Над пропастью юности (СИ) - "Paper Doll" - Страница 16

— Это имеет значение, но вместе с тем то, чего они добились, совсем не предел тех возможностей, что у нас могли бы быть, — всё так же задумчиво продолжала Алисса. Запрокинув ногу на ногу, она будто бы в ритм двигала ступнями, наматывая на палец прядь волнистых волос. — Мир такой большой и необъятный, — мечтательно произнесла девушка. — И я хочу чувствовать себя важной его частью.

— Так почему же не наслаждаться тем, что у нас есть теперь?

Фрея достала со дна чемодана несколько фото. На одном из снимков была запечатлена мать. Сияющая в цвете своей юности она была почти не отличимая от Фреи, каковой та была сейчас. Чёрно-белое фото не могло передать всей красоты, но и этого было достаточно, чтобы убедиться, что она была очаровательна. На другом снимке был портрет Фреи с отцом, сделанный в фото-ателье после войны. Невзирая на милые улыбки, радости в них было мало. И всё же было в этом снимке хоть какое-то воспоминание о родителе. Она подошла к большому зеркалу, повисшем на стене, ближе к её кровати, и прижала фотографии широкой рамой. Алисса чуть приподнялась с места, выглядывая лица на них.

— Ты ведь не против? — неуверенно спросила Фрея. Нигде в комнате не было фотографий Алиссы, или, по крайней мере, она могла хранить их при себе, поэтому подобный жест мог показаться ей излишне инфантильным.

— Совсем нет. Ты очень похожа на маму кстати, — Алисса улыбнулась, а затем снова упала на подушку. Девушка сделала тяжелый вздох и начала пропускать через пальцы густые пряди волос. — А это кто? — она кивнула в сторону Фреи, которая достала с чемодана ещё один снимок. Девушка не спешила ставить его рядом с другими. Опустившись бесшумно на кровать, она грустно смотрела на фото, обводя большими пальцами холодное лицо, навечно застывшее в суровом выражении.

— Это Джон, — Фрея прикусила язык, прежде чем признаться в том, что он был её женихом. Кроме отца она никому в этом ещё не признавалась. Их помолвка была слишком быстрой и спонтанной. Всё случилось прямо посреди её небольшой комнаты в Сейнт-Айвсе в атмосфере теплой летней ночи. Сразу после скоропостижного необдуманного согласия Джон предложил девушке вместе сбежать в Америку, на что она тоже ответила счастливым «да». Кровь бурно кипела в жилах, и она ещё никогда не чувствовала себя так авантюрно. Фрея будто ненадолго стала героиней любовного романа, в котором события развивались настолько стремительно, что она едва успевала следить за ними.

Заминка случилась, когда Джон велел Фрее собирать вещи в ту же секунду. Это навязчивое предложение её будто отрезвило. С глаз спала розовая мечтательная дымка, застилавшая влюбленный взор. Её отказ был слишком резким, что девушка смогла понять по озадаченному выражению лица парня, который явно к подобному повороту событий не был готов. Встряхнув головой, Фрея быстро взяла себя в руки, нежно обняла Джона и предложила на следующее утро поговорить об этом с её отцом и получить его благословение. Безрассудство было по-своему прекрасно, но ещё в большей мере небезопасно.

Джон явился к ней домой в условленное время, 9.45, и ни на минуту позже. Мистер О’Конелл перешел из столовой в гостиную, где был намерен почитать газету в тишине и одиночестве, чего дочь не позволила ему сделать. Отказ прозвучал быстрее, чем горячий воздух пересекла просьба о разрешении. Едва отец успел заметить на безымянном пальце дочери кольцо, которое та волнительно вертела, даже не пытаясь спрятать, как взревел от ярости. Дом вмиг наполнился криками обоих О’Конеллов. Порой между ними совсем неуместно вклинивался и голос Джона, убеждающего разъярённого отца в своей любви к его дочери. Безумие продолжалось до тех пор, пока мистер О’Конелл не схватился театрально за сердце и рухнул с шумом вниз.

Вечером Фрея встретилась с Джоном на берегу моря и сообщила, что не может уехать с ним. С крокодильими слезами на глазах убеждала парня в своей любви, но в то же время пыталась как можно мягче объяснить, что любовь к отцу значила для неё куда больше. Джон терпеливо слушал бредовые речи, но за всё время не произнес и слова, а когда девушка просила его это сделать, то вовсе брезгливо оттолкнул её от себя, будто она была не более, чем вещью, и торопливо ушел, оставив одну.

Утром гувернантка передала Фрее письмо от Джона. Он извинялся за то, что так жестоко поступил, объясняя это лишь одолевающими его чувствами. Признавался в любви и обещал ждать, сколько потребуется. Велел не отправлять ответного письма до тех пор, пока не прибудет в Америку и не обоснуется. Оттуда сам отправит ей письмо, на котором будет обратный адрес, куда Фрея сможет прислать ответ. Естественно, только если захочет этого сама. Также в конверте лежало фото, на обратной стороне которого его корявым почерком было написано — «Сделал специально для тебя. Не забывай».

В тот же день она заплаканная убежала к берегу, где надеялась встретить Оливера, чтобы вылить ему свою горесть, но вместо этого встретилась с его мерзким старшим братом, который лишь сильнее разбередил её рану.

— Брат? — спросила Алисса, прежде чем любопытный взгляд не обнаружил надпись. По легкому вздоху девушки было очевидно, что ответ больше не требовался. Фрея передала ей снимок. — Выглядит мило.

Джон был по-настоящему милым. Иначе его нельзя было назвать. Кроме того добрым, простодушным и совершенно безобидным. Они знали друг друга ещё с детства, и иных чувств, кроме искренне дружеских Фрея к нему не питала.

Всё изменилось с его первым признанием. Это случилось на следующий день после того, как девушка с отцом вернулись в Сейнт-Айвс, чтобы провести там своё последнее лето. Они были на вечерней прогулке и затерялись на берегу моря, резвясь в прохладной воде, когда Джон вдруг сказал — «Я люблю тебя». Фрея почувствовала, как внутри неё что-то щелкнуло, но всё же изобразила недоумение. Парень и без того нервничал, но всё же осмелился повторить это чуть громче ещё раз, после чего она радостно заключила его в крепкие объятия, шепотом признавшись в том, чего ещё несколько минут назад не испытывала.

Прежде ей не признавались в любви. Это оказалось настолько трогательно и воодушевляюще, что Фрея сумела убедить себя в том, что любила в ответ. Она признавалась Джону в любви так много раз, что парень не сумел заметить, как за всё лето Фрея не нарисовала ни единого его портрета. Не сделала даже единого наброска излюбленных черт — светлые волосы в вечном беспорядке, квадратные линии лица, большие глаза янтарного оттенка. Они даже ни разу не поцеловались за всё время. Всякий раз, как Джон пытался приблизиться хоть немного, она весело смеялась, шутливо отталкивая его от себя, едва успевала почувствовать на коже теплое дыхание. Стоило девушке опустить взгляд на большие влажные губы Джона, как Фрею пробирала дрожь от одной мысли о том, как они касались её.

Вдоволь насмотревшись на Джона, Алисса отдала снимок Фрее. Та подошла к комоду и спрятала его под кипой теплых вещей.

— Думаю, порядки здесь не настолько пуританские. Ты могла бы повесить его вместе с остальными, — Алисса усмехнулась, сев на краю кровати.

— Я не хочу, чтобы кто-то видел. Если сама понимаешь, о чем я, — она многозначительно зыркнула на соседку. Конечно, та поняла. Девчонки были девчонками, и окажись волей случая здесь хоть одна другая, как раздует такую большую драму, что предела этому нельзя будет сыскать.

— Он тоже учиться здесь?

— Нет, он не… Он не учился вовсе, — Фрея замялась. Ей вдруг стало неловко от того, что Джон был всего лишь Джоном. Даже имя его отдавало некой простотой. Будто он не мог быть кем-то большим, чем самим собой. И хоть Джон был хорошим человеком, Фрее стало жутко неловко за его отличие от круга людей, среди которых она оставалась, позволив ему отправиться восвояси. — Точнее он учился в школе. Самой обычной, но…

— Но у него нет достаточно денег, чтобы оказаться здесь, — проницательно подметила Алисса, вызвав на щеках новоиспеченной соседки румянец. — В этом нет ничего постыдного. Если бы сестра моей матери не вышла удачно замуж, меня бы здесь тоже не было. Как бы мы ни были умны, миром всегда будут править деньги. Нам остается лишь узнать, как править ими.