Ареал: Один в поле не воин. Что посеешь - Тармашев Сергей - Страница 23

– Хорошо, я был не прав. – Лицо военврача стало ещё мрачнее. Он опустил тяжёлый контейнер, перевел дух и спросил, признавая тему закрытой: – Едем?

– Едем. – Здоровяк отстранил Айболита, поправил висящий на груди «Печенег» и поднял контейнер с оборудованием. – Давай помогу. На черта ты столько набрал?

– Это самое необходимое! – взбрыкнул санинструктор. – Не веришь, спроси у Лаванды.

– Ага, точно! – восхитился Медведь. – Она же у нас беспристрастный третейский судья!

– Прошу прощения за вмешательство, – Лаванда, кто бы сомневался, тут же оказалась рядом, – но Айболит прав. Это меньшее, что мы можем себе позволить в текущих условиях! Однако я хотела бы согласовать с вами вопрос о более серьезных исследованиях. Я рассчитываю убедить людей, к которым мы едем, позволить мне провести полное обследование их ребёнка. Точнее, максимально возможное в условиях имеющегося в нашем распоряжении оборудования здесь, на базе.

– Так они и согласились. – Медведь фыркнул. – А вообще по всем вопросам нарушения осадного положения обращайтесь к Рентгену с письменным рапортом. Если контрразведка его завизирует, я обдумаю, на каких основаниях вам отказать.

– Как это знакомо! – вздохнула было Лаванда, но продолжить спор не смогла.

– Маша, на два слова! – Подошедший Туман взял её за руку и повёл к лестнице, негромко отчитывая на ходу. До Медведя долетел обрывок фразы «…до этого надо ещё дожить…», и погрустневшая Лаванда принялась молча спускаться вниз.

К машине Болта Медведь подходил с явной опаской, испытывая сильное желание бросить в неё гильзой. Сам поисковик как ни в чём не бывало открыл дверь и сел за руль. Туман с Рентгеном усадили между собой безучастного ко всему Ферзя, Айболит и Лаванда разместились на откидных сиденьях в багажнике, умудрившись разделить его со своим драгоценным контейнером. Потом на заднем сиденье уплотнились, и к ним, кряхтя, присоединился Рас с рюкзаком в руках. Молодой сталкер заявил, что не может рисковать единственной стеклянной бутылкой, и потому повезёт рюкзак на коленях, после чего Болт перевёл взгляд на всё ещё стоящего на улице майора:

– Коля, что стоим, кого ждём? – Сталкер нахмурился, вглядываясь куда-то внутрь Медведя, и Рас мгновенно насторожился. Болт покосился на него и, сделав понимающее лицо, заявил майору: – Ты зря за окружающую местность беспокоишься. Вокруг пока чисто. Поехали, ночь близится, а я даже не знаю, как мы туда добираться будем. – Он внимательно посмотрел здоровяку в глаза: – Залазь!

– Точно чисто? – переспросил Медведь. – Ты уверен? – Он неопределённо кивнул куда-то вдаль: – В развалинах подозрительно тихо… Ладно, Шорох, если что, прикроет.

Майор двинулся в обход машины к передней пассажирской двери. Идти было тяжело. С каждым шагом из глубины сознания поднимался страх, и внутри тела словно накалялись ледяным холодом тончайшие прутья. Впервые Медведь почувствовал Паутину, которую пересёк полтора месяца назад. Обжигающе холодные нити вкупе с нарастающим страхом яростно противились приближению носителя к старенькому «газику», ставшему вдруг ярким олицетворением жуткой угрозы. Майор дошёл до двери и остановился. Рука отказывалась браться за дверную ручку, в сознании судорожно билась единственная холодная и повелевающе-чужая мысль: впереди смертельная опасность. Внезапно Медведь отчётливо понял, почему Водяной наотрез отказался ехать.

Ах так, мысленно зарычал Медведь, что ж, сейчас посмотрим, кто кого! Он собрал в кулак волю и путающиеся мысли и гигантским усилием воли заставил себя взяться за ручку. Жестокий холод внутри тела словно взорвался, пронзая нервы зазубренными иглами, и здоровяк на одном выдохе рванул на себя дверь и прыжком взгромоздился на сиденье. Пылающее болью тело мгновенно перестало подчиняться мозгу, истираемому ледяным наждаком, и Медведь свозь затмившее сознание мутное марево услышал нарочито возмущённый голос Болта:

– Осторожней! Чего распрыгался, слон в посудной лавке?! Не трожь дверь! Я сам закрою! Не хватало ещё, чтобы ты мне машину развалил! – Что-то потеснило Медведя, вжимая в сиденье, и он услышал лязг захлопывающейся двери.

