Три поцелуя (ЛП) - Тейлор Лэйни - Страница 11

По городу о нем ходило много слухов: что он может говорить с тиграми, что у него раздвоенный хвост, который он прячет в одной из штанин (левой), кто‑то утверждал, что видел, как он переходил дорогу и при этом не отбрасывал тень и что он сделает все ради старой стервы. Даже самые бесстыдные сплетники могут ненароком докопаться до истины. Он сделал бы для нее все, что угодно, и делал это много раз.

Его звали Прандживан, что означало «жизнь». Эстелла дала ему и то, и другое: имя и жизнь. Она вынесла его из Огня на руках, когда он был маленьким коричневым ребенком, слишком маленьким, чтобы идти за ней на своих ногах. Он один знал все ее секреты, и кроме домашних обязанностей на него возлагалась обязанность шпионить для нее. Он рассылал свою тень по всей стране, она научила его, когда он был еще ребенком, и вел подробные списки нечестивцев. Он помогал Эстелле решать, кто умрет, чтобы дети могли жить. И когда она выходила из Ада каждый день через люк в тени огромного дерева, он ждал ее там с рикшами, готовыми забрать ее домой.

В день землетрясения, стоило ей только появиться при свете дня, он понял — что‑то не так.

— Что случилось, Мемсахиб? — спросил он.

— Отведи меня в резиденцию политического представителя, — тихо произнесла она. Он исполнил ее просьбу.

Джайпур был королевством Раджпут, управляемым воинствующими принцами. Он не был частью Британской Империи. Здесь не было и официальных губернаторов или магистратов, только политический представитель — бывший усатый кавалерист, чья военная карьера подошла к концу, когда он потерял руку в пасти тигрицы в Гималаях. Теперь ему приходилось держать поводья в зубах, когда он охотился на шакала с местными принцами, что было одной из его основных обязанностей. Но за свою службу его вознаградили дворцом‑усадьбой и небольшой армией слуг. Он даже держал кальян‑бурду, чтобы разжечь трубку.

Когда Эстелла появилась у его ворот без приглашения, вечеринка была в самом разгаре. Праздновалось крещение третьей дочери британского представителя, но она была похожа на любую другую вечеринку: яркие платья, развивающиеся в саду, джентльмены, болтающиеся с напитками, бокалы которых запотевали в их больших разгоряченных руках. Был и стол, заставленный подарками, и розовый торт‑мороженное, а еще детская кроватка, приютившаяся на краю, будто о ней вспомнили в последний момент, решив, что той нужно стать частью праздника. В колыбельке лежал спокойный и молчаливый ребенок, разглядывающий кроны деревьев серьезными серыми глазами.

— Что эта старая стерва здесь забыла? — спросил представитель свою жену, и они оба раболепно втянули головы в плечи. В лучшие времена Эстелла знавала способы, как украсть все веселье из их пустой болтовни, и посему поводу она выглядела особенно мрачной. Обычно аккуратно уложенные пряди ее серебряных волос были истерзаны адовым пламенем, сквозь который она прошла, а сердце женщины отяжелело от проклятья, которое она пришла доставить.

Она подошла к люльке и посмотрела на прелестного дитя. Празднующие притихли. Всех поразило насколько эта сцена походила на сюжет сказки: вот пришла ведьма Эстелла, чтобы испортить все веселье.

— Она похожа на сумасшедшую, — прошептал кто‑то. Эстелла даже не подняла глаз. Она потянулась к ребенку, и малыш схватил ее за палец и улыбнулся.

Сердце Эстеллы сжалось. Передумывать было нельзя. В Кашмире выжило двадцать‑два ребенка, и Васудев, не колеблясь, заберет эти жизни обратно; он, несомненно, в этот самый момент придумывал несчастные случаи, один ужаснее другого. Поэтому она сделала то, за чем пришла. Она сказала:

— Я проклинаю это дитя самым красивым голосом, когда‑либо слетавшим с человеческих губ. — Она подняла глаза и оглядела всех посетителей вечеринки. Их лица раскраснелись от смеха и от выпивки. Казалось, они ждали продолжения, и они его получили: — Но берегись всякий, кто его услышит, он немедля упадет замертво. С этого мгновения, любой звук, что издаст это дитя будет убивать.

По всему саду раздавались вздохи, а затем недоверчивые смешки. Кто‑то выкрикнул:

— Проклятье! Какая редкость!

— Столичная забава!

— Это просто божественно!

