Боль мне к лицу (СИ) - Магдеева Гузель - Страница 16

— Чем занимаешься? — Кирилл продолжает проявлять интерес, топчась над душой. Это слегка раздражает, но, с другой стороны, я чувствую себя виноватой, поэтому орудую тряпкой молча. — По жизни, я имею в виду.

— Консультантом работаю.

— О, клево, — воодушевляется сосед. — А почем консультации?

— Ты лучше спроси, на какую тему, потом уже ценой интересуйся, — снова улыбаюсь.

— Как хочешь, не принципиально. Про что консультации твои?

— По психологии. Разобраться в себе.

«Ты в себе бы разобралась!»

«Вот это чешет…»

«Мастер вранья, восьмидесятый левел».

— Ну не, такая фигня не по адресу.

Я не могу понять, прикидывается ли Кирилл дурачком или и впрямь является таким, каким пытается себя показать: не очень далеким, болтливым рубахой-парнем, но по-человечески он располагает к себе.

Я расправляюсь с уборкой за двенадцать минут, мечтая быстрее разделаться со всеми делами и прилечь.

— Слушай, чай у тебя есть? — выходя на площадку за мной неожиданно интересуется он.

— Напрашиваешься? — вскидываю брови.

— Да ладно, чё ты, нормально общаемся же, — мужчина дружелюбно улыбается, — айда, пошли, у меня коробка конфет есть, шоколадных. Любишь?

— Люблю, — киваю, дожидаясь, пока он закроет дверь.

— Еще бы, бабы до сладкого все падкие, — заключает сосед, а я закатываю глаза, но впускаю к себе неожиданного гостя.

Пока закипает чайник, Кирилл продолжает задавать вопросы, но при этом почти не говорит о себе.

— Ты не следователем, часом, работаешь? — не выдерживаю я, устраиваясь с чашкой за столом, и открываю коробку конфет. — И вправду вкусные.

— Да какой я мент, вторую неделю в отпуске дома сижу, хотел отдыхать поехать, с баблом накладка вышла, друзья на работе все, вот как пенсионер напротив телика с пультом.

— К бабушкам возле подъезда всегда можно выйти, — прячась улыбку за чашкой, отвечаю я.

— Ага, ты научишь, психолог, блин.

За разговорами нас застает Ваня, при виде которого сосед начинается суетиться и быстро покидает жилплощадь. Я хмыкаю, глядя ему в след: на меня такого устрашающего эффекта появление служивого ни разу не производило. Скорее, с точностью до наоборот.

Сегодня Иван в голубой футболке, серых джинсах, и весь этот наряд необыкновенно ему к лицу.

— Что это было? — упираясь одной рукой в косяк, даже не снимая обуви, интересуется он с видом собственника. — Дружеские посиделки?

— Скорее, благодарность за помощь. Ничего странного не замечаешь?

Отлепившись от двери, Ваня, наконец, оглядывает комнату, останавливая в конце взгляд на мне.

— Наводнение — потоп, надо думать? А Кирюха примчался играть роль благородного спасителя?

— Ревнуешь, что ли? — сверлю его глазами, а настроение мое, в отличие от Доронина, поднимается на пару делений.

— Давай еще ты не доставай, — он проходит до своего любимого кресла и садится, вытягивая ноги. Я, не раздумывая, усаживаюсь на подлокотник рядом.

— Жена? — любопытствую я. — По поводу твоей дурочки возмущается?

— У тебя в роду прорицательниц не было?

— Только психи, — улыбаюсь я. Руки мои ложатся на плечи Ивана, начиная тихонько их поглаживать, и он, будто давая добровольное согласие, поворачивается ко мне спиной, призывая продолжить массаж. Я старательно разминаю затвердевшие мышцы, получая удовольствие от своих действий: так приятно касаться мужчины, вызывающего во мне трепет и желание. Изменившиеся дыхание почти выдает меня: хочется залезть Ване под одежду, чтобы притрагиваться к обнаженной коже.

Я наклоняюсь вперед и вижу, что мой полицейский, разомлев от ласк, уже спит. Тихонько касаясь небритой щеки губами и почти плачу от накатившего на меня счастья.

Сорок минут я, как преданный пес, сижу, не отходя от Вани, а потом спохватываюсь, что его надо чем-то кормить, и бегу на кухню. Услужливость, на грани раболепия, порой вызывающая жалость, меня ничуть не смущает. Я же иногда показываю ему характер?

