Сыны мести (СИ) - Баринова Марина Вячеславовна - Страница 21

Начертатель кивнул на трупы Хакона и хускарлов.

— Забирай с них всё, что захочешь, Конгерм. Я пока прижгу рану Хинрика.

Учитель промыл руки остатками воды из меха, достал хозяйственный нож и положил в костёр.

— Сожми зубами её так сильно, как сможешь, — велел он, протянув мне палку. — Будет больно.

— Насколько всё плохо? — хрипло спросил я.

— Если окажешься в руках умелого лекаря, наверняка выживешь. Кровь я остановил рунами, но надолго их не хватит.

Мне почему–то резко стало плевать, выживу я или нет. Может то была апатия смертника — я часто видел на Свартстунне, как безнадёжно больные смирялись со своей судьбой и покорно ждали исполнения воли богов. Меня не радовала победа над Хаконом — хотя там было чем гордиться.

Клинок раскалился докрасна. Ормар обмотал руку тряпкой, чтобы не обжечься, вытащил орудие из огня и вознёс хвалу Когги, а затем быстро приложил к моей ране.

— Мммммаааааа!

Я заорал так, что глаза чуть не вылезли из орбит. Вот это была настоящая боль.

— Грызи палку! — рявкнул Ормар.

Я вонзился зубами в дерево так, что едва не раскрошил его. Спина непроизвольно выгнулась дугой, меня подкинуло вверх от боли, точно напуганного кота. Начертатель надавил снова, слёзы брызнули у меня из глаз, я выл, метался и отплёвывался жёваными щепками.

— Почти всё, — успокоил колдун. — Почти всё.

Он приложил раскалённый нож еще дважды, но у меня уже не было сил кричать. Я просто скулил и беспорядочно дрыгал ногами. Перед глазами поплыли алые круги, а затем я снова провалился в беспамятство.

Очнулся я от ритмичного покачивания. Ормар и Конгерм несли мои носилки: впереди наш таинственный помощник, позади колдун. Я с трудом открыл глаза и тут же зажмурился от яркого солнечного света. Значит, уже давно взошло солнце. Но вряд ли мы ушли далеко: с раненым по кочкам не поскачешь.

— Воды… — взмолился я.

— Стоим, — скомандовал начертатель. Конгерм замер. — Опускаем.

Меня положили на землю. В задницу неудобно воткнулся острый булыжник. Ормар снял с плеча сумку и, орывшись в ней, откупорил меж и поднёс к моему рту.

— Один глоток, больше пока не нужно.

Было сложно выполнить это условие, потому что жажла меня мучила ужасная. Но я сдержался. Ему виднее, чем всё это могло закончиться. Может и правда нельзя пить, если ранили в пузо.

— Далеко мы ушли? — спросил я, с удовольствием проглотив воду.

— Прошли развилку. Теперь нужно поднять тебя на холм. — Ормар склонился надо мной. — Как себя чувствуешь?

— Как подушка для иголок. Больно. Холодно.

Наставник кивнул.

— Кровь пока не идёт.

Конгерм хорошенько прибарахлился, обшарив трупы. Теперь я наконец–то смог рассмотреть нашего спасителя. Высокий, но чуть ниже Ормара. Худой, но крепкий. Возраст я определить не смог, но сказал бы, что около трёх десятков зим. Двигался и ходил он почти бесшумно, словно зверь. Но сильнее всего меня удивили его глаза. Жёлтые и круглые, почти как у орла. Да и сам Конгерм чем–то напоминал птицу — нос крючковатый, хохолок на стриженных рыже–каштановых волосах, гляза эти странные опять же… Везёт мне на спутников.

Конгерм достал с пояса топор.

— Этот принадлежал детине, которого ты убил. Выживешь — достанется тебе, Хинрик.

— Его добил ты, — тихо ответил я. Но наш спутник лишь пожал плечами.

— Подумаешь, просто пособил. Топор всё равно твой, парень. Ты заслужил. Захочешь — продашь.

— Как придёшь в себя, вырежь руну Гульг, — добавил Ормар. — Ты познал воинскую ярость. Теперь ты сможешь вызывать ее и зачаровывать оружие.

— Если выживу.

Я безвольно уронил голову на носилки.

— Всё, идём дальше, — сказал Ормар.

