Блокада. Книга 5 - Чаковский Александр Борисович - Страница 40

• Предыдущая
• 40/190
• Следующая

…Данвиц еле сдержал себя, чтобы не вскочить с места и не крикнуть в ответ торжествующее «Хайль!». После блеклых, пессимистичных речей, которые он только что слышал в этом зале, выступление начальника штаба группы войск «Центр» прозвучало набатом. В эту минуту Данвиц забыл о том, что его-то самого Грейфенберг вновь обрекает на бессмысленное стояние у порога Петербурга, близ улицы Стачек.

Он опустил руку на колено сидящего рядом Крюгера и крепко сжал его. Крюгер повернулся к нему лицом, и Данвиц с удивлением обнаружил, что на этом лице нет ни малейшего выражения радости.

— Мне больно, убери руку, — пробурчал Крюгер.

Данвиц негодующе передернул плечами и тут же услышал бесстрастный голос Гальдера:

— Объявляется перерыв на двадцать минут.

Зашумели отодвигаемые стулья, зал мгновенно наполнился гулом множества голосов и шарканьем ног по паркету.

Данвицу хотелось подойти к Грейфенбергу и от души поздравить его с замечательным выступлением. Он уже сделал было движение в сторону генерала, окруженного толпой полковников, но вовремя остановился. Сообразил, что изъявление восторженных чувств перед генералом, который совсем не знает его, выглядело бы странно и даже бестактно.

— Может быть, закусим? — предложил Крюгер. Он стоял рядом, закуривая сигарету, и, не глядя на Данвица, съязвил: — Или ты уже сыт духовной пищей?

Данвиц смерил его неприязненным взглядом.

— Ну, ну, не петушись, — добродушно улыбнулся Крюгер и потянул за поясной ремень. — Пойдем в буфет.

Когда они вошли в соседнюю комнату, где размещался буфет, там уже трудно было протолкаться к длинному столу, уставленному закусками.

— Подожди, — сказал Крюгер, оставляя Данвица у двери.

Он исчез в толпе и через две-три минуты снова вынырнул из нее, балансируя двумя тарелками. На каждой из них лежала пара сосисок и возвышалась коричневая горка тушеной капусты.

— До вилок и ножей добраться не удалось, — сказал Крюгер, подавая одну из тарелок Данвицу. — Впрочем, истинного солдата такой пустяк огорчить не может. Под Петербургом ты вряд ли пренебрегал едой, если под рукой не оказывалось столового прибора и крахмальной салфетки?

Данвиц молча взял тарелку и, отвернувшись к стене, зажал сосиску в пальцах. Он и впрямь очень проголодался. В считанные минуты очистил тарелку. Да и Крюгер так же быстро покончил с едой.

— А за тобой должок, — обратился он к Данвицу, вытирая носовым платком мокрые, сальные пальцы. — Помнишь, там, в Пскове, ты задавал мне всяческие вопросы, и на каждый из них я отвечал без уверток. Теперь моя очередь спрашивать. Скажи наконец, как же прошла твоя встреча с фюрером!

Они стояли у стены, в некотором отдалении от остальных офицеров, толпившихся у буфетной стойки.

— Ты полагаешь, что здесь подходящее место для такого разговора? — нехотя откликнулся Данвиц.

— А где мы найдем место лучше и когда еще встретимся? — резонно заметил Крюгер. — Ты ведь, надо полагать, возвратишься на свой фронт? Или, — Крюгер сощурился, — уже воспользовался моим советом?

— Застрять в ставке? — саркастически произнес Данвиц. — Нет! Фюрер поручил мне… — начал было он, но тут же смолк.

Он отдавал себе отчет, что назначение его командиром авангарда немецких войск, направляемых к Вологде, было, несомненно, военной тайной. Но есть же у него и другое поручение фюрера! Не боевое. Не связанное с оперативными планами. Ему, в сущности, поручили шпионить за Бреннеке. И не напрасно. Речь начальника штаба группы армий «Север» на сегодняшнем совещании была, по существу, пораженческой… Но и об этом поручении фюрера распространяться нельзя. Тут уж не только военная, а и государственная тайна…

— Я остаюсь на фронте, — скупо и очень сухо сказал Данвиц, явно уклоняясь от прямого ответа.

— Что ж, правильно, — не то с иронией, не то с удивлением встретил это сообщение Крюгер.

— Мне не хочется попусту тратить здесь время, — на этот раз уже совершенно искренне добавил Данвиц.

