Социальный интеллект. Новая наука о человеческих отношениях - Гоулман Дэниел - Страница 7

Именно так и должна была, согласно плану, развиваться беседа. Обе женщины были добровольными участницами эксперимента, который проводили ученые Стэнфордского университета. Эксперимент был направлен на выяснение социальных последствий подавления эмоций, и одну из испытуемых попросили скрывать свои чувства[54]. Неудивительно, что эмоционально раскрепощенной женщине их общение показалось странным, и у нее даже возникло ощущение, что вот с таким человеком ей дружить не хотелось бы.

Та, что вынуждена была скрывать истинные чувства, ощущала себя не в своей тарелке: подавление эмоций держало ее в напряжении, отнимало внимание и силы. И что весьма показательно, по ходу беседы у нее постепенно росло кровяное давление. За сдерживание таких будоражащих чувств приходится расплачиваться физиологически. У этой женщины приложенные эмоциональные усилия обернулись повышением давления.

Но вот что удивительно: у ее собеседницы, выражавшей чувства искренне и открыто, давление тоже стабильно поднималось. Напряжение оказалось не только ощутимым, но и заразным.

Эмоциональная искренность – режим, в котором мозг работает по умолчанию: по нашей нейронной проводке малейшие нюансы настроения достигают мимических мышц, и все наши чувства мгновенно отражаются на лице. Мы проявляем эмоции машинально и бессознательно, потому для подавления их проявления нужны сознательные усилия. Чтобы притворяться – скажем, скрывать страх или гнев, – нам приходится напрягаться, и все равно редко удается на 100 % обмануть окружающих[55].

Например, одна знакомая рассказывала мне, что она “так и знала”: человеку, который арендовал ее квартиру, нельзя доверять. И, конечно же, на той неделе, когда она собиралась вновь занять свою жилплощадь, арендатор заявил, что отказывается съезжать. А ей, между прочим, даже некуда было податься. Из-за хитросплетений правил, защищающих права арендаторов, она оставалась бесприютной, пока юрист не отвоевал для нее право жить в собственной квартире. С тем человеком она виделась всего один раз, когда он пришел посмотреть жилье. “Было в нем что-то такое, отчего я сразу поняла: жди от него беды”, – сокрушалась она потом.

“Что-то такое” означает результат работы особой нейронной сети в пределах нижнего и верхнего путей, которую можно назвать системой раннего оповещения об обмане. Эта сеть специализируется на подозрительности и отделена от сети, отвечающей за эмпатию и взаимопонимание. Само ее существование указывает на важность выявления нечестности в человеческих взаимодействиях. Согласно эволюционной теории, способность чувствовать, когда пора проявить подозрительность, столь же существенна для выживания, как и способность к доверию и сотрудничеству.

Этот специфический нейронный радар обнаружили в исследовании, в котором испытуемые под контролем нейровизуализации[56] смотрели на актеров, рассказывающих грустные истории. В зависимости от выражения лица актера у испытуемых активизировались совершенно разные области мозга. Если актер говорил с подобающе печальным видом, то у слушателя активнее работало миндалевидное тело и связанные с ним нейронные сети, отвечающие за грусть. Но если актер рассказывал грустную историю с улыбкой, то есть демонстрировал эмоциональное несоответствие, у испытуемых активизировалась область мозга, отвечающая за бдительность в отношении социальных угроз и противоречивой информации[57].

Миндалина с маниакальным упорством, в автоматическом режиме сканирует всех вокруг на предмет того, можно ли им доверять: “Стоит ли подходить ближе к этому парню? Не опасен ли он? Можно ли на него положиться?” Пациенты с обширными амигдалярными повреждениями не в состоянии определять, насколько можно верить тому или иному человеку. Когда им показывают фотографию человека, которого обычные испытуемые посчитали очень подозрительным, они дают ему в среднем ту же оценку, что и человеку, который вызвал у контрольной группы максимальное доверие[58].

У нашей системы распознавания не заслуживающих доверия личностей есть два ответвления – верхнее и нижнее[59]. Верхний путь задействуется, когда мы целенаправленно решаем, можно ли доверять человеку. Но миндалина непрерывно проводит собственную оценку, и этот процесс остается вне нашего сознания независимо от того, занято оно решением вопроса о доверии или нет. Своим неустанным трудом нижний путь оберегает нас от опасностей.

Джованни Вильотто был преуспевающим донжуаном: благодаря своему обаянию он одерживал одну романтическую победу за другой. Ну, не совсем одну за другой: в один и тот же отрезок времени он был женат сразу на нескольких женщинах.

Сколько раз Вильотто был женат, в точности неизвестно, но за всю его донжуанскую карьеру это должно было произойти раз сто. А это и впрямь была настоящая карьера: женитьбой на состоятельных женщинах Вильотто зарабатывал себе на жизнь. Но эта блестящая карьера рухнула, когда одна из подпавших под его чары особ, Патрисия Гарднер, привлекла его к суду за многоженство.

Что же заставило такое множество женщин потерять голову от этого афериста? Ключ к разгадке нашелся на суде: Гарднер призналась, что ее покорил среди прочего “тот самый сигнал искренности” – Вильотто смотрел ей прямо в глаза и улыбался, даже когда бесстыдно лгал[60].

Эксперты по эмоциям, как и Гарднер, могут многое прочесть в человеческом взгляде. Обычно, утверждают они, мы опускаем глаза, когда расстроены, отводим, когда испытываем отвращение, а если чувствуем вину или стыд, прячем глаза, направляя взгляд вниз или в сторону. Большинство людей чувствует это интуитивно – недаром народная мудрость учит нас: прячет глаза – значит, врет.

Вильотто, как и большинство жуликов, несомненно, понимал это и умел убедительно изображать прямой и искренний взгляд, общаясь со своими жертвами.

Он определенно знал толк в своем деле, но, возможно, его секрет крылся скорее в умении выстраивать теплые отношения, чем в умении лгать. На самом деле прямой взгляд типа “верь мне” мало что сообщает о степени искренности, утверждает Пол Экман, один из лучших в мире специалистов по выявлению лжи на основе человеческого поведения.

Экман много лет изучал, как мы с помощью мимических мышц выражаем эмоции, и увлекся вопросом, как человек определяет ложь. Его наметанный глаз умел улавливать малейшие различия в выражениях лиц, и Экман научился видеть под маской фальшивых эмоций проявления истинных чувств[61].

Чтобы солгать, надо приложить сознательные усилия, а значит, задействовать верхний путь, который управляет исполнительными системами, не позволяющими нашим словам и делам отклониться от цели. Как подчеркивает Экман, лжецы уделяют больше внимания тщательному подбору слов, чем мимике.

Такие манипуляции с целью скрыть правду требуют как умственных усилий, так и времени. Когда человек лжет в ответ на вопрос, он начинает говорить примерно на две десятых секунды позже, чем отвечающий правдиво. Это время уходит на то, чтобы придумать убедительную ложь и обуздать эмоциональные и физические проявления, с которыми нечаянно просочилась бы правда[62].

Успешный обман требует концентрации. За такие умственные усилия отвечает верхний путь, но внимание человека не безгранично, а когда человек лжет, это требует дополнительного внимания. Соответственно, у префронтальной коры остается меньше ресурсов для выполнения другой задачи – сдерживания непроизвольных проявлений эмоций, указывающих на неискренность. Порой и сами слова выдают ее. Но в большинстве случаев выявить обман помогает расхождение слов с выражением лица либо интонациями. Например, человек утверждает, что “все прекрасно”, а его голос дрожит от тревоги.