«Конечно — конечно!»

«Показывает она, ну-ну».

«Сиськи ты ему свои показываешь, а не характер!»

Доронин появляется на кухне почти сразу, как только я выключаю конфорку.

— Выспался? — улыбаюсь я, а он кивает, потирая ладонью лицо:

— Почему-то здесь меня всегда тянет на сон.

— Говорят, шизофреники — энергетические вампиры. Может, ты теряешь силы? — я говорю серьезно, но глаза мои смеются.

— Да вроде бы, наоборот, высыпаюсь и успеваю отдохнуть.

— Ешь, — киваю я на тарелки, — потом нам будет, о чем поговорить.

— Звучит впечатляюще, — Иван потягивается, и я замираю, не отводя глаз от темной полоски волос над джинсами, открывающейся на короткое мгновение.

«Боже, какой он в постели?».

«Срочно соблазни его».

«Снимай футболку, покажи ему свои сиськи».

За едой Иван молчит, поглядывая на меня, словно пытаясь что-то решить для себя, я тоже глаз с него не свожу.

— Ты во мне дырку прожжешь, Анька, — грозит Иван пальцем, подтягивая к себе чашку с зеленым чаем. — А я, между прочим, женат.

— Не проблема, — заявляю я и прячу лукавое выражение за своей чашкой.

— Ну, Басаргина, — настроение у начальника игривое, похоже, он воспринимает нашу словесную баталию не иначе, как легкий флирт. Знал бы, что у меня в душе творится при виде его…

— А теперь, товарищ полицейский, я жду чистосердечного признания.

Лицо Ивана сразу меняется: будто тучи набегают, делая глаза темнее. Он хмурится, морщины прорезают лицо, черты становятся грубее. И без того не очень пухлые губы превращаются в тонкую линию. Наверное, в таком виде его боятся подчиненные, потому что даже мне тяжело смотреть на него. Но я держусь.

— Аня, чего ты от меня хочешь?

Я отвечаю твердо:

— Правды. Какого доверия ты от меня ждешь, какого содействия, если сам темнишь? Может, хватит вокруг да около ходить?

Ваня достает сигарету, по привычке усаживается на подоконник, протягивает мне одну. Курим, я не тороплю его, но всем видом показываю, что не отстану, пока не услышу истинных причин.

— Черт… Умеешь же ты в печенку залезть, — мотает он головой, не весело улыбаясь. Рот его при этом чуть кривится в одну сторону.

Ваня начинает рассказывать, а я за это время, кажется, скуриваю не меньше половины пачки.

— Все началось пару лет назад. Три с лишним года. Я еще не был начальником розыска… Ко мне начали приходить письма. Простые, белые конверты, без штемпеля и обратного адреса, они всегда оказывались прямо на моем рабочем столе. То есть, доставлялись либо через доверенное лицо, вхожее на участок, либо… либо человек работал там или мог сам пробраться в отдел.

Поначалу я ничего не понимал — нарезки из журналов, буквы, вырезки, картинки. Чушь какая-то. А потом, — Ваня закрывает глаза, замолкая, будто воспоминания даются ему тяжело, — на одном из снимков был скарабей. А через неделю мы нашли девчонку, подвешенную, выпотрошенную, как и в этот раз. На берде — татуировка цветная, свежая.

— Скарабей?

— Он самый. Начал поднимать старые дела, сверяясь с тем, что было в других конвертах, так и получилось не только в серию объединить, но и найти среди «висяков» еще несколько, относящихся к нашему маньяку.

Потом, на время, он пропал. Перестал выходить на связь, но трупы по-прежнему находились. И недавно этот урод начал слать мне домой посылки. Домой! Я уже и курьеру морду бил, и службу доставки проверками замучил. Они и отправления на мой адрес брать перестали, но я так на него и не вышел. Представляешь? Казалось бы, что там сложного, с моей-то должностью — но словно все концы в воду. Никак не подступиться.

— А что в тех посылках?

— Послания. Адреса, где искать трупы, если мы долго не находим, кусочки карт, страницы из книг. Бессвязная чепуха. Но недавно, — Ваня замолкает, а я понимаю, что мы подошли к той самой черте, — недавно среди всей этой муры появилась одна общая канва. Теперь он пытается донести до меня, что следующей жертвой станет Янка.