За гранью времени. Курская дуга (СИ) - Волков Александр Мелентьевич - Страница 16

Подумать только!

В этой школе Везденецкий выучился, встретил первую любовь, получил диплом. Если злобная историчка Маргарита Павловна выживет и появится на свет, ее удивит знание о том, что основной для здания общеобразовательного учреждения станет комплекс газовых камер, утрамбованных в одной постройке. По крайней мере теперь школьники будут называть школу концлагерем не просто по причине отсутствия там задора и веселья.

Он проводил здание взглядом, и затем, спустя минут десять, вагон загнали в мрачное кирпичное депо, обнесенное высоковольтным полутораметровым забором. Локомотив отцепили и угнали прочь, но Везденецкий не остался в одиночестве. Снимать с него оковы никто не стал, а ему, между прочим, не мешало бы помыться. Чесалось в местах, которые не стоит упоминать в приличном обществе, кишки от голода будто бы в узел завязывались, голова начинала побаливать.

Веббер не заставил дожидаться себя. Он вошел в вагон, вальяжно сцепил за спиной руки, издевательски улыбнулся.

— Как тебе город, Саша? Страшно видеть, во что он превратился?

— Что тебе нужно? — огрызнулся Везденецкий.

— А? Мне? Да, собственно, немного. Я лишь пришел напомнить, что буду прилетать к тебе из Москвы. Да и хочется немного рассказать о лагере, но это не главное. Главное заключается в роли, которую я готов любезно тебе дать, если ты будешь хорошим мальчиком. Заинтересован?

— Еще бы, — съязвил Везденецкий.

— Добро пожаловать в "Тихий дон", — Веббер театрально развел руками. — Кажется, так называлась книга Константина Шолохова? Название для лагеря я выбирал сам, — похвастался Веббер. — Решил, что ты оценишь. Сейчас здесь содержится сорок тысяч военнопленных, работают два газокамерных комплекса и один крематорий. Туда, как правило, не попадают те, кто хорошо себя ведет.

— Хватить лить воду, — оскалился Везденецкий. — Что тебе нужно?

— Мне нужно, чтобы ты был хорошим мальчиком, — улыбнулся Веббер. — Ты хорошо знаешь страну, обладаешь неплохим умом и выдающимся телом. Потому у меня к тебе есть…. — Веббер специально выдержал паузу. — Деловое предложение. Пока нас никто не слышит, и мы можем говорить друг с другом откровенно. У тебя два пути. Первый путь: ты ведешь себя плохо, проказничаешь, и дохнешь собачьей смертью. Тебя забивают насмерть, замаривают голодом или расстреливают. Либо же…. Я полностью глушу твое сознание и делаю инструментом для решения определенных задач. Второй путь: ты добровольно соглашаешься помочь мне в ряде вопросов, и тогда, быть может, я позволю тебе хорошо жить в Новой Великой Германии, когда мне удастся взять ее под безраздельный контроль.

— Я могу подумать? — соглашаться Везденецкий не собирался, но ему хотелось выиграть немного времени.

— Нет, — рассмеялся Веббер. — Я же не идиот. Мне известно, на что ты способен, Саша. Что бы ты не задумал, можешь сразу об этом забыть. Если откажешься, я буду морить тебя голодом и заставлять смотреть на то, как умирают твои товарищи. Сейчас ты здоровый и здравомыслящий мужчина, но пара сотен последовательных инъекций сделают из тебя неандертальца.

Тут и думать нечего. Предложение Веббера определенно было фальшивым. Веббер наверняка знал о патриотичности любого хроно-диверсанта. Согласие только развяжет Везденецкому руки и позволит дотянуться до шеи фрица.

— Согласен, — усмехнулся Везденецкий.

— Я уже знаю, что ты увидел в предложении шутку, — мрачно проговорил Веббер. — В течении двух недель ты станешь овощем. Я бы с удовольствием прикончил тебя, но тогда, увы, драму гибели фюрера нельзя будет разыграть. Мне нужен лишь козел отпущения. Ох, — Веббер посмотрел на циферблат ХКМ. — Время ужина. Не скучай, Саша.

Веббер ушел, оставив после себя чувства злости и ненависти. Если Менгель продолжит подавлять "ВБ-1" инъекциями, то выбраться из ловушки вагона не получится. Ну и как теперь действовать? Цепи прочно держали руки, прочно ноги, головой не получалось двигать. При Везденецком остался только дар речи, и каким-то образом его нужно было применить. Например, использовать приемы нейро-лингвистического программирования, но против Веббера они бесполезны. Патоген оборонял мозг фрица против психического воздействия точно так же, как и мозг Везденецкого, однако сам Веббер мог не знать об этом.

