Дочери богини Воды (СИ) - Шурухина Мария - Страница 32

И что Роанна так разволновалась? Ведь она не ведьма и знает об этом. Единственное, что дознаватель может у нее обнаружить — наследственную предрасположенность, врожденный дар к ведьмовству. Скорее всего, посоветует поступить на службу в храм Воды. Она сама бы пошла в храм, добровольно, но на кого оставить Льена? Сколько раз предлагала отвезти его обратно к бабке. Но брат упрямый — не соглашается.

Как она там, бабка? Что-то часто в последнее время вспоминается. Не к добру.

А недавно Роанне приснилось, как бабка снова повторяет слова пророчества, вписанного кем-то на пожелтевшие страницы огромного фолианта, бережно хранившегося в бабкиной «секретной» комнате: «Не жди добра от ведьмы. Беги, как только увидишь, не слушай, как только услышишь. Не вступай с ней ни в связь, ни в сговор. Бойся ее. Однако остерегайся сделать ведьме что-нибудь непотребное, оскорбительное. Она запомнит и будет мстить. И не спасется от той мести ничто — ни сам ты, ни род твой, ни дети твои. Везде последуют несчастья и смерть. Ибо сила ведьмы — разрушительная».

Двуколка резко качнулась, выдергивая Роанну из хмурых воспоминаний, свернула с накатанной колеи и остановилась перед резными воротами. Из-под щели внизу тут же залаяли собаки, показывая наружу черные носы и оскаленные зубы.

— Чуть не забыла, — путаясь в складках юбки и повышая голос, пытаясь перекричать собак, Роанна нащупала в кармане холодный маленький пузырек. — Держи.

— Что это? — спросила Ирма, принимая флакон и любопытно разглядывая его содержимое. — О, кажется, догадываюсь! Это то самое… лекарство, которое я заказывала?

— Да, — кивнула Роанна, хмуря и без того нахмуренные брови. — По десять капель утром и вечером в первый же лунный день.

— Сколько я должна?

— Полтори.

— Отдам в доме. Ачи сегодня как раз должен жалование выплатить. — Ирма нетерпеливо натянула вожжи, потому что гнедая кобылка, которой надоело стоять, пошла вперед прямо на ворота. — Да куда же Кир-ша запропастился? Ладно, держи.

С этими словами она кинула вожжи Роанне, в жизни не правившей лошадьми, и легко спрыгнула в грязь. Подошла к воротам, цыкнула на собак — те тут же умолкли.

— Кир-ша! — крикнула Ирма, забарабанив в калитку. — Открывай!

Спустя несколько секунд сбоку огромных ворот распахнулась небольшая дверца, предназначенная для прохода людей. Оттуда вышел ни кто иной, как господин Арчибальд Карпентер собственной персоной.

Перекинувшись парой слов с Ирмой, которая затем нырнула в дверцу и скрылась за забором, он направился к двуколке.

На нем не оказалось ни шляпы, ни плаща. А дождь, пока они ехали, из мелкого и противного успел перейти в разряд проливного и с порывами ветра.

— Отличная погода для визитов, — вместо приветствия произнес, подойдя, господин Карпентер. Придержал одной рукой лошадь под узцы, другой оттер капли с лица. — Ирма, похоже, вовсе вас уморить вздумала, госпожа Хилл. И отпустите, пожалуйста, немного вожжи — вы набрали их слишком сильно, лошадь никуда не денется, поверьте. Вот так, хорошо, я ее держу. Ну же, слезайте!

Никогда у Роанны не ладилось ни с лошадьми, ни с повозками. Вот и сейчас она растерялась, замерла, не зная, что делать. Прыгать или подождать, пока предложат руку? Но кто предложит? Мастер держит лошадь. Однако по этикету положена рука…

Родители чинно соблюдали этикет. Они были такие… воспитанные, утонченные. Мама — учительница музыки, окончила Мернскую консерваторию. Роанне нравилось слушать, как скрипка в ее руках оживала волшебными переливами. Пела так, что порой хотелось плакать. И смеяться. Или все вместе и одновременно. Отец же…

— Да что же это такое, мастер! — Седой сгорбленный человек, чавкая по грязи резиновыми калошами, довольно резво выбежал из деревянной дверки в воротах. — Снова вы чудить изволите. В такую круговерть да в одной рубашке, — запричитал он, подбежав к лошади и хватаясь за вожжи с другой стороны от господина Карпентера.

