Очаг (СИ) - Гребенчиков Роман - Страница 21

— Ты же сказал, что отпускаешь меня.

Она втянула в себя приготовленную дорожку.

Аня повисла над столом, запрокинув голову.

Ничего не происходило. Всё как будто замерло.

Одна минута. Две минуты.

Аня упала в обратную сторону от столика.

— Аня!

Я бросился к ней. Она потеряла сознание. На мои попытки её привести в чувства никак не реагировала. Что делать? Подобного с моим братом не случалось. Я проверил пульс — его не было.

Нужно было сделать искусственное дыхание. Как именно, я не представлял, но должен был справиться. Обязан. Я не раз это видел со стороны. Руки крест-накрест на грудь и тридцать нажатий.

— Давай, Аня, приди в себя!

Вдох «в рот в рот». Не получалось, но сдаваться было нельзя. Повтор. Снова нажатия…

Аня закашляла.

— Слава богу! — Я обнял её. — Слава богу, ты жива!

— Что ты наделал… зачем? — сквозь кашель спросила она.

Я удивлённо смотрел на неё.

— А что я должен был делать? Бросить тебя помирать? Это неправильно.

— Правильно. Я весь вечер пыталась откинуться, а ты, сволочь, спас меня!

— Что ты несёшь? Ты мне весь вечер твердила про жизнь!

В меня полетел кусок от сломанной софы, а после — несколько пощёчин.

— Уходи! Оставь меня!

— Да как я тебя оставлю теперь?

Она пыталась вытолкнуть меня из квартиры, но сил не хватало. После нескольких неудачных попыток со слезами опустилась на пол.

— Оставь меня. Пожалуйста.

— Ты обещаешь, что ничего больше не учудишь?

— Обещаю.

Не могу объяснить почему, но мне этого было достаточно. Я поверил ей и вышел из квартиры. Вышел в никуда, ведь куда идти, я не знал, как и не знал, что творится с моей жизнью, а она отказывалась меняться, только глубже затягивая меня в череду неприятностей, из которых я не представлял, как буду выбираться.

Мои размышления привели меня обратно к набережной. Я думал плюнуть на всё и распрощаться с Кирком там, но не получилось. Он остался в машине, а спешить уходить от воды я не хотел.

Рябь Невы напоминала берег Белого моря. Не хватало только неизвестного горизонта на другой стороне. Хотя какая разница — вид спокойной воды меня успокаивал, и этого было достаточно. Достаточно для того, чтобы закончить свою историю. Плюнуть на всё: на Писцовых, на Кирка, на «Очаг», да и на семью. Маше с Настей было бы куда легче без меня.

По воде побежали волны. Один из теплоходов прошёл мимо меня и вернул к реальности. Я поплёлся вдоль набережной. Даже так поздно не хотелось спать, всему виной порошок, который дала Аня, — от него хотелось жить и действовать.

Я и сам не заметил, как ноги привели меня в клуб. Переполнявший помещение рейв так и заглатывал меня, но сил плясать и веселить уже не было, поэтому я направился к бару и заказал выпивку. Я чувствовал себя лишним — ведь в основном развлекались студенты, которые отмечали закрытие летней сессии. Не знаю, как Кирк продолжал посещать клубы, — мне было неуютно, из всего этого я вырос. Даже допинг не помогал изменить моё восприятие.

Я пропускал коктейль за коктейлем, но от этого сильней не пьянел — становилось только тоскливее, уходила эйфория от порошка. Пока я был в своих мыслях о старости, даже не заметил, как рядом со мной за барной стойкой примостилось несколько парней. Они упивались похлеще, чем я, но и пьянели быстрее.

— Мужики, есть закурить? — спросил я.

Один из студентов достал пачку ментоловых сигарет и протянул мне.

— Ух ты, да вы что, пидорасы все? Не, я в вашу команду заднеприводных не хочу!

— Отец, не борзей, — ответил один из них.

— Кто тут борзеет, пидор?! — Я толкнул его в плечо. — На колени и извиняйся! Причём тщательно!

— Слышь…

Кулак в челюсть я словил достойно, но прощать подобное не мог — и полез драться в ответ.

Не помню, сколько раз мы обменялись любезностями, но охрана вмешалась слишком рано. Меня схватили за шкирку, как непослушного котёнка, и выбросили через чёрный ход.

— Нет. Почему?

От боли я корчился на асфальте. Досталось мне всё-таки хорошо. Соперники оказались не теми, кем я их назвал, и лупили меня, словной боксёрскую грушу, не жалея сил.

Печально, что я не заполучил того, чего хотел. Всё могло закончиться именно там.

Миша стоял перед зеркалом в ванной с ватным диском в руках и протирал антисептиком рубец на носу. После смазал его заживляющей мазью, которой аккуратно обработал раны изнутри. Финальным штрихом стал лейкопластырь.

После столкновения с Марком он лечил нос несколько раз в день. Потрёпанный вид на работе был для него нежелателен — так можно было распугать клиентов. Поэтому он спешил привести себя в порядок.

Покончив с лечебными процедурами, он налил себе скотча и уселся в кресло в гостиной. Не спеша наслаждался алкоголем и рассматривал свои трофеи на полке напротив, пока не обнаружил, что подаренный Виктором Палычем пистолет пропал.

Он упёрся в ручки кресла, чтобы встать, но холодный металл упёрся в затылок.

— Он же боевой. Верно? — прозвучал голос позади Миши. — Сядь обратно.

— Что тебе надо?

— Твой клиент — Штерн. Где он? У тебя? Я обошёл весь дом, но так и не нашёл его.

— Его давно здесь нет.

Молчание. Миша попытался встать, но рука мерзавца вернула его на место.

— Сидеть! Я не закончил! — Ствол пистолета снова уперся в затылок. — Где он?

— Я не сдам друга.

— У меня нет времени слушать сообщника убийцы! — закричал нападавший. — Так что говори! Иначе я сожгу тебя живьём, как и Лаврова!

— Пошёл ты…

Человек за спиной с размаху врезал Мише по черепу, отчего тот свалился с кресла на пол. Адвокат дотронулся рукой до головы и посмотрел на пальцы. Они все были в крови. Миша изо всех сил отползал от кресла, но у него не выходило — мышцы не слушались. Он поднял глаза и увидел мужичка в шофёрской кепке.

— Я знаю тебя.

Удар ногой в живот скрючил Мишу пополам.

— Где он?! — заорал Кузнецов, после чего направил пистолет и выстрелил ему в ногу.

Миша завыл от боли. Его оглушило от выстрела — от этого он не мог разобрать, что ему говорят. Перепонки в его голове звенели и перебивали абсолютно всё, лишь редкие звуки пробивались откуда-то снаружи.

— Где?!

— Он не убивал! — кричал в ответ Миша. — Это сделал Лавров!

— Лавров? Я убил Лаврова. И перед смертью он обо всём рассказал. Так что не вешай мне лапшу на уши.

Кузнецов рассматривал скрюченного от боли адвоката.

— Так ты и правда не при делах! Они просто бросили тебя разбираться с их проблемами. Тебе даже можно посочувствовать. И не убивать. Только я не понимаю, почему ты его защищаешь, — он того не стоит.

— Он мой друг.

В соседней комнате раздался шорох, и из дверного проёма показался Виктор Палыч, который прополз в дом на шум выстрела и криков.

Кузнецов, увидев постороннего, не раздумывая выстрелил. Сосед с дыркой в животе сполз на пол.

— Не-е-ет! — завопил Миша.

— Если ты такой для всех друг, то для спасения одного скажешь, где Штерн!

— Пегреме. Он поехал в Пегреме.

Во время пьянки Игорь подкинул мне интересную теорию. Мы — поколение, выросшее около телевизора и монитора. Мы смотрели кучу фильмов и сериалов. Каждый из нас представлял себя персонажем с экрана, а согласно любому сюжету, у героя должен быть антагонист. И в своей жизни мы всегда ищем злодея — того, кто мешает нашим целям и мечтам сбыться, — но на самом деле просто перекладываем ответственность за свои неудачи на других.

Козлом отпущения для меня всегда был брат. Я всегда презирал его, считал себя лучше и умнее. Перекладывал все свои косяки — и отец наказывал его, а не меня. Во всех неудачах во время учёбы я тоже винил его — что он мешал мне или отвлекал. Именно я подстрекал его начать употреблять наркотики, а сам либо сливался, либо делал вид, что под кайфом. Я считал, что дурь для слабаков. И в том, что сейчас моя жизнь рушится, я виню исключительно его, хотя это не так.