ЛВ 2 (СИ) - Звездная Елена - Страница 58

Но аспид заметил взгляд мой, и то как отвернулась быстро заметил тоже, цепкий у него взгляд был.

— Спросить что хотела? — поинтересовался с иронией.

— Хотела,- не стала я отрицать, — но права такого не имею, от того и спрашивать не стану.

Господин Аедан споро книги все собрал, встал ровно, руки на груди сложил, да и сказал:

— Спрашивай, на любой вопрос отвечу.

А вот в этом я сильно сомневалась, что ответит на такой вопрос. Голову запрокинула, в глаза его змеиные поглядела, да и сказала:

— Не стану.

— Ну, мне уже и самому любопытно, что спросить хочешь, — с нажимом произнес аспид.

Постояла я, на него посмотрела, опосля отвернулась, в сторону Гиблого яра глянула.

— Ну же, — мягко подтолкнул к разговору аспид.

Ну, коли интересно так, от чего же и не спросить.

— Главный алхимический закон — чтобы что-то получить, следует отдать равноценное. Что отдал ты?

Я знала, что ответа не услышу. И я его не услышала. Вспыхнул круг алхимический знаками да формулами, толкнул в него аспид тележку с книгами, и исчез круг. Остались только я, лес и аспид. И вопрос, что вдруг задал господин Аедан:

— А что отдала ты, ведунья лесная?

Видать думал, что не отвечу, но мне скрывать было нечего.

— Воспоминания, — я развернулась к аспиду, улыбнулась ему грустно, и пояснила. — Воспоминания об отце. То единственное, чего не было жалко.

Думала шуткой на мое признание ответит, но аспид вдруг тихо сказал:

— А я жену. То единственное, чего было не жалко.

И замерла я. Смотрю на него оторопев, в глаза змеиные синие чуть светящиеся, и слов нет! У меня слов нет, ни единого. Только мысли, что нельзя так. Так нельзя! Как это жену?!

— Что, не одобряешь? — спросил Аедан с вызовом.

— А как такое одобрить? — тихо ответила я.

Усмехнулся аспид, и почти приказал:

— Спроси еще за что.

Не стала я спрашивать. Не понимаю я такого и не понимать не желаю. Он женою расплатился — разве можно такое понять? Каким бы не был проступок, не имел права он чужой жизнью за свою силу расплачиваться. Просто не имел.

— За сына, — тихо, сдавленно и с болью, которую не скрывал, произнес аспид.

Я взгляд на него подняла непонимающий, потрясенный, неверящий. А чудище огненнокровное лишь усмехнулось горько, и ответило:

— Я аспид, Веся. Я тот, кто наделен силой от рождения, а потому и дети мои, рождаются с силой, рождаются исполненными магии. Мне не повезло — я женился на магичке. Мне казалось, она любит меня. Любит такого, какой есть. Я не любил, моя вина. Сердце следовало слушать, сердце всегда принимает верное решение, а вот разум нет. Но я поддался голосу рассудка, и в надежде обрести дом, семью, счастье, я женился на той, что любила так искренне. И счастье пришло в тот день, когда родился мой сын. Я не любил женщину, что произвела его на свет, но сын стал частью моего сердца, едва я взял его на руки.

И Аедан умолк. То было тяжелое, тягостное молчание. Неловкое для меня, потому как ни спросить, что было дальше, ни утешить я не могла. Чем тут утешишь? Я уже поняла, что сына больше нет, существуют сказки с плохим концом, вот это и была такая сказка.

— На его могилке всегда цветут цветы, — произнес аспид.

Помолчал и добавил:

— У той, что убила его — могилы нет.

Надо же, как мы похожи. Такое отчаянное сходство, от которого болит душа, от которого вскрываются незаживающие раны.

— Осуждаешь? — тихо спросил он.

Кто я такая, чтобы осуждать? Я никто. Я больше чем никто, ведь я поступила примерно так же.

— Когда все это закончится, я бы хотела передать цветы… для его могилки, — тяжело такое говорить, и все же я сказала.

Усмехнулся странно аспид, и произнес:

— Когда все это закончится, я покажу тебе его могилку. Тебе и… нашему ребенку.

Вот значит как. Впрочем, не о том ли велась речь с самого начала? О том самом. Аспид хотел сына, а в случае со мной точно знал, что я своего ребенка не убью никогда. В принципе никакая мать не убьет, за ребенка скорее свою жизнь отдашь, чем вред ему причинишь, и такового мнения почти все матери придерживаются. А аспиду просто не повезло. Обжегшись на молоке, дуешь и на воду. Вот он и выбрал не просто женщину, а ту, что никогда чужую жизнь не отнимет. Верный расчет, и по уму, и по сердцу верный, только вот… лгать я не стану.