Сковавшее мозг помутнение мгновенно пропало, и ледяная боль внутри уменьшилась вдвое.

– Извини, Болт, – пробасил Медведь, устраивая пулемёт между ног прикладом в пол. – Я не специально. Вход для меня маловат, боялся пулемётом разбить чего-нибудь, пока залезать буду.

– Сиди смирно, блин! – продолжал бушевать сталкер. – Не то поедешь на запасном колесе!

– Сижу, сижу! Всё, мир! – Здоровяк украдкой бросил на Болта благодарный взгляд. – Обещаю не шевелиться всю дорогу!

Болт повернул ключ в замке зажигания, старенький «газик» завёлся, и мир за окнами машины изменился. Зелёные сумерки сменились вполне обычным ранним вечером, вместо синюшной растительности и покрытых жёлтой сыпью развалин вокруг расстилалась зелёная степь. Одиноко стоящая у просёлочной дороги база, накрытая маскировочной сетью с расцветкой Жёлтой Зоны, выглядела нелепо и совершенно не к месту. Медведь почувствовал, что воздух в салоне такой, будто дело происходит не в машине, а в летней берёзовой роще, и пронизывающая тело ледяная боль вторично сдала свои позиции. Пожалуй, он сможет потерпеть достаточно долго.

– Вот это да! – Рас прилип к окну. – Офигенно круто! Мы внутри аномалии! Как в Лизуне! Только Лизун ездить не умеет! Чего только не появляется в Ареале!

– Это появилось не в Ареале, – тихо буркнул Медведь, стирая со лба холодный липкий пот.

– А где, в космосе? – хохотнул Рас, водя руками по чистенькому, идеально натянутому брезентовому тенту. – В Эпицентре вот уже двадцать лет как ничего, кроме Ареала, нет! Брезент как будто только что отстирали и перетянули! Уплотнительная резина на окнах без царапин даже! Болт, ты по-любому правильно подумал: на «газике» этом мощная аномалия много лет сидела! Наверняка Зыбь! Она везде проникает, а у тебя тут каждый миллиметр отремонтирован! Интересно, бензина на сколько хватит? – Он вытянул шею, рассматривая приборную панель через плечо водителя: – Полный бак! Да ты совсем не потратил, пока туда-сюда ездил! Круто!

– Может быть, ты и прав, – неопределённо произнёс Болт, включая передачу, и «газик», деловито урча двигателем, принялся разворачиваться. – Вообще, если аномалия долго на механизме сидит, он выглядит как новенький. А этот автомобиль больше похож на прошедший капремонт. Хотя в Ареале бывает всякое…

Он развернул машину и повел её по ровной, как стрела, просёлочной дороге, уходящей точно в Эпицентр. Лаванда с Айболитом немедленно принялись обсуждать, на каких физических принципах может базироваться феномен «газика», и строить планы по запуску научных приборов внутри этой аномалии, явно не имеющей аналогов. К ним присоединился Рас, немедленно загоревшийся идеей поиска автомобилей, на которых сидят мощные аномалии. Обычно аномалии никогда не слезают с техники, но раз одна слезла с «газика», значит, рано или поздно слезет и другая. Поэтому нужно приглядывать за подобной техникой… Сидящий с краю Рентген молчал, погружённый в размышления. Ферзь замер бессловесным истуканом, Туман смотрел в окно, иногда отвечая на вопросы остальных. Чтобы не быть втянутым в разговор и не выдать грызущую изнутри боль, Медведь притворился дремлющим, вполуха слушая ведущуюся дискуссию. Терпеть было тяжело, но если не шевелиться, молчать и дышать медленно и ровно, то жить можно…

– Странно… – голос Болта заставил всех разом смолкнуть. – Этого перекрёстка раньше не было.

Пассажиры устремили взгляды в окно, и Медведь заставил себя открыть глаза. «Газик» приближался к дорожной развилке. От основного просёлка, ведущего в направлении Эпицентра, отходила дорога-близнец, уходящая куда-то на северо-запад. Вокруг по-прежнему простиралась голая степь, лишённая каких бы то ни было ориентиров.

– Маришка, ты же рядом со мной сидела, когда мы возвращались, – Болт посмотрел в зеркало заднего вида, выискивая глазами Лаванду, – ты эту развилку видела?

– Нет. – Лаванда недоуменно разглядывала невесть откуда возникший перекресток. – Я весьма тщательно следила за окружающей обстановкой, мне было важно получить любые ранее неизвестные данные о природе Ареала… И я с уверенностью могу утверждать, что дорога была абсолютно прямой и столь же абсолютно одинокой. Этого съезда не было, равно как любого другого.