Люди, дружившие со смертью (СИ) - Марченко Андрей Михайлович "Lawrence" - Страница 50

— А-у-у-у-е-ееее… А-у-у-у-ыыыы… — неслось по коридорам.

Ади оскалился:

— Душевно поют… Надо бы слова запомнить…

— А интересно, о чем они воют?..

— Ну это просто: «Там, высоко, над горой восходит звезда, ее свет дарит тепло. Звезда так прекрасна, но мы ее никогда не увидим, потому что ее свет убьет нас…»

Я все никак не мог привыкнуть к манере шутить Ади:

— Серьезно? — переспросил я.

— Слушай, ну откуда мне знать? Меня что, в школе языку кобольдов учили?.. А вообще… Вряд ли они сами знают, о чем поют. Просто услыхали где-то звук, ноту… Так воет зимний ветер…

Слушали мы их недолго — все же это пение было не тем, кое можно слушать часами.

— Будем обходить, — распорядился Ади. — Вполне может быть, что они так воют с голодухи.

-

Мы действительно попытались их обойти, сделали пару миль темными коридорами.

Но то ли шли не в ту сторону, то ли заплутали, то ли нас просто выследили, но встречи избежать не удалось.

Нас ввело в заблуждение то, что мы перестали слышать их пение, недопустимо расслабились.

И в большой пещере мы попали в засаду. Их подвело нетерпение, они закричали чуть раньше, чем следовало, и вместо того, чтоб испугать нас — предупредили.

Если бы они обрушились на меня и Ади молча, то, вероятно бы передушили нас как котят, но разве нас можно было испугать криком? Разве на нас мало кричали в жизни?

Один прыгнул на меня, замахнувшись дубиной, я ушел в сторону, еще один соскочил со скалы. Мне не оставалось ничего, как ударить его факелом — кобольд заорал, завоняло паленой шерстью. Но своим телом кобольд сбил огонь, и все что нам оставалось — это рассыпанные искры.

По памяти ударил подсечным, сбил кому-то удар, затем закрутил мельницу.

— Говори, чтобы я слышал, где ты

Что сказать? Что я ничего не вижу. Что даже не знаю, куда бить? Вместо этого я запел:

«…

О том как мы погибли

Прочтете вы в балладах

Пусть в смерть вам и не верится

Она гуляет рядом.

«

Ну да, как же. Смерть рядом — на расстоянии удара. Ближе бывает только когда ты мертв. Только вот умри я — никто баллады про нас не напишет. Хорошо, если кости когда-то найдут.

Впереди и справа Ади затянул в ответ:

«…

Тяжка и незавидна

Всегда судьба кадета

Муштра с утра до вечера

И песня не допета

«

Я ударил косым — сабля встретила что-то жесткое, но проломила и увязла в чем-то мягком — более мягком, нежели человеческое тело.

На полу дотлевали искры того, что было нашим факелом.

Лишь на мгновение что-то закрыло от меня осколки света. Я ударил туда и остался доволен. Сабля пошла так, что после подобных ударов живут недолго. Если вовсе живут…

«…

Погибшему за родину

всегда мала награда

Могила на дивизию

И, может быть, баллада

«

Кого-то снял Ади — кобольд рухнул наземь, и под своим телом погреб последние искры.

Тьма была абсолютной — я не видел даже своей руки, даже проведя перед носом. Я закрыл глаза, затем открыл — разницы не было никакой.

Чтоб не отвлекаться на попытки разглядеть хоть что-то, я опустил веки. Я обратился в слух.

«…

Путь генерала выстлан

Солдатскими погонами

Тех, кто попали в вечность

Походными колоннами

«

Что-то просвистело у уха, я успел отступить и схлопотал скользящи удар по предплечью. Я слышал, как треснула кожа курки. Вырывало бляху, она звякнула о камень.

Затем что-то ударило меня под колени. Я упал на землю и уронил меч.

Выхватил кинжал, но тут же чья-то нога выбила его из моей руки.

Где-то далеко Ади продолжал петь:

«…

Кто для войны родился

Тот не умрет в постели

А мертвому без разницы

Возвышенные цели.

«

Зубами я сдернул перчатку, выплюнул ее на пол и взмахнул рукой, творя заклинание. Первое, что пришло на ум — искажающее волшебство. Мне было плевать, что оно сработает не так как надо, или сработает не в полную силу — мне надо было, чтоб случилось хоть что-то. Чтоб бьющий не попал по мне, чтобы меня не оказалось на линии удара.

Заклинание сработало…

…И я ослеп.

Свет был ярок — я видел его даже сквозь закрытые веки.

Я ожидал удара, который поставит точку в моем пути, но его все не было. осторожно открыл глаза, увидел свою саблю — она была совсем рядом.

Опираясь на клинок, поднялся.

Кроме меня и Ади в пещере никого не было. По крайней, мере на ногах.

Кобольды бежали.

Мы отдыхали, прислонившись к огромной скале. Дыхание восстанавливалось медленно — сказывался далекий путь, холод, накопившаяся за время пути усталость.

— Мы живы?

— Похоже на то, — согласился Ади.

Я осмотрелся по сторонам — на земле лежало пять тел кобольдов. Были они человеческого сложения, но на пару пядей ниже нас, заросшие шерстью с головы до пят. Походили чем-то то на медведей. Еще один скреб лапами землю, пытаясь будто отползти от нас подальше. Я прицелился в него саблей:

— Добить?..

Ади посмотрел и покачал головой:

— Да ну его, может и выкарабкается. Я зла на них, в общем-то, не держу. — Он достал из рукава нож и подошел к кобольду мертвому: Ну что, освежуем одного?..

Я вытащил кинжал, присел, замахнулся… И убрал его в ножны.

— Какого демона?..

— Ты знаешь, Ади, не могу я их резать. Они слишком похожи на людей. Ты, если хочешь — режь, а я не могу…

— Чистоплюй, — ответил он, но нож тоже убрал. — Пошли отсюда… Ибо нечего!

-

Все было просто — по крайней мере, относительно света:

— Веришь ты в сказки или нет, но она существует. Может, она нас и спасла.

Там, где мы приняли бой, одна стена пещеры была из голубой руды, которая начинала светиться от любого заклинания.

Странно, но ни в одной легенде об эльфийском оружии, я не встречал подобного. Может так получилось, потому что я слышал легенды человеческие, но никогда не эльфьи. Да и кто знает: возможно, при переплавке это свойство терялось.

А, возможно…

Впрочем, какая разница — легенды легендами, но я в жизни не видел голубого эльфьего оружия.

Несомненно одно — кристалл руды, найденный на земле, весь оставшийся путь заменял нам свет всех факелов.

Нам и дальше попадалась эта руда — пласты, тонкие жилы, и, даже пещеры.

Но, может, пока, довольно о ней?

В мире и без того много чудесных вещей.

-

— Ади?..

— А?

— Откуда ты знаешь эту песню.

— Был у меня знакомый. Вместе пару дел обстряпывали. Он эту песню любил… Ну а я от него, стало быть, набрался.

— А как его звали?

— Уже не помню. Да и не важно это уже. Он погиб года два назад…

Я кивнул. Действительно — имя было совершенно ненужным, особенно, после того как он погиб.

Важна была песня.

Это было вроде гимна нашего барака. И, может статься, тот покойный, который когда-то рухнул вниз там, где устоял Ади, был из моего кадетского корпуса, может он жил когда-то в моем бараке, а, может быть, он учился в одном взводе со мной.

Может, он даже сидел за одной со мной партой. Хотя нет, мой приятель по корпусу, Эрно Икс, погиб через год после выпуска на каком-то второстепенном плацдарме…

Но так ли важен Эрно? Особенно после того, как он погиб?

Нет, песня была важней.

Ее пели каждую субботу — глубоко ночью, почти в воскресенье, когда все уже были пьяны в дым, а бутылки — выжаты досуха.

Это был гимн — но совсем не помпезный, не бравурный, какими обыкновенно бывают гимны. Он был негромким, печальным, тягучим как судьба солдата и часто из других бараков, те, кому мы мешали спать, кричали: «Кого поминаем?»

Мы поминали себя, поминали день прошедший, еще одну неделю — кто знает, сколько их еще осталось.

Нам было печально — но не потому, что все уже выпито, и еще час-другой и в нашу голову вползет похмелье.