Я и не стала.

— Кров сроком почти на год, и крови втрое меньше чем во мне сейчас ты получишь, аспид, — сказала, решительно глядя в его змеиные глаза, — а ребенка — нет. Все понимаю, боль твою как свою чувствую, выбор твой понимаю тоже, да только и ты пойми — я своего ребенка никогда никому не отдам. Никогда и никому. Прости, врать не хочу, вот и говорю все как есть.

Прямо сказала и реакции ждала прямой, гнева ждала, ярости, негодования. Многого ждала, а получила… улыбку. Улыбнулся аспид, сверкнули зубы в темноте, сверкнул круг алхимический и исчез Аедан, оставляя меня одну.

Одну и в растерянности. Не такого ждала я, не такой реакции, не таковых действий. И легче мне стало с одной стороны, на душе легче, а с другой — что будет-то теперь?! Чего ждать от аспида? Упорства, али удара в спину? Ох, и сглупила же я!

И тут появилась Леся.

Заповедная моя зловредина, упорно баюкала девицу детородного возраста, ловко спеленав ее простыней, и где только взяла, и засунув в рот пустышку из дерева вытесанную да цветочком украшенную. Девица уже подвывала, видать сил у нее не осталось, да и трепыхаться перестала почти. Ну, значится урок усвоен, скоро отпустим.

Я быстро иллюзию на себя набросила, да на чащу посмотрела вопросительно. Леся, снова в виде девы голозадой отполированной, пустышку изо рта девицы вынула, на ноги несчастную лже-мать поставила, и та как заголосит:

— Госпожа лесу хозяйка, на все согласная, все сделаю, дитенков буду хоть каждый год рожать, только не от аспида!

Удивительное дело — единомышленники мои прямо на глазах множатся.

«Леся, — позвала мысленно, — случилось что?»

Чаща головой кивнула, росток ко мне отправила, ладони моей кивнула, и увидела я пир перед избушкой своей, русалок меж столами снующих, кикимор салаты стругающих, да аспида, что вышел из круга алхимического довольный такой, счастливый весь, чуть ли не сияющий. Кикиморам пожелал ножей вострых, русалкам воды чистой, а девице, что спеленутая и показно-демонстративно Лесей укачиваемая была, сказал «Пустышка тебе к лицу». И все бы ничего, девица то уже слегка попривыкла и к кикиморам, и к вампирам, и даже к волкодлакам, но одна из кикимор, будь она неладна, тут же зашептала другим «Все, аспид размножаться решил! Вот зачем ведунье-то девица эта — ее отдаст чудищу!».

— Не отдавайтяяяяяя, — заголосила похитительница чужих детей.

«А может и правда аспиду отдать?» — мелькнула шальная мысль. И главное не у одной меня мелькнула — Леся тоже смотрела просительно. Оно и понятно, чаща моя уже тоже на все согласная была, и даже леший возражать не будет, только вот… ведьма я, будь оно все неладно. И у меня есть совесть, чтоб ее.

— Отпусти, — приказала я Лесе.

Леся помрачнела. Нахохлилась. А потом взяла и исчезла, с девицей вместе. За девицу можно было не переживать, раз я приказала чаща ее точно отпустит, и отпустит невредимой. Вопрос лишь в одном — где она ее отпустит?!

Надо бы проследить.

И топнула я ногой, тропу Заповедную открывая и перед избенкой своей вышла. Пир там был в разгаре — о том, что боевых действий сегодня не будет, воинам было уже поведано, а потому вино лилось рекой, слышался смех, надменные вампиры запросто байки травили, волкодлаки хохотали оглушительно, русалки строили глазки и вампирам, кикиморы всем остальным, домовой и кот Ученый заносили книги с тележки в дом. И все бы ничего, только вот над банькой моей, что мне охранябушка выстроил, вился дымок. А опосля оттуда же послышался и крик истошный девичий!

Ну, Леся!

Я опрометью на вопль метнулась, за мной леший верный, домовой скрытный, кот Ученый, Ярина возникшая из земли и даже ворон Мудрый. Ворвались мы все в баньку мою недавно же построенную совсем новую, так торопились, что двери снесли, а как ворвались, так и застыли.