Эстелла воззрилась на них. В ее глазах светилась радость. Они ей не поверили. Ну конечно же не поверили, да и не могли. Подданные Ее Величества не верили в подобную ерунду. Но верили они или не верили, проклятье было самым что ни на есть настоящим, как жара, и скоро они это осознают.

Как скоро?

Девочка все еще сжимала в кулачке палец Эстеллы. Женщина никогда не уставала удивляться силе детской хватки. Она вновь заглянула в эти серые глаза. Она была прелестной малышкой, это дитя. У Эстеллы не было собственных детей, ее муж умер таким молодым. Впав во тьму горя, она отчаянно надеялась, что у нее во чреве может быть ребенок… что может быть частичка него осталась в ней, даже когда она шла за гробом на кладбище. Но этому не суждено было случиться. Она осталась одна, и будто этого было мало — пустой.

Легкий ветерок всколыхнул кроны деревьев, и малышка вновь улыбнулась. Она выглядела так, будто хотела погулить, и Эстелла вдруг почувствовала, что ее собственная смерть взгромоздилась ей на плечо, подобно птице. Как же легко умереть, подумала она, и как уместно, если она станет первой жертвой этого проклятия… Первой жертвой этого ребенка, которого по воле демона она только что превратила в убийцу. Ибо не было никаких сомнений в том, что двадцать два ребенка в Кашмире выжили, как и в том, что люди в Джайпуре умрут.

Но не сейчас. У Васудева имелись собственные проклятья, но и Эстелла не была лишена силы. И прежде, чем жена британского представителя успела подбежать и подхватить малышку, Эстелла склонилась и нежно, но твердо прижала кончик пальца к губам ребенка и прошептала:

— Ты будешь молчать, малышка, не так ли? Пока не станешь достаточно взрослой, чтобы понять суть проклятья. Твой голос будет подобно птичке в клетке.

Так оно и случилось. 

Лимбо[3]

Шли годы, девочка росла. Королева Виктория умерла. Черные корабельные крысы принесли чуму из Китая в Индию. Погибли миллионы. Эстелла и Васудев были очень заняты. Первая Мировая началась с выстрела. Первыми отравляющий газ использовали немцы, но англичане последовали их примеру. Им было так стыдно за себя, что они запретили тем самым солдатам, которые несли канистры с хлором, произносить слово «газ». И снова погибли миллионы. Проклятья Васудева в Индии по большей части принесли свои плоды. Среди жертв был ребенок в Читтагонге, который на доли секунд, всякий раз, когда он чихал, становился невидимым, и пенджабский принц, который кричал, как петушок на рассвете.

Но благодаря неведомо откуда взявшейся такой поразительной силе воли сероглазая дочь британского политического представителя в Джайпуре держала свое проклятье в заточении, и спустя более, чем семнадцать лет у англичан так и не появилось ни одной причины поверить в него.

Васудев раздражался и ворчал.

— Это нечестно, ты вмешиваешься в дела слуг! — прошипел он Эстелле, его лицо вспыхнуло алым от ярости, так что теперь две его половины были одного цвета. — Ты не позволила идти всему своим чередом!

— Своим чередом? — повторила Эстелла, сделав вид, что не понимает о чем демон толкует. — В естественной череде событий нет месту проклятьям. И потом, Васудев, у тебя были все возможности повлиять на слуг. Ты проводишь достаточно времени, шпионя в саду.

Демон скривился, но ничего не сказал. А что он мог сказать? Что этот проклятый Прандживан нечестно воспользовался своими широкими плечами и белыми зубами, чтобы повлиять на прислугу девушки? Что фактотум был чертовски красив, и против него у маленького уродливого демона не было не единого шанса в этой игре? Все из перечисленного было правдой, но он ничего не сказал и не скажет. Даже у демонов есть достоинство. Правда в том, что Эстелла выигрывала… пока. Сначала этот фокус, когда старуха попросила девушку молчать, пока не вырастет, чтобы разобраться в сути проклятья, а теперь вот это. Прислуга верила Прандживану, проклятому красивому нищеброду, а девушка верила своей прислуге. В этом шумном дворце поющих сестер она прожила свою жизнь безмолвной бабочкой, не позволяя себе даже смеяться вслух. Когда Васудев подглядывал за ней в саду, то видел в ней глубокую печаль, тоску и мечтательность, но никогда не видел, чтобы она испытывала свое проклятье даже на жуке или муравье. Это так не походило на людей. Девчонка точно была ненормальной!