Рассказы о патере Брауне - Честертон Гилберт Кийт - Страница 79

• Предыдущая
• 79/96
• Следующая

Взглянув на реку, они увидели фигуру Джеймса Буллена, темную на фоне заката; он торопливо и неловко перебирался с камня на камень. Один раз он поскользнулся, и все услышали негромкий всплеск. Когда он подошел к стоявшим на берегу, его оливковое лицо было неестественно бледным.

Остальные четверо, собравшись на прежнем месте, воскликнули почти в один голос:

- Ну, что он теперь говорит?

- Ничего. Он не говорит... ничего.

Фишер секунду пристально глядел на молодого человека, затем словно стряхнул с себя оцепенение и, сделав Марчу знак следовать за ним, начал перебираться по камням. Вскоре они были уже на проторенной тропинке, которая огибала остров и вела к тому месту, где сидел рыболов. Здесь они остановились и молча стали глядеть на него.

Сэр Исаак Гук все еще сидел, прислонившись к пню, и по весьма основательной причине. Кусок его прекрасной, прочной лески был скручен и дважды захлестнут вокруг шеи, а затем дважды - вокруг пня за его спиной. Хорн Фишер кинулся к рыболову и притронулся к его руке: она была холодна, как рыбья кровь.

- Солнце село, - произнес Фишер тем же зловещим тоном, - и он никогда больше не увидит восхода.

Десять минут спустя все пятеро, глубоко потрясенные, с бледными, настороженными лицами, снова собрались в парке. Прокурор первый пришел в себя; речь его была четкой, хотя и несколько отрывистой.

- Необходимо оставить тело на месте и вызвать полицию, - сказал он. Мне кажется, я могу собственной властью допросить слуг и посмотреть, нет ли каких улик в бумагах несчастного. Само собой, джентльмены, все вы должны оставаться в усадьбе.

Вероятно, быстрые и суровые распоряжения законника вызвали у остальных такое чувство, словно захлопнулась ловушка или западня. Во всяком случае, Буллен внезапно вспыхнул или, вернее, взорвался, потому что голос его прозвучал в тишине парка подобно взрыву.

- Я даже не дотронулся до него! - закричал он. - Клянусь, я не причастен к этому!

- Кто говорит, что вы причастны? - спросил Харкер, пристально взглянув на него. - Отчего вы орете, прежде чем вас ударили?

- А что вы так смотрите на меня? - выкрикнул молодой человек со злобой. - Думаете, я не знаю, что мои проклятые долги и виды на наследство вечно у вас на языке?

К великому удивлению Марча, Фишер не принял участия в этой стычке. Он отвел герцога в сторону и, когда они отошли достаточно далеко, чтобы их не услышали, обратился к нему с необычайной простотой:

- Уэстморленд, я намерен перейти прямо к делу.

- Ну, - отозвался тот, бесстрастно уставившись ему в лицо.

- У вас были причины убить его.

Герцог продолжал глядеть на Фишера, но, казалось, лишился дара речи.

- Я надеюсь, что у вас были причины убить его, - продолжал Фишер мягко. - Дело в том, что стечение обстоятельств несколько необычное. Если у вас были причины совершить убийство, вы, по всей вероятности, не виновны. Если же у вас их не было, то вы, по всей вероятности, виновны.

- О чем вы, черт побери, болтаете? - спросил герцог, рассвирепев.

- Все очень просто, - ответил Фишер. - Когда вы пошли на остров, Гук был либо жив, либо уже мертв. Если он был жив, его, по-видимому, убили вы: в противном случае непонятно, что заставило вас промолчать. Но если он был мертв, а у вас имелись причины его убить, вы могли промолчать из страха, что вас заподозрят. - Выдержав паузу, он рассеянно заметил: - Кипр - прекрасный остров, не так ли? Романтическая обстановка, романтические люди. На молодого человека это действует опьяняюще.

Герцог вдруг стиснул пальцы и хрипло сказал:

- Да, у меня была причина.

- Тогда все в порядке, - вымолвил Фишер, протягивая ему руку с видом величайшего облегчения. - Я был совершенно уверен, что это сделали не вы; вы перепугались, когда увидели, что случилось, и это только естественно. Словно сбылся дурной сон, верно?

Во время этой странной беседы Харкер, не обращая внимания на выходку оскорбленного Буллена, вошел в дом и тотчас же возвратился очень оживленный, с пачкой бумаг в руке.

- Я вызвал полицию, - сказал он, останавливаясь и обращаясь к Фишеру, но, кажется, я уже проделал за них главную работу. По-моему, все ясно. Тут есть один документ...

Он осекся под странным взглядом Фишера, который заговорил, в свою очередь:

- Ну, а как насчет тех документов, которых тут нет? Я имею в виду те, которых уже нет. - Помолчав, он добавил: - Карты на стол, Харкер. Просматривая эти бумаги с такой поспешностью, не старались ли вы найти нечто такое, что... что желали бы скрыть?

Харкер и бровью не повел, но осторожно покосился на остальных.

- Мне кажется, - успокоительным тоном продолжал Фишер, - именно поэтому вы и солгали нам, будто Гук жив. Вы знали, что вас могут заподозрить, и не осмелились сообщить об убийстве. Но поверьте мне, теперь гораздо лучше сказать правду.

Осунувшееся лицо Харкера внезапно покраснело, словно озаренное каким-то адским пламенем.

- Правду! - вскричал он. - Вашему брату легко говорить правду! Каждый из вас родился в сорочке и чванится незапятнанной добродетелью только потому, что ему не пришлось украсть эту сорочку у другого. Я же - родился в пимликских меблированных комнатах и должен был сам добыть себе сорочку! А если человек, пробивая себе в юности путь, нарушит какой-нибудь мелкий и, кстати, весьма сомнительный закон, всегда найдется старый вампир, который воспользуется этим и всю жизнь будет сосать из него кровь.

- Гватемала, не так ли? - сочувственно заметил Фишер.

Харкер вздрогнул от неожиданности. Затем он сказал:

- Очевидно, вы знаете все, как господь всеведущий.

- Я знаю слишком много, - ответил Хорн Фишер, - но, к сожалению, совсем не то, что нужно.

Трое остальных подошли к ним, но прежде чем они успели приблизиться, Харкер сказал голосом, который снова обрел твердость:

- Да, я уничтожил одну бумагу, но зато нашел другую, которая, как мне кажется, снимает подозрение со всех нас.

- Прекрасно, - отозвался Фишер более громким и бодрым тоном, - давайте посмотрим.

- Поверх бумаг сэра Исаака, - пояснил Харкер, - лежало письмо от человека по имени Хуго. Он грозился убить нашего несчастного друга именно таким способом, каким тот действительно был убит. Это сумасбродное письмо, полное издевок, - можете взглянуть сами, - но в нем особо упоминается о привычке Гука удить рыбу на острове. И главное, человек этот сам признает, что пишет, находясь в лодке. - А так как, кроме нас, на остров никто не ходил, - тут губы его искривила отталкивающая улыбка, - преступление мог совершить только человек, приплывший в лодке.

• Предыдущая
• 79/96
• Следующая