Свет призрачной звезды (СИ) - Вешнева Ольга Михайловна - Страница 107

Развернувшись лицом к нелианцу, Лариса смело и жадно принялась ласкать его великолепное тело. Словно провалилась в разверзнувшуюся пропасть в полу, затянувшую и кровать вместе с увлеченно ласкающими и освобождающими друг друга от одежды влюбленными, и “звездный потолок”, и весь дворец правителя. Лариса как будто неслась на край вселенной, сгорая от страсти в объятиях азартного рыжего хищника, приближалась к обозначенной вихрями космической пыли черной дыре.

Генетическая память вела ее к слияний энергий и тел. Нелианец мягко направлял, разогревая и обволакивая нежной импульсной волной. Его когти покрыла оболочка ремаса, сделав гладкими и безопасными. Девушка почувствовала, как в ней зародилась ответная приятная волна, и поняла, что Эйнар поймал ее, когда он легонько куснул изогнутую напряженную шею и чуть отстранился, а затем, придержав под затылок, вынудил взглянуть на него, чтобы она увидела счастливое сияние бирюзовых глаз.

Первые мгновения их самого близкого контакта Лариса чувствовала себя безгранично счастливой. Думала, что ее счастьем можно заполнить до краев чашу вселенной, еще немного — и брызнет через край пеной шампанского. Эйнар припал губами к ее груди, медленно проникая в ее лоно. Лариса запрокинула голову, откинувшись назад в его сильных объятиях. Ее взгляд достиг расписанного объемными фресками потолка, где в темно-синей вышине парили крошечные белые звездочки. Словно с настоящих небес внезапно явился пробуждающий душевную боль мысленный призрак, в памяти прозвучал хрипловатый голос: “Я люблю тебя, кнопка…”

Лариса машинально вздрогнула всем телом. Она перестала чувствовать Эйнара, его сильные ритмичные движения внутри нее, нежные прикосновения упругих жестких губ и влажного шершавого языка. Далекий голос отца звучал в ее разуме. Точки виртуальных звезд соединились в родные и любимые черты лица с неумолимой суровостью взирающего на нее из глубины небес профессора. Скрип дивана под ними превратился в легкий треск ломаемых позвонков.

Взглянув на Эйнара, она увидела, как сверкнули клыки в широко открывшейся острозубой пасти космического чудовища, ей почудились расплывающиеся пятна отцовской крови на его губах и языке.

Лариса вскрикнула. Из ее груди вырвался неконтролируемый короткий вопль — нелианский или человеческий, она не знала.

Охваченный желанием Эйнар не понял, что случилось с избранницей.

Их взгляды встретились. Эйнар смотрел удивленно, Лариса — испуганно. Во власти наваждения она увидела кровь своего отца на невыносимо прекрасном лице. Нелианец решил, что случайно причинил боль любимой женщине. Пригнувшись, стал игриво покусывать ее левое плечо и шею. Выйдя из оцепенения, Лариса ответно прижала зубами его кожу, но сразу отпустила, задохнувшись от приступа тошноты.

Конечно, не могла она полюбить убийцу ее отца! Стала жертвой самообмана.

Лариса подумала, что лишь оказавшись в постели с врагом она открыла для себя истину, которая всегда витала рядом, только она, романтичная дурочка, поддавшаяся роковому искушению, не замечала очевидного. Только теперь, когда уже не повернуть назад, она узнала, что ее пламенная страсть была отражением ненависти, защитной реакцией от страха.

Лариса ненавидела рыжего хищника, скользящего жестким языком по ее уху, но признавала невозможность побега. Эйнар ее не отпустит… живой.

Бедный ее папа! Как противно ему все это видеть с небес!

Лариса пыталась изгнать наваждение, очистить разум, чтобы со шпионским равнодушием продолжать игру. Она искала, и не находила внутри себя последние искорки теплоты к нелианцу — кровному врагу, беспощадному убийце.

“Давай, Ларчик!” — подбадривала она себя, пугливо вздрагивая в сильных жестких объятиях под натиском мужчины. — “Ближе, еще чуть-чуть продержаться. Не виснуть на его плечах, а действовать, показать, что ты живая и покорна ему… Пока еще живая… Держись, малышка! Еще чуть-чуть! Действуй, Ларчик! Вспомни как мечтала о страстной ночи с красивым умным парнем, как не хотела остаться старой девой”.

Снова запрокинув голову, Лариса стала задыхаться от бессильной ненависти. Она взмолилась, глядя широко распахнутыми, затемняющимися черной пеленой глазами в нарисованное небо: “О, Господи! Помоги мне, умоляю…. Помоги… Умоляю, помоги!” и полетела вслед за неслышным криком о помощи в затягивающую все глубже и смыкающуюся над ней белесыми краями черную дыру.

Эйнар хотел воспользоваться шансом заглянуть в сознание Лары. Хозяйка публичного дома предупреждала его, что в моменты физической близости защита разума становится почти невозможной. Атика учила его не терять контроль над своим сознанием даже на пике наслаждения. Он был способным учеником. Но непохоже, чтобы Лару кто либо посвящал в эту тайну.

Эйнар старался сдерживать любопытство, опасаясь разрушить доверие избранницы, но в момент ее интенсивного энергетического выброса, понимая, что для считывания информации памяти достаточно мимолетного телепатического контакта, не смог устоять перед соблазном. Он чувствовал, что в мыслях Лары повторяются эпизоды пугающих событий, которые мешают ей раскрыть для него не только тело, но и сознание, которые отталкивают ее от него, снова воздвигают между ними прочный силовой барьер, который после мучительных ожиданий и непониманий все же удалось разрушить.

Интенсивность колебаний Лары резко возрастала. Плотнее притиснув избранницу к себе, Эйнар попытался проникнуть в ее сознание.

Погруженная в страшные воспоминания Лариса приближалась ко дну пропасти, где притаилась опаляющая боль.

“Я люблю тебя, кнопка”, — голос отца прозвучал издали, сквозь прозрачную перегородку секретного отсека марсианского космического корабля. Испуганно моргнули в сумраке голубые глазищи Веника. Ужасное чудовище вырвалось из тьмы. Перед стеклом с лязгом захлопнулась зубастая пасть. Окровавленные губы растянулись в жутком подобии улыбки. Отчаянная ярость вырвалась изнутри, захлестывая Ларису…

Вместо экстаза ее накрыл приступ панической атаки.

Нивия

Пушистой кисточкой из щетинок дапатитий Нивия аккуратно нанесла красный сок сжошелы на выпуклый край донышка светильника из прозрачного стекла. Поменяв кисточку, она вывела рассыпчатым дехлийным желе на округлом боку будущего украшения для Лучезарного Праздника ветвь амдобора: очертания побегов и чешуй. Чуть повременила, позволяя стеклу прогреться под источником тепла: тусклым фитильком, имитирующим сумеречный свет; после сняла его с высокой подставки и, дополнительно проверив каждый штрих, поместила в короб излучателя ионов пунмпетала.

Нивия установила время первоначального обжига и занялась приготовлением ярко-зеленого раствора в обработанном пгевовой смолой глиняном котле. Неспешно размешивала смесь пыльцы олтешатта, реллии и антыви, растворенную в воде Поющих источников и загущенную слизью трехголосных лекнуфий. Старательно прокручивая в бысто густеющей массе литой металлический стержень леллип, раздваивающийся на конце, Нивия успевала прочитывать мелькавшие на информационном экранчике под потолком сообщения со станции управления тлина. Немного сердилась, потому что они мешали сохранять чистоту мыслей, необходимую для росписи светильника по древней традиции.

Ей еще повезло! Гораздо труднее приходится Кивкену, в прошлом именитому живописцу, мастеру объемных подвижных фресок. Ему старец Мелкенсип поручил самую ответственную работу: украсить праздничные полотнища. Как их развесить в бункере, высота и ширина самых просторных помещений которого составляет треть самого малого из полотнищ, мудрец не уточнил. Не поведал старец и о том, почему решил устроить чрезмерно пышное торжество для воинов.

— У вас еще много времени для подготовки к Лучезарному Празднику, — все, что мудрец ответил на ее вопросы.

Так у Нивии, Латлина, Фоли и вытащенного Виалой из леса для проверки лебтетовых коммуникаций Тотила появилась уверенность в том, что до праздника они доживут. Старец назначил их ремесленниками с учетом их помощи мудрецам в подготовке прошлогодних народных гуляний. На вопрос, начнется ли осада или штурм убежища, старец молча сдвинул густые брови, на остальные вопросы он отвечал: “Пока не ясно”, пока не затворился в жилом секторе напротив Источников. С собой прихватил охапку деревянных палок, пообещав вырезать из них шесты для подвесных фонарей.