Медленный яд (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 27

— Неа, — качаю головой, — вряд ли я смогу чем-то помочь. Как у вас с деньгами?

— Все хорошо, Саня, — вздыхает он, — не думай, что после смерти отца мы влачим нищенское существование.

— Прости, я не хотела тебя обидеть, — мне становится стыдно. В самом деле, говорить об этом мужчине, даже такому несамостоятельному, как Митя, унизительно.

— Все в порядке, — улыбается Самойлов, — я уже привык, что все относится ко мне как к бестолковому. Но я устроился на работу.

— Кем?

— Администратором. В понедельник первый день.

— Почему ты не выходил к папе на работу? — неожиданно спрашиваю я.

— Я не хотел завоевать и застроить весь мир. Тем более, папа не видел во мне перспектив, а позориться, находясь под его боком, занятие малоприятное. А тебе как там?

— Тяжеловато, — признаюсь, сходу вспоминая Поддубного и его лицо во время драки. Я почти не вспоминала об Илье с тех пор, как мы вышли с Катькой из клуба, а, между тем, причины его поступка так и остались для меня тайной. С учетом, что мы терпеть не можем друг друга, особо не скрывая своих чувств. Так какого лешего ему взбрело в голову отправиться следом, а потом бить парня с таким остервенением, будто тот лапал не меня, а его девушку?

Митя делает заказ, и когда уходит официантка, участливо спрашивает:

— Илья жизни не дает?

— С чего ты взял? — тут же спрашиваю его, возможно, слишком торопливо.

— Последние несколько лет вы не особо ладили.

— Мы просто не общались, — звучит, как оправдание.

— Жаль, что наша компания распалась, — вздыхает Митя, — хотя Илья был самым маленьким, но он очень любил тебя.

— В смысле? — я застываю, не успев поднести к лицу чашку с остывшим уже кофе.

— Ну в детстве он хвостиком за тобой ходил, — поясняет Митька, — а Лиза всегда дразнила его из-за этого.

— По-моему, Лиза ничего другого не умела, — я делаю глоток и слегка наклоняюсь вперед. Инстинктивно мой собеседник делает тоже самое, — скажи, ты же хорошо общался с ней. Не помнишь, с кем она встречалась на первом курсе института?

Он замирает, а потом резко отстраняется назад:

— Сань, я не помню, что было два года назад, а ты меня истории пятнадцатилетней давности спрашиваешь.

— Некоторые вещи запоминаются надолго, — пожимаю я плечами.

— Лучше скажи, для чего тебе это? Вы не общались с ней столько лет, а теперь ты интересуешься прошлым своей сестры.

Мне очень хочется поделиться с кем-нибудь тем, что я узнала от Лизы, но Митя — не самый лучший вариант, и поступить так с сестрой, выдав ее тайну, я не могу.

— Мы виделись недавно, разговорились.

— Торжественное примирение состоялось? — удивляется он, — она перестала… пить?

—  Нет, Митя, ничего не изменилось.

 Самойлов молчит, деликатно избегая неприятной для меня темы. Ему приносят заказ, и он разливает по чашкам имбирный чай.

— Ты, вроде, тоже любишь такой?

— Люблю, — киваю я, — у меня еще вопросы не закончились, Мить. Как ты думаешь, у Кирилла была любовница?

— Что? — он закашливается, успев сделать глоток, и я поднимаюсь, чтобы поступать ему по спине. — Все нормально, подожди, — мужчина отстраняется, пытаясь откашляться. — С какого, скажи пожалуйста, перепугу тебе вообще такое в голову пришло?

— Не просто так, уж поверь.

— Это Лиза нашептала? Сань, папа любил тебя, я это точно знаю. Он ведь помешался на тебе, ты и сама знаешь. У него каждый разговор сводился к одному: Саня то, Саня это, даже слушать в какой-то момент невыносимо стало, — Митя улыбается, сжимая мою руку. Я сама не замечаю, как подрагивают пальцы, но его слова возвращают мне немного уверенности.

— Да, так было, но это десять лет назад. Его видели с другой, понимаешь? Он в машине с ней целовался, — последние слова даются с трудом. Лишь бы не зареветь, думаю я, только не при Митьке.

— Ты точно уверена? Папа, конечно, был неидеальным, но тебя он обожал. И давай будем откровенны: мужчины гуляют. Не все, есть исключения. Только от этого семьи не рушатся.

— Рушатся, Митя, — возражаю я, — ты думаешь я бы простила его, если бы узнала?

— А сейчас-то что? Он умер, а тебе жить дальше. И с теми воспоминаниями, которые ты захочешь оставить. Будешь думать, что Кирилл изменник — все хорошее сотрется. Будешь верить, что любил тебя, значит, это и есть твоя правда.

— Я настоящую правду хочу, Митя, — шепчу, сжимая крепко его пальцы.

— Я знаю только одну, и ты уже слышала ее, — также шепотом отвечает он.

— Спасибо, — все-таки слезы сдержать мне не удается.

— Обращайся, — улыбается Самойлов, — папу уже не вернуть и формально, мы с тобой не родственники. Но я хочу, чтобы ты была счастливой.

— И я этого хочу.

Мы расстаемся спустя полчаса, и только оказавшись дома, я вспоминаю, что так и не спросила у него про ключи.

После разговора с Димой мне становится немного легче, но не настолько, чтобы отпустить все проблемы. Вечером я не могу сидеть дома, когда буквально в двух шагах от меня лежит заблокированный мобильный, а мысль о том, что я истрачу все попытки понапрасну, не даёт покоя. Я ищу помощи в интернете, но когда в очередной раз пролистываю одну и ту же страницу форума, понимая, что прочитанное на откладывается в памяти, захлопываю ноутбук.

На улице поднимается ветер; ветки ударяются по перилам балкона, и сумерки сгущаются раньше обычного. Плотные тучи копятся на краю горизонта, а в воздухе пахнет приближающейся грозой. Я натягиваю джинсы, кроссовки, беру в руки ветровку и выхожу на улицу. Во дворе, возле детской площадки, сидит уже знакомый пёс. Длинный, розовый язык ярким пятном выделяется на фоне ее темной, спутанной шерсти. При виде меня собака начинает махать хвостом, но я качаю головой:

- Извини, друг, но сегодня я пустыми руками.

Привычный маршрут, по которому я отправляюсь гулять, сегодня меняется. Я нарочно прохожу мимо парка, не желая вновь столкнуться с Поддубным. Конечно, снаряд не падает в одно место дважды, но лучше избегать лишнего с ним общения, по крайней мере, пока я не придумала, что делать с ним дальше.

Я брожу до двенадцати ночи, пока не начинается дождь. Он обрушивается резко, словно кто-то повернул кран на максимум, и за минуту я промокаю до нитки. Раскаты грома, резкие, грохочут над самой головой. Мокрые пряди липнут к лицу, и я то ли плачу, то ли смеюсь. Улицы пусты, словно вымерли, и на минуту мне кажется, что я осталась одна на всей планете. Дома я быстро принимаю душ и с мокрыми волосами забираюсь в постель.

Еженедельная планерка начинается в пятнадцать минут десятого. Задумавшись, я захожу в числе последних, занимая один из двух свободных кресел. Оглядываюсь, пытаясь вычислить, кто ещё не пришел, но меня отвлекает вибрация телефона. Когда я вижу новое сообщение, без обратного адреса, в горле пересыхает. «Ну же, - подбадриваю сама себя, - вряд ли там что -то новое» Нажимаю на значок, и хоть морально готова к подобному, но все равно вздрагиваю.

«Ты убийца. Скоро об этом все узнают»

Звук словно отключают. Я пялюсь в экран, пока кто-то не задевает мою руку, проходя мимо. Словно очнувшись, быстро сжимаю мобильный в ладони, - вдруг кто-то заметил, успел прочитать? Поднимаю голову и натыкаюсь взглядом на Поддубного: он занимает свободно место рядом со мной, тоже явившись на планерку позже обычного. Меньше секунды мы смотрим друг на друга, а потом синхронно отворачиваемся, словно условившись не вспоминать, что было в пятницу.

Я прячусь от него, прикрывая лицо ладонью – ненавязчиво, будто не специально. У него очень крепкий парфюм, у которого дурманящий запах. Чем больше я вдыхаю его, тем сильнее кружится голова.

…Кто шлёт мне эти сообщения? Возможно, стоит обратиться в полицию, обвинение серьёзное, но я боюсь туда идти, просто боюсь.

Суржиков, финдир, берет в руки маркер и выписывает на маркерной доске столбиком зелёный ряд цифр. Я пытаюсь понять, что он говорит, смутно разбирая что-то про план продаж.