Оставалось надеяться, что кто-то придет, и в тот же вечер Вагнер любезно решил нанести Везденецкому визит.

Вагнер оставил дверь открытой.

В вагоне царил холодный полумрак, пахнувший машинным маслом и ледяным наростом, покрывшим стены.

Снаружи рокотал немецкий бензогенератор, в свете тусклой настенной лампы, робко освещавшей вагон из депо, искрились снежинки. До того, как Вагнер пришел к Везденецкому, за кирпичными стенами слышались крики узников, отборная немецкая ругань, лай сторожевых собак и редкие звуки выстрелов.

Вагнер и Везденецкий так сильно сосредоточились друг на друге, что какофония смерти снаружи хоть и звучала, но как-то проходила мимо ушей. Везденецкий продумывал структуру программирующей фразы, а Вагнер гадал, какого черта к самому обычному, на вид, пленнику, Веббер относился будто к неугодному младшему брату.

— Что в тебе такого особенного? — выдохнув облачко пара, спросил Вагнер на немецком. — Под тебя пришлось выделять депо, пришлось выделять ценный вагон и экранировать его броней, пришлось заковывать тебя в локомотивные цепи…. Не могу взять в толк, что в тебе такого, и что скрывает от меня Веббер?

— А если я скажу, что Веббер решил прикончить фюрера, и я играю в этом не последнюю роль?

— Это ересь, — поморщился Вагнер. — Веббер является доверенным лицом фюрера и предан рейху так же, как я.

— А тебе ничего не кажется странным? Ну, и во мне, и в нем.

Вагнер никогда бы не сказал об этом в слух, но в Везденецком его поражало многое. Например, отменная физическая форма, которую тому удалось сохранить не взирая на стрессовую ситуацию и голод. За несколько дней Везденецкий и крошки не съел, был искупан в холодной воде, но выглядел здоровым. Кожа румяная, на губах ни капли носовой слизи, глаза белоснежные, без единого лопнувшего капилляра. Другие заключенные в схожих обстоятельствах иссыхали в считанные дни, а этому хоть бы хны.

Везденецкий сдержал ухмылку, поняв, что Вагнер задумался и теперь доступ к рептильной части мозга был открыт. Оставалась парочка мелочей. Везденецкий вдохнул побольше воздуха и нарочито чихнул, заставив Вагнера вздрогнуть.

— Вот! — Вагнер потряс указательным пальцем, выдав фразу, не имеющую отношения к разговору. Это было сигналом, что уловка сработала. — Все-таки, ты способен заболеть.

— Это временно. Зачем вы пришли, гер комендант?

Вагнер задумчиво подул на металлическое изголовье трости, и деловито протер ее рукавом.

"Да-да, скотина. Дыши почаще. Думай, шевели мозгами" — злорадно думал Везденецкий. Зрение Везденецкого было куда острее, чем у Вагнера, потому Везденецкий видел, как в тусклом свете поблескивали микрочастички слюны, пораженные Вирусом Баумана.

Вагнер вдохнул, втянул в себя облачко, но не заметил этого. Не всякую функцию "ВБ-1" могла подавить инъекция. Даже в полусонном состоянии вирус спасал Везденецкого от холода, и с тем же успехом имел возможность поражать нервную систему любого врага, кроме Веббера.

Другими словами, Везденецкий мог становиться намного убедительней в глазах врага. Сейчас, когда в мозге Вагнера шла интенсивная умственная работа, впору было внушать фрицу новые идеи.

Идеи о смерти фюрера и возможности спасти его.

— Я знаю, что ты хочешь стать героем для одного рейха и для одного фюрера, — изрек Везденецкий программирующую фразу. — У тебя будет такая возможность, если ты позволишь мне сбежать и окажешь в этом содействие.

— Что ты сказал?! — взорвался Вагнер, но по глазам было видно, что в голове его произошли изменения. Знаете, такая неуловимая дрожь, сигнализирующая о том, что человек уличен в обмане или обрел новые знания. — Да как ты смеешь! Я…. Я… — Вагнер подвис, будто перегруженный компьютер, но затем его взгляд снова обрел ясность.