Меня подняли и понесли. Чувство было отвратительным: полная беспомощность в сочетании с болью и неуверенностью в следующем мгновении. Так сильно меня ещё никогда не ранили. Но я не боялся. Просто лежал, пялился на медленно проплывавшие перед моими глазами кроны деревьев и облака на фоне безмятежно–голубого неба и размышлял, как же смогу выполнить предназначение, если со дня на день помру. Где–то в глубине души сидела робкая надежда, что раз боги положили на меня глаз и дали цель, то они меня защитят. С другой стороны, наши саги знали много случаев, когда какой–нибудь прославленный муж выбирал себе цель, боги его благословляли, а потом… Ну, пышные были похороны, все скальды съехались. И всё.

По тому, как наклонились носилки, я понял, что мы шли в гору.

— Я знаю путь, где подъём полегче, — сказал Конгерм. — Но там нас могут заметить. Вы ни от кого не прячетесь?

Колдун покачал голвоой.

— Нет.

— А кто же тогда на вас напал?

— Трое дураков, — сухо ответил Ормар.

Мы шли с перерывом на короткие остановки. Я порывался было встать и пойти своим ходом, но начертатель и Конгерм стройным хором велели мне заткнуться и лежать смирно. Поразительное единодушие. Мы почти взобрались на холм, и даже со своего положения я увидел, что ельник сменился редкими соснами, огромных валунов стало больше, словно вельканьи дети раскидали их в беспорядке по всей долине. Вилась голубой лентой река: один берег был немного топким и пологим, а другой — скалистым. И вдали, почти у самого подножия гор, я разглядел с десяток соломенных крыш.

— Как называется это место, Конгерм?

— Яггхюд. Здесь раньше жила семья охотников — они и дали название. Но род их расплодился, пары домов стало маловато. Потом сюда стали приходить те, кого не были рады видеть в больших городах.

— Разбойники?

— Изгои вроде меня, — мягко улыбнулся Конгерм. — Горожан пугает моя внешность. Они считают, что я зверь. Здесь мне тоже не всегда рады, но хотя бы не отказывают в приюте, если прихожу.

Ормар размял нывшие от нагрузки руки.

— Ты говорил, здесь поселились разбойники.

— Ну, сами–то они себя так не называют… И вам их так именовать не советую.

Они снова подхватили мои носилки, и мы принялись медленно спускаться к долине, петляя между гигантских камней и кривых сосен. Конгерм указал на узкую, но хорошо протоптанную тропу, и мы едва успели вступить на неё, когда нам перегородили дорогу двое хорошо вооружённых воинов.

Птицеглаз нахмурился.

— Беда. Этих я не знаю.

— Кто идёт? — сказал один из воинов и потянулся к оружию. Голос показался мне знакомым, но из–за спины Конгерма я ничего не мог рассмотреть.

Мои носилки опустили, и Птицеглаз шагнул вперёд, расставив руки в стороны и растопырив пальцы.

— У нас раненый. Мы идём с миром, ищем целительницу Гарду.

Я с усилием приподнял голову, чтобы получше рассмотреть воинов, и расхохотался. Эти двое были мне знакомы. Даже слишком хорошо.

— Воистину, сам Брани–обманщик над нами шутки шутит! — хрипло отсмеявшись, я протянул к ним руки. — Броки, Коли. Как же я рад вас видеть.

Братья, сперва не признавшие в Ормаре начертателя из–за того, что он сменил разорванную чёрную накидку на неприметный плащ с капюшоном, бросились ко мне.

— Хинрик! — Напугано выдохнул младший. — Что с тобой случилось?

— Долгая история, — отрезал Ормар, стащил капюшон и сверкнул единственным глазом. — А вы, как я погляжу, обосновались здесь?

Броки кивнул.

— Да, ушли в долину.

— Кровавый Топор тоже с вами?

— Он нас привёл и договорился со старостой. Но сейчас ушёл в горы.

Начертатель указал на носилки.

— Помогите нам. Хинрику нужна рука лекаря. И как можно скорее. Я не целитель, моё колдовство сейчас ему не поможет.

Братья переглянулись и уставились на Конгерма.

— А этот кто?

— Всё потом! Ведите. Чего встали, дуболомы?

Братья легко подхватили меня и торопливо понесли. Тропа спускалась на луга долины, и меня почти не трясло по пути. Зато с новой силой разболелась рана. Казалось, что живот наполняется кровью внутри. Я не знал, как лечить такие повреждения, но точно понимал одно: со мной было что–то не так. Я слабел, во рту стало невыносимо сухо. Радость от встречи знакомых отпустила, вернулась боль.