У Черных рыцарей - Дольд-Михайлик Юрий Петрович - Страница 34

• Предыдущая
• 34/85
• Следующая

— Мне нравится ваш подход к делу, — похвалил Шлитсен, но с видом такого напыщенного превосходства, что Фред едва сдержался, чтобы не ответить резкостью.

— Мы долго обсуждали, на кого можно возложить эту миссию, и пришли к выводу: ваша кандидатура со всех точек зрения самая приемлемая.

— В том числе и вы? — нескрываемая ирония прозвучала в голосе Фреда.

— Почему вас интересует именно моё мнение? делая ударение на слове «моё», спросил Шлитсен.

— Ведь вы однажды уже снаряжали меня в дорогу…

— Я только что похвалил вашу рассудительность, а теперь должен сделать замечание: приказы руководства школы не подлежат обсуждению.

— Приказ выполню. Я человек военный и знаю дисциплину. Но в порядке раэбора проведённой операции имею право высказать своё мнение. Так вот: жаль, когда физические и моральные силы человека растрачиваются зря. Оружие разведчика — это его нервы.

— Я предлагаю перейти к сути дела, — вмешался Нунке.

— Вы правы, — поклонился Шлитсен. — Начну с очень коротенького вступления, чтобы восстановить в памяти известные вам факты. Вы знакомы с политикой нашего правительства, основанной на физическом уничтожении советских военнопленных. Часть из них, конечно незначительную, но представляющую боеспособную силу, мы привлекли на свою сторону и даже вооружили.

— Армия Власова?

— Да, армию генерала Власова. Она дралась против русских и очень упорно. После окончания войны власовцы, как и наши части, были интернированы, но по Потсдамскому соглашению их должны передать в руки советских властей. Большим желанием выполнить этот пункт договора бывшие союзники России не горят. Да и нам не хотелось бы, чтобы это произошло. Ведь таких людей можно использовать.

— Да, о соглашении, заключённом в Потсдаме, я знаю из газет.

— Советские миссии по репатриации шныряют теперь по всей Германии. Союзники всячески препятствуют русским в составлении списков тех, кто подлежит возвращению. Но если миссия имеет списки, то американцам и англичанам приходится уступать, вопреки желанию. Иначе может возникнуть международный скандал. Впрочем, союзникам удалось припрятать от советских властей многих власовцев.

— Герр Шлитсен, ваше коротенькое предисловие перерастает в лекцию для нижних чинов, — резко прервал своего заместителя Нунке.

— Простите, я только хотел…

— Думаю, что Фред уже разобрался в ситуации.

— Тогда только суть: в одном эсэсовском лагере американской зоны скрывается группа из пятидесяти четырех офицеров бывшей власовской армии. Это люди, которые сожгли за собой все мосты и добровольно в Россию не вернутся. Американцы собирались вывезти их в Соединённые Штаты, но неделю назад получили от советской миссии категорическое требование передать из рук в руки всех пятьдесят четыре. Правда, поимённого списка советская миссия не представила, назвав лишь общее число, что и позволило затянуть дело.

— Очевидно, в группе действует советский агент, который не успел или не сумел передать русским список фамилий, — так, кажется, думают американцы, пояснил Нунке.

— Агент раскрыт? — спросил Фред.

— Пока нет. Приняты меры, чтобы прервать всякую связь межяу лагерем и внешним миром. Вряд ли в ближайшие дни список может попасть в руки русских, ответил Шлитсен — Теперь конкретно о вашем задании. Под видом бывшего советского офицера мы хотим заслать вас в лагерь. Американцы согласны передать нам всю группу, если мы сумеем её незаметно вывезти.

— Этим и ограничивается моё задание?

— Второе связано с первым: надо выявить агента русских и ликвидировать его. Без этого опасно приступать к основной операции.

— Ясно.

— На подготовку даём три дня. За это время вы ознакомитесь с вашей новой биографией, разработаете с Шлитсеном и Вороновым план эвакуации группы, продолжал уже Нунке. — Если удастся выполнить задание, эта группа и составит основное ядро вашего русского отдела.

— С заместителем начальника лагеря мистером Хейендопфом можете разговаривать откровенно: он наш союзник, — прибавил Шлитсен.

