение, но мы настаиваем, чтобы нам положили из общего котла. И вскоре понимаем, что вот это, которое и едой-то назвать трудно, нормальному человеку есть нельзя. Суп оказался жидким и едва пах рыбой, хотя в меню был заявлена как уха. А когда дошло дело до второго блюда и у меня во рту оказалась отдающая горечью тушёная капуста, в которой мне, наверное, случайно всё же попался крохотный кусочек мяса, появилось желание всё это выплюнуть обратно.

– И этим вы кормите людей? – спрашивает у повара Бобков, по лицу которого видно, что он испытывал похожие чувства. – Покажите мне меню-раскладку.

То, что было в тарелках, явно не соответствовало заявленным блюдам.

– Так ведь что централизованно с базы получаем – из тех продуктов и готовим.

Старший повар, видно, пытается сохранить хорошую мину при плохой игре. Вот только когда мы решаем посетить недра пищеблока, то обнаруживаем там чьи-то сумки, набитые рыбой, мясом, сливочным маслом…

– А вот и недостатки в снабжении, о которых вы говорили.

Бобков кивает на сумки, а Гришин снова хватается за сердце.

– Виктор Васильевич, вы как себя чувствуете? – спрашивает Филипп Денисович. – А то мы как раз в больнице, если что, вас тут могут пристроить на лечение. Анатолий Иванович, у вас же здесь есть отделение кардиологии?

– Ничего, ничего, уже отпустило, – чуть ли не шепчет Гришин.