— Ну почему же попусту? Такие совещания, как это, обогащают ум и память, — возразил Крюгер. — Наибольшее впечатление на тебя произвела, разумеется, речь Грейфенберга?

— Разумеется! — горячо подтвердил Данвиц.

— А остальных? — снова прищурившись, спросил Крюгер.

— Мы никогда бы не выиграли войну, если бы рассуждали так, как Зоденштерн и Бреннеке.

— А разве мы ее уже выиграли?

Этот вопрос Крюгера прозвучал как выстрел в тиши. Данвиц с недоумением, даже с испугом посмотрел на полковника, но тот как ни в чем не бывало выдержал его взгляд, будто задал самый обычный, чисто деловой вопрос.

— Да, мы почти выиграли ее, — взорвался Данвиц. — Мы захватили территорию, равную всей Европе. Мы истребили десятки тысяч наших врагов. Мы стоим у Петербурга и под Москвой…

Он говорил и говорил, постепенно осознавая, что стремится убедить в очевидности победы не Крюгера, а прежде всего самого себя, и чем больше он произносит слов, тем больше возникает перед ним вопросов, на которые не так-то просто ответить даже самому себе. И Данвиц умолк.

Почему-то ему вспомнился разговор с Гиммлером. Рейхсфюрер СС интересовался Крюгером… Интересовался?.. Нет, Данвиц сам назвал ему эту фамилию, по какому-то незначительному поводу. Однако все последующие рассуждения Гиммлера — сейчас Данвиц понял это отчетливо — имели косвенное отношение к Крюгеру. Тогда, занятый совсем другими мыслями, Данвиц не придал этому значения. Ему казалось, что рейхсфюрер просто развивает свой тезис о значении преданности фюреру, о бдительности, о существовании тайных врагов рейха. Но сейчас… Как он сказал, этот Крюгер, о нашей победе? «А разве мы ее уже выиграли?..» Это тоже припахивает пораженчеством. И тогда, в Пскове, он позволял себе какие-то двусмысленные намеки…

Данвиц внимательно, с ног до головы осмотрел полковника, будто увидал его впервые. Тяжко задумался: «В чем сейчас состоит мой долг? Дать резкий отпор Крюгеру, назвать своим именем то, что этот человек высказал ему в туманной, завуалированной форме? Сказать, что порывает с ним все отношения? Или… по возвращении в ставку доложить Гиммлеру, что этот Крюгер вызывает у него подозрения?»

Данвиц стоял молча.

Некоторое время молчал и Крюгер. Потом спросил как-то отрешенно:

— Ты слышал когда-нибудь, Арним, такое изречение: «Я мыслю, следовательно, я существую»?

— Что? — недоуменно переспросил Данвиц. — Кто это сказал?

— Это сказал Декарт…

— Я знаю другие слова: «Фюрер думает за нас!» — и для меня этого достаточно, — отпарировал Данвиц.

— Ну, разумеется, — поспешно согласился Крюгер. — А вот уж и звонок. Нам пора в зал…

Вторая половина совещания была совсем не интересна. Гальдер предоставил слово нескольким начальникам штабов армий. Выступления их не отличались оригинальностью. Говорили о больших потерях в личном составе, жаловались на отсутствие теплой одежды, на несвоевременный подвоз горючего и боеприпасов, требовали подкреплений.

Гальдер слушал их рассеянно и потом стал сворачивать совещание.

— Я полагаю, — сказал он, — что военное положение требует от нас краткости. Ситуация ясна. Настало время принять решение и доложить его фюреру.

С этими словами он раскрыл лежавшую перед ним черную папку, некоторое время перебирал в тишине ее содержимое, наконец, найдя нужный листок, провозгласил:

— В соответствии с волей фюрера и предложениями, высказанными начальником штаба группы армий «Центр» генерал-лейтенантом Грейфенбергом, предлагается немедленно возобновить наступление на Москву. План операции включает в себя следующие основные моменты… — Не выпуская из рук листка, Гальдер подошел к карте, взял указку и уверенно ткнул ею чуть южнее Москвы. — Вторая танковая армия генерала Гудериана захватывает город Тулу и затем развивает удар в направлении Москвы. На севере девятая полевая армия во взаимодействии с третьей танковой наносит удар через канал Волга — Москва, а затем поворачивает на Москву с тыла… С запада мы предпринимаем фронтальный удар силами четвертой армии справа и четвертой танковой — слева.

• Предыдущая
• 40/190
• Следующая