НекроХаник (СИ) - Борисов Олег Николаевич - Страница 15

— Вы однажды ошиблись, Малахий Венедимович. Тогда после аварии зрение еще было плохим, поэтому выгребли из банки то, что посчитали зернами, смололили и заварили. А это были тараканы… Зрение потом восстановилось, но вот кофий больше не пьете. Вообще.

Заведующий отделом технической литературы хмыкнул, после чего ткнул пальцем в небольшой стул рядом с заваленным папками столом:

— Садись. Похоже, Герман в самом деле совершил чудо. Это же надо — впихнуть свое отражение в отрока неразумного. Чем он хоть купил тебя, охламон?

— Как обычно, жизнь за жизнь. Бывший хозяин погиб после того, как на голову груду досок уронили. Вот меня и подселили.

— А ты просто так и согласился?

— У меня выбор был простой. Или сдохнуть, или чужие долги принять и еще жизнь прожить.

— Долги?!

Старик прислонился к косяку и замолчал, изредка неодобрительно покачивая головой. Сергий подождал пару минут, затем все же решился спросить:

— Насколько я понимаю, Герман Ерофеевич оставил вам свой архив. Мне бы почитать, что там. Потому что одно дело обещать, а другое — сделать. Я же в его изысканиях пока ничего не понимаю.

— Вежливый… — неодобрительно поморщился Малахий Венедимович.

— Что? — парень удивленно глянул на себя, затем попытался уточнить: — Что вы имеете в виду?

— Я говорю — вежливый ты. И слишком мягкий… Герман был очень жестким человеком. Даже жестоким. Столько мерзости за долгую жизнь насмотрелся, что ожесточился… Если он тебе что-то от себя лично оставил, то подомнет. Сожрет рано или поздно. Под себя перекроит.

— Обычно жизнь перекраивает. Особенно, если жизнь такая, что за кусок хлеба приходится глотки рвать, — Сергий помрачнел. В памяти всплыли образы, как он долгими зимними ночами грыз сухую корку, которую удалось найти рядом с помойными баками кабака на выселках.

— Может и так. Но мой старый приятель был человеком, которого держали на цепи и спускали лишь в исключительных случаях. Боялись его до одури и одновременно не смели на вольные хлеба отправить. Потому как больше ни у кого подобной силы не было… Темный волхв, способный на грани миров следы читать — это редкость. Европа своих давно изничтожила в страхе перед неведомым. А у нас вот — остался. И даже с теми же бриттами сошелся, им трактаты писал и лучших ищеек натаскивал. Наши побрезговали в ножки поклониться, когда обгадились, а жабы заморские каждый раз благодарили и обещали любую поддержку.

— Но ведь Зевеке так в Лондон и не уехал, хотя и звали?

— А что он там забыл? Корни его здесь. Здесь и похоронили… Кстати, не ходи на могилку пока, не надо. Синод наверняка присматривает. Попозже можно дань памяти отдать. Хотя этой памяти у тебя — вон сколько, аж корежит… Ладно. За мной слово, которое дал. Приятельствовали мы с ним долго, да и в свое время меня на ноги поставил, денег на лучших лекарей не пожалел. Поэтому покажу, что и как, потом решишь с вывозом… Значит, весь архив Германа в двух местах хранится. Первый — это бухгалтерские книги. Они в банке Шпиро лежат. Там ничего по интересному для тебя нет пока. В основном — с кем дела вел и сколько налогов заплатил. Разве что позже, как в силу войдешь, сможешь имена клиентов посмотреть. Остальное — в этой комнате. Мусор и ерунда разная дома остались, но там больше журналы, что выписывал и сказки, до которых большим охотником был. А вот трактаты разные и личные выписки — все тут. По левую сторону Темный свод, ведовство и с зарубежных поездок древности разные. По правую руку — артефакторика и механика. Свет у нас бесплатный от князя, поэтому лампу можно жечь, сколько надобно. Эта макулатура на столе — моя, сюда архив библиотечный сложил, можно на пол сгрузить, если мешать станет. Когда свое в ящики захочешь складывать, скажи заранее, я разрешение на вывоз оформлю.

Помявшись, Сергий повинился:

— Так мне пока некуда вывозить. Ни кола, ни двора. Шабашничаю… Можно, еще чуть здесь полежит? А я бы приходил и читал?

— Веж-ли-вый… Эх… Просто так в библиотечные фонды ходить нельзя. И я не каждый день здесь бываю… По вечерам свободен? С восьми до одиннадцати?

— Да.

— Тогда вот что сделаем. Я тебя на ставку помощника оформлю. У меня этих ставок — полным-полно. Потому как плата — копейка за вечер, больше не разрешают. Даже студиозусы на такое место не идут… С пропуском можешь и днем приходить и вечерами. Надо будет из зала в десять вечера все оставленное на столах собрать, на полки для сортировки вернуть. В каждой книге карточка читателя должна лежать. Что успеешь, на место поставишь, карточки на стол в коробку. Остальные утром библиотекарь разложит… И повод будет здесь сидеть. Скажу, что для меня архивы разбираешь…

— А почему до одиннадцати?

— Потому что сторож в это время все закрывает и любителей в тепле подремать на улицу гонит. Ему подсобишь, все запоры проверишь — и домой… Годится, господин бездомный?

— Годится…

— Тогда пойдем бюрократам сдаваться. Паспорт-то хоть есть или документ какой?

— Справка от урядника есть. Я у них в участке у бухгалтера учиться начинаю с понедельника.

— От урядника? Это хорошо. Это — серьезный документ, не потеряй. С ним мы тебя за десять минут оформим…

Вокзал в Великом Новгороде Гарнеру понравился больше московского. В финансовом центре строили с размахом, купеческий достаток старались лишний раз выпятить, на приезжих впечатление произвести. Поэтому и здания в центре почти все огромные, и лепнины вычурной с излишком, и народу суетливого море разливное. А здесь — тишина, благолепие, камень классических форм и купола церквей в отдалении, пронзающие золотыми крестами яркую весеннюю небесную синеву.

Подождав, пока основной поток пассажиров схлынет, коммивояжер подозвал небольшую коляску и устроился на мягком сиденье.

— Куда барин изволит?

— А вот что, братец, где у вас можно номер иностранцу снять? Чтобы не драли лишнего и прилично было?

— Это смотря откуда родом будете, уважаемый. Если с германцев, то в землячество лучше податься, у них свое подворье. Но чужаков не любят. Если с итальянцев или хранцузов каких, то лучше в центральных трактирах остановиться. У нас там их зодчие бывали, так и язык чуть обслуга выучила, и вкусы знает.

— Я из Америки, из-за океана.

— О как… Тогда лучше к мадам Фифу. Она в молодости с театром весь мир изъездила, теперь свой клуб держит и комнаты сдает. Любит, когда новые интересные люди у нее останавливаются. Давайте к нем заглянем, может и скидку дать изволит в пансионате.

— Далеко это от центра?

— Да совсем рядом, на Большой Московской. Через центр, мимо кремля на мост и уже на месте. Десять минут, коли затору не будет.

— Это хорошо. Сколько обычно за такой путь берешь?

— Гривенник, господин хороший.

— Полтинник дам. Не считая того, что за нового постояльца еще наверняка мадам Фифу доплатит. Главное — не плутать, но и не гнать слишком. Хочу город чуть посмотреть…

Номер для «госпэдына Смыта» нашелся. Пансионат представлял собой симпатичное трехэтажное здание, в котором по большей части останавливался различного рода чиновный люд. Купцы предпочитали другие заведения, где можно было при случае и гульнуть с цыганами, и девушек в номер пригласить. А у мадам Фифу с этим было строго. Крохотный ресторанчик на первом этаже, где завтрак и ужин для жильцов бесплатно. Бравые консьержи, готовые вещи до номера донести и справку по городу дать. И миловидные уборщицы в белых передничках, зачастую вполне преклонного возраста. За спиной у хозяйки шептались, что таким образом она помогает бывшим актрисам мелких театров, у кого судьба на сцене не сложилась. Сама же мадам, похожая на проглотившую швабру засохшую воблу, каждый вечер заглядывала в салон, где разрешено было поиграть в карты, побеседовать об интересных новинках в местных культурных заведениях или даже обсудить ту или иную художественную постановку в столицах. И никаких цыган, само собой.