— Простудись опять, как о том годе, когда с лихорадкой на неделю слегли. А опосля еще месяц дохали, что нищий чахоточный с подворотни. Ох, не приведи Вода! И лошадь-то мне отдайте, что вы в нее вцепились, как в родную!

Мастер без возражений и, как показалось Роанне, снисходительно, отошел от морды гнедой кобылки.

— Благодарю, Кир-ша.

— Благодарит он, — продолжил ворчать человек, — госпоже лучше выбраться помогите, не стойте столбом.

Если Роанна и удивилась такому панибратскому отношению слуги и господина, то в любом случае оставила свои мысли при себе.

Господин Карпентер подошел к Роанне, протянул ей руку.

— Прошу, госпожа Хилл. И накиньте плащ, не то вымокнете, пока дойдете до дома.

Рука у него… Еще в первый раз, когда мастер помог ей подняться после пощечины Элоиз, Роанне показалось, будто она касается живого дерева. Темного крепкого дуба. Или надежного добротного вяза. Ладонь господина Карпентера оказалась шершавой и теплой даже несмотря на то, что вымокнуть он, похоже, успел до нитки. Рубашка прилипла к телу, рельефно облепив упругие мышцы, а волосы рассыпались по плечам обсидиановыми сосульками.

— Доброе утро, мастер, — вежливо улыбнулась Роанна, опираясь на его руку и спрыгивая на землю. — Надеюсь, мое присутствие не помешает вашей работе.

— Нет, что вы, ведь я сам вас пригласил. — Он кивнул Кир-ше, чтобы тот уводил лошадь. — Да вы же совершенно окоченели, госпожа Хилл! Немедленно в дом. Обопритесь на мою руку — под ногами грязно и скользко.

Она выпустила из своей ладони теплую ладонь мастера, которую ей почему-то совершенно не хотелось отпускать, и оперлась о предложенный локоть, облепленный влажным рукавом рубашки.

Рассмотреть дом снаружи Роанна не успела — пришлось почти бежать, цепляясь за мастера, чтобы быстрее укрыться от внезапно налетевшего порыва хлещущего ветра с дождем.

Отдышались они на веранде, окруженной балюстрадой. Господин Карпентер толкнул массивную входную дверь, любезно приглашая внутрь. Перешагнув порог, Роанне показалось, будто она снова вернулась в детство.

Они только что переехали в новый дом из цельного бруса. Дом стоил недорого, потому что внутри не было отделки и мебели. Лишь запах еловой смолы. Пустота. Тишина. И опилки, которые строители не потрудились вымести, летали в воздухе, кружась в солнечных лучах, словно стая надоедливой прилипчивой мошкары.

Погода стояла теплая — середина лета. Они постелили на полу зимние шубы, на которых спали, пока не купили кровати. Родители выбрали себе широкую кровать из вяза с ножками в виде причудливо изогнутого дерева. А для Роанны купили кровать из ясеня, на спинке которой красовался искусно вырезанный олень. Каждое утро она здоровалась с ним, а вечером перед сном — прощалась.

Роанна полюбила новый дом с первого взгляда. Матери с отцом не нравилось приклеивать к стенам куски разноцветной бумаги, отдавая дань местной моде, ни обвешивать стену коврами, придерживаясь моды заморской, ни красить бревна краской. Поэтому они оставили стены нетронутыми, светлыми, с древесными прожилками и кружочками от сучков. Роанне нравилось проводить руками по отполированным бокам брусьев, вдыхать упоительный смоляной аромат.

Постепенно дом стал наполняться вещами.

Сначала отстроили кухню, приобретя к ней березовый гарнитур.

Затем настала очередь детской. У Роанны появился собственