Дело всей жизни (СИ) - "Аксара" - Страница 47

— И что же вы сделали, мистер Дэвенпорт? — глухо осведомился Хэйтем.

Шэй потянулся за флягой, отпил и протянул возлюбленному. И тот взял.

— А что я мог сделать, магистр Кенуэй? — пожал плечами Ахиллес. — Ребенок поселился в моем доме. Я пытался записывать его слова, пока он спал, и расспрашивал его обо всем, что он видел, когда его приходилось будить. Похоже, что с ним общались или пытались общаться Предтечи, но кто я, чтобы понять, что они говорили ему? Он рассказывал, что он — птица, что он видел саму Атаэнсик и говорил с ней. Но, похоже, ее мысли были слишком сложны для такого малыша. Шло время, сны стали приходить все реже, а потом и совсем пропали. И я бы решил, что все это было всего лишь реакцией на те события, что так напугали его, если бы не некоторые слова, которые знакомы… тем, кто работал с артефактами Предтеч. Но прошло два месяца — и остался просто мальчик, который проникся ко мне, стал называть меня дедушкой и оценил мою мудрость. Таких мальчиков было немного, — Ахиллес кинул острый взгляд на Шэя. — Но я не мог и не хотел оставить его у себя. Я написал письмо в племя ганьягэха, и Мать Рода вернулась за ним, однако напоследок Радунхагейду спросил меня, почему я ни разу не назвал его по имени. И тогда я дал мальчику имя, которое было дорого мне.

Ахиллес помолчал, но Шэй уже желал дослушать историю — по всему чувствовал, что рассказать осталось немногое. И мистер Дэвенпорт оправдал ожидания:

— Эти два месяца словно вырвали меня из беспросветного кошмара, которым я сам себя окружил. Понемногу я начал выбираться из дома — хотя бы посидеть на пристани. Сошелся ближе с Фолкнером. Ты его помнишь, Шэй? Хотя вы, кажется, были почти не знакомы. Потом понемногу начал помогать местным. Думал, что больше не увижу Коннора. Но он приехал следующим летом. Называл меня «Раксота» и попросил научить его тому, что я знаю. Он был смышленым мальцом, но я бы отказал… И тогда он, стремясь получить мое одобрение, показал мне, что умеет… прыжок веры. Это удивило меня. Я не знал тогда, кто его отец. А на следующее лето, когда Коннор приехал ко мне, в округе начали шнырять разные личности. Некоторые мои старые знакомые не отказали мне в любезности и охотно отыскали для меня сведения о мистере Хики и его прихвостнях. И тогда я узнал… Что ж, судьба — дама с капризами.

Рассказ кончился, чай в кружке Ахиллеса остыл, а Хэйтем все молчал, и Шэй не задавал ему вопросов. Наконец мистер Кенуэй медленно спросил:

— Он рассказывал обо мне?

— Совсем немного, — покачал головой Ахиллес. — Даже имени не называл. Если бы не твои неумелые соглядатаи, то я бы знал, что у мальчика в Нью-Йорке объявился довольно обеспеченный отец, у которого запоздало взыграли отцовские чувства — и только.

Шэй понял, что не может не задать этого вопроса — и пусть Хэйтем потом выскажется, что он не умеет выжидать:

— И тогда ты начал готовить Коннора в Братство?

Ахиллес посмотрел на него разве что не с жалостью:

— В какое Братство, Кормак? Нет здесь больше Братства, странно, что ты позабыл. Я просто учил парня всему, что знаю сам. Он спрашивал — я отвечал. Привык к нему, что ли…

Однако Хэйтем даже не возмутился. Он безукоризненным движением достал из внутреннего кармана изрядно помятое письмо и подвинул его по столу к Ахиллесу:

— А что тогда это? Прочтите, мистер Дэвенпорт.

Но Ахиллесу хватило прищуренного взгляда на потрепанную бумагу:

— Убери, я читал. И говорил Коннору, что он поступает неразумно. Доверять такие вещи почте опасно, однако когда Коннор упрется, он все равно сделает по-своему, и я махнул рукой. И ждал тебя в гости, Кенуэй.

Шэй даже зубами скрипнул. Ведь понятно было, что мистер Кенуэй желает знать не про письмо, а старый ассасин просто издевается, но тут Ахиллес тяжело покачал седой головой:

— Вы оба думаете, что это я предложил ему разделить идеалы ассасинов, но это не совсем так. Я знал уже, кто его отец, и не желал этого, поскольку справедливо опасался за его жизнь. И теперь опасаюсь. Так что если бы все было, как раньше, я бы просто провел с ним пару недель этим летом, посмотрел бы, чему он выучился, дал несколько советов. Однако вышло не так. Лучше бы вы обо всем расспросили юношу, я мало что знаю. Коннор сам примчался ко мне из племени, едва не загнав свою кобылу, и потребовал, чтобы я показал ему дорогу за символом. За этим символом, — Ахиллес указал на потертый знак ассасинов на обшлаге своего рукава. — И я понял, что мне придется ему рассказать. Хотя, конечно, рассказал я не всё. Скажем так, всё, что говорят в таких случаях.

Хэйтем зло вскинулся и даже отхлебнул из фляги. Шэй только теперь заметил, что флягу тот так и не вернул. Однако мистер Кенуэй, кажется, вообще не обращал на это внимания. Он подался вперед и процедил:

— По вашим словам, мистер Дэвенпорт, можно заключить, что вы ни о чем не знали и ни о чем не ведали. Раз, другой я бы в это поверил — возможно. Но поверить в цепь случайностей длиной в шесть лет…

— А это и не случайность, — неожиданно возразил Ахиллес. — Только это не моя игра. Я уже сыграл — и проигрался. В любом случае, твой сын, Кенуэй, сам добровольно захотел стать ассасином. Пришел в восторг от истории Братства, обдумывал Кредо… Хороший мальчик.

— Что он узнал про Орден? — Шэй тоже подался вперед. — Что мы — кучка шакалов, которые борются за власть?

— А вы не боретесь за власть? — наигранно-удивленно воззрился на него Ахиллес. — Брось, Кормак, я уже стар для этого… разговора. Я не скрывал перед Коннором, что его отец — тамплиер. И «друг отца» — тоже. Он ни разу не назвал твоего имени, но догадаться было нетрудно. Коннор о тебе, кстати, куда лучшего мнения, чем о магистре Кенуэе. Думается мне, дело в воспитании.

Хэйтем недовольно покосился на Шэя и веско бросил:

— Нет, дело в том, что его слишком баловали и прощали любые выходки.

— Или в том, что запрещали самые простые радости, — парировал Шэй.

— Простые радости вроде украденных конфет? — приподнял бровь мистер Кенуэй.

— Страшные выходки вроде неаккуратного костюма? — мистер Кормак склонил голову набок.

Ахиллес переводил взгляд с одного на другого, как будто наблюдал за игрой, а едва в разговоре наметилась пауза, как недовольно проворчал:

— В другом месте обсудите, воспитатели. Не был бы ты тамплиером, Кенуэй, я бы тебе посочувствовал. Но ты Кормака сам пригрел, так что тебе и мучиться. А я, слава Богу, отстрелялся.

Хэйтем немедленно повернулся к нему, и Шэй видел, как по лицу любовника расползается краска гнева.

— Объяснитесь, мистер Дэвенпорт!

— А не то что? — скрипуче рассмеялся Ахиллес. — На поединок вызовешь? А ты, Шэй, будешь знать теперь, как это: воспитываешь, стараешься — а этот воспитанник удирает и творит черти что.

Мистер Кенуэй взял себя в руки и холодно произнес:

— Стоит признать, что среди нас нет никого, кто бы мог похвастаться успехами в данной области. Я даже рад, мистер Дэвенпорт, что вы сделали определенные выводы о характере взаимоотношений, это избавит от ненужных объяснений. Поэтому поясните коротко: что Коннор знает про нас и про ассасинов?

Ахиллес смерил его взглядом и хмыкнул:

— Коннору четырнадцать лет, так что знает то же, что любой мальчик в его возрасте. Шэй, уж ты-то должен знать! Объяснишь потом своему… начальству.

Хэйтем брякнул крышечкой фляги, словно подводя итог разговору:

— Хотите вы того или нет, мистер Дэвенпорт, но Коннора мы заберем.

— Поймайте сначала, — возразил Ахиллес, а потом вдруг добавил безо всякого перехода. — Заберете, если только он сам захочет пойти. А нет — так я буду защищать его до своей смерти. Уж на то, чтобы задержать вас, у меня сил хватит.

— Поймать будет нетрудно, — Шэй потянулся к поясу и вытащил из кобуры пистолет.

Ахиллес наблюдал за ним с подозрением, но без страха, но Шэй не действовал так примитивно. Он встал и прошел к приоткрытому по летнему времени окну, распахнул створки и выстрелил в воздух, а потом, подумав и перезарядив пистолет, выстрелил и еще раз.