Мост Дьявола - Уайт Лорет Энн - Страница 14
- Предыдущая
- 14/17
- Следующая
– И ее кузен Дарш, – добавляет Пратима. – Он одалживает ей книги.
– Только не поэзию, – возражает Джасвиндер. – Дарш не читает стихи, он любит популярные романы.
– Он еще отдал Лиине эти кроссовки «Найк», – говорит Пратима. Ее нижняя губа дрожит. – Она… Лиина так хотела их иметь, но они дорогие, понимаете? И он преподнес ей сюрприз на день рождения.
– Дарш и Лиина были близки? – спрашивает Люк.
Пратима кивает, ее глаза вновь наполняются слезами.
– Он был очень добр к ней. Лиина… плохо ладила со своими одноклассниками, но Дарш всегда был готов помочь. Когда она убежала из дома в прошлом году, то отправилась к нему. Он приютил ее на несколько дней. Сообщил нам без ее ведома, что с ней все хорошо и нам нужно ненадолго оставить ее в покое, пока она не вернется домой.
Передо мной разворачивается воспоминание. Лиина одиноко сидела на трибуне в школьном спортзале и ела картофельные чипсы из пакета, пока другие девочки из баскетбольной команды заканчивали тренировку. Я приехала пораньше, чтобы забрать Мэдди. Когда я поднялась на трибуну, чтобы подождать рядом с Лииной, группа детей прошла мимо по пути в раздевалку. Они обсуждали Лиину – достаточно громко, чтобы она могла слышать их.
– Если бы она не попыталась так глупо блокировать меня, то не упала бы и не вывихнула лодыжку. Она сама виновата… Даже не знаю, почему ее взяли в команду.
– Может быть, тренер пожалел ее.
– Жаль деточку? Наверное, ей нужно попробовать танец живота.
Смех.
– Эта неуклюжая корова скоро переломает себе ноги.
– А ее отец еще и обвинит меня, что я заблокировала ее!
– Эй, он же с…ный водитель автобуса. Что он может сделать? Подать в суд?
– Он страшный. Ты видела его глаза? Готова поспорить, он прячет в тюрбане ихний кривой нож…
Смешки и хихиканье сопровождали девочек, выходивших из спортзала. Двери медленно закрылись.
Я посмотрела на Лиину с сильно бьющимся сердцем. Она молча хрустит картофельными чипсами и смотрит прямо перед собой, словно в блаженном забвении.
– Ты в порядке, Лиина?
Она кивает, не глядя на меня. Я замечаю темный синяк у нее на запястье, другой на предплечье.
– Ты упала?
Она удивленно косится на меня.
– Я… просто поскользнулась и растянула лодыжку. Ничего страшного. Тренер сказал, что мне нужно немного посидеть.
– А как насчет синяков? Ты тоже получила их на тренировке?
– Позавчера поскользнулась на льду.
Нельзя получить кольцевой синяк на запястье от падения на лед. Я открываю рот, чтобы задать следующий вопрос, когда Мэдди подбегает к нам, скрипя кроссовками по деревянному полу. Болтающийся конский хвостик, румяные щеки, сплошные улыбки, объятия и просьбы поспешить в городскую библиотеку, пока она не закрылась. Завтра утром ей нужно сдать школьный проект.
Я позабыла о том разговоре в спортзале. О Лиине, сидевшей на пустой трибуне и жевавшей картофельные чипсы. До сих пор. Пока не оказалась в этом скромном и опрятном доме, вместе со сломленными горем родителями. И я глубоко сожалею, что тогда не отреагировала на расистские шуточки и хулиганские нотки. Такие вещи изолируют человека от общества, делают его уязвимым. В результате он чувствует себя одиноким. У него нет группы поддержки. Возможно, именно поэтому Лиина оказалась одна на мосту Дьявола.
И внезапно я понимаю, что ошибалась. То, что случилось с Лииной, было гораздо менее вероятно для девушки вроде Мэдди, окруженной близкими друзьями.
Я провожу ладонью по губам.
– Вы… у вас есть представление, где может находиться остальная часть дневника Лиины?
– Нет, – голос Пратимы снова ломается. – Лиина всегда что-то писала. Она хотела стать писательницей, когда закончит школу. Она хотела путешествовать. Возможно, даже стать зарубежной корреспонденткой. Можете снова посмотреть в ее комнате.
– Спасибо, мы попробуем. – Я колеблюсь, ощущая на себе взгляд Люка. Он хочет, чтобы мы закончили показ фотографий. Я набираю в грудь побольше воздуха.
– Еще мы нашли… вот это. – Я кладу на стол фотографию кельтского медальона. – Он запутался в волосах Лиины, цепочка была порвана.
Оба смотрят на фотографию. Джасвиндер медленно качает головой.
– Я не видел, чтобы она носила это.
Я поворачиваюсь к Пратиме. Она выглядит почти испуганной.
– Я… я этого раньше не видела.
– Вы уверены?
– Это не ее вещь. – Пратима отодвигает колени в сторону от ее мужа и смотрит в пол.
– Возможно, вы не замечали медальон у нее под одеждой? – нажимаю я.
Молчание.
Пратима потирает бедро, не поднимая взгляда. Я мысленно беру на заметку вернуться к этому немного позже, но тут вмешивается Люк. Он жестко стучит пальцем по снимку медальона.
– Эти филигранные узоры на серебре выполнены в форме кельтских узлов, – говорит он. – Бесконечные узлы. Считается, что кельтский узел символизирует любовь или нескончаемую преданность. Некоторые христиане рассматривают их как символ Святой Троицы…
– Только не Лиина, – резко и внезапно перебивает ее отец. Люк замолкает и пристально смотрит на них.
Глаза Джасвиндера мечут молнии.
– Она не стала бы носить ничего подобного, – он взмахивает рукой в сторону фотографии. – Это не ее вещь.
Я быстро переглядываюсь с Люком, но его лицо остается бесстрастным.
– Почему… зачем кому-то делать это? – снова причитает Пратима. – Зачем, зачем, зачем?
– Иногда люди творят ужасные вещи, Пратима, – говорю я. – Иногда мы не можем до конца понять, какая тьма движет человеком. Но я обещаю: мы сделаем все возможное, чтобы найти и арестовать ее убийцу. А когда мы найдем его, то, возможно, узнаем причину.
Я поворачиваюсь к Люку.
– Я пойду наверх с Пратимой и еще раз осмотрю комнату Лиины.
Я собираюсь отделить ее от мужа.
Он удерживает мой взгляд и кивает.
Рэйчел
Тогда
Пратима наблюдает за мной из дверного проема, ведущего в комнату ее дочери. Я остро сознаю, что топчу ботинками палевый ковер. Протокол полицейской работы не предусматривает возможности снимать уличную обувь в жилых помещениях. За окном спальни виднеется белесое зимнее небо. Скоро стемнеет. Это темнота такого рода, которая наползает все раньше и раньше с каждым днем до зимнего солнцестояния и погружает нас в самую длинную ночь года.
На туалетном столике Лиины лежат две глянцевитые брошюры с рекламой волонтерской работы в африканской миссии. Я вспоминаю о фотографии, найденной в ее бумажнике, о судне благотворительной организации.
Ясно, что Лиина хотела вырваться из этого города.
– Эти миссионерские суда находятся под управлением христианской организации? – спрашиваю я и беру брошюру.
Пратима защитным жестом складывает руки на груди.
– Вера не имела для Лиины никакого значения. Это было лишь средство, чтобы убраться подальше отсюда. Она хотела творить добро, помогать несчастным людям. Она…
Голос Пратимы прерывается. Я молча смотрю на нее.
– Лиина хотела оказаться там, где ее будут ценить, – с трудом продолжает она. – Мы… все мы хотим, чтобы нас ценили по достоинству, правда? Чтобы нас любили, чтобы мы чувствовали себя частью общего. Если у нас нет ощущения принадлежности, что мы можем назвать своим домом? В конце концов, это простой инстинкт выживания: если тебя выгоняют из группы или из стада, ты умираешь.
Я гляжу на Пратиму и на мгновение задаюсь вопросом, не говорит ли она о самой себе. О своем иммигрантском опыте. Я гадаю, испытывает ли эта страдающая мать еще и другую боль, которую я даже пока не могу осознать. Я гадаю, может ли она свободно говорить со своим мужем. Насколько она одинока?
– Пратима, отца Лиины беспокоило, что его дочь интересуется работой в христианской миссии?
- Предыдущая
- 14/17
- Следующая