— Прекрасно! Это значительно упростит дело! обрадовался Фред.

— Итак, о сути задания я вас информировал. Сегодня вечером вы свободны, а завтра приступите к подготовке. В девять часов утра я жду вас у себя.

Почтительно поклонившись Нунке и очень холодно Фреду, Шлитсен удалился.

— Заметно, что герр Шлитсен не испытывает ко мне особых симпатий, — улыбнулся Фред.

— Со временем отношения наладятся. Шлитсен человек желчный. Ну, хватит о нём. Работник он неплохой, но его неопрятный и сугубо штатский вид раздражает меня бесконечно. К тому же манеры у него ужасающие. Особенно за столом. Я предпочитаю обедать у себя, чтобы не встречаться с ним в столовой. Кстати, отныне вы можете ею пользоваться! Вообще, нам надо осмотреть всю нашу школу. А поскольку вам необходим чичероне, я попрошу об этом Воронова или кого-нибудь другого из преподавателей.

— Буду очень признателен.

— Я пришлю вам правила внутреннего распорядка — рекомендую как можно лучше их проштудировать.. До отъезда вам надо будет познакомиться и с патронессой нашей школы — Агнессой Менендос

— Это обязательно?

— Как патронесса, она должна знать весь персонал школы. Каждый новый человек обязан явиться к ней с официальным визитом. Мы считаем это своеобразным посвящением в «рыцари благородного духа».

— Если существует традиция, я не стану её нарушать.

— Завтра или послезавтра вечером я вас представлю. Она живёт недалеко, в особняке.

Нунке ушёл.

Фред не в силах был преодолеть возбуждение.

Итак, он выйдет за ворота школы. Поедет в Западную Германию! А до Восточной, оккупированной советскими войсками, рукой подать.

Было от чего потерять покой.

— На сегодня хватит, солнышко, уже поздно…

Иренэ вколола иглу в тугой атлас, кончиками пальцев провела по выпуклому узору вышивки и недовольно покачала головой.

— От этого ярко-голубого цвета становится холодно. Он напоминает зимнее небо. Поэтому и цвета кажутся неживыми… Словно их вылепили из воска.

Обращённые к матери большие ласковые глаза девочки были полны настоящего отчаяния.

— Ну и глупышка. Так огорчаться из-за вышитого лоскутка.

— Как ты можешь, мама! Это же покров! Мой обет. Моя молитва мадонне! Каждый стежок — маленькая буковка, из которых слагаются слова молитвы… Я тяну шёлковую ниточку и мысленно шепчу слова. И так хорошо слово к слову лепится. А вот здесь…

Солнце, склонившись к горизонту, золотисто-розовыми лучами освещало уголок комнаты, где всегда стояла коляска Иренэ. В этом изменчивом свете возбуждённое личико девочки утратило прозрачную бледность. Казалось, его подсветили изнутри и оно тоже излучает трепетное розовое сияние. Отблеск солнца живым теплом окрасил большие карие глаза. От матери Иренэ унаследовала лишь брови и губы, правда, значительно мягче очерченные. Но и они контрастировали с пастельно-нежным личиком девочки, намекая на скрытую, таящуюся в глубинах существа силу.

Любуясь головкой дочери, Агнесса старалась забыть об её изуродованном тельце. Какой красавицей могла бы она вырасти! Ах, эта машина, эта проклятая поездка, этот трижды проклятый день!..

— Почему ты так странно смотришь на меня, мама? — забеспокоилась Иренэ.

— Просто задумалась… Ты слишком долго занималась вышиванием, и теперь тебе надо погулять.

— Ты побудешь со мной в саду? — обрадовалась девочка.

— Нет, сегодня тебя проводит Пепита. Мне надо похлопотать по хозяйству, у нас завтра гости.

Иренэ разочарованно вздохнула.

— Опять этот противный Нунке!

— Иренэ!

— Ну, я знаю, знаю, что ты скажешь! Что он много для нас сделал, что он умный, что…

— Я хотела бы, чтобы ты это действительно поняла.

— Как же я могу, если знаю, что он злой! Приказал Хуану вывести Россинанта, поднял пистолет и… — на глаза девочки набежали слезы. — А потом ещё на Хуана свалил, будто тот недоглядел…

• Предыдущая
• 34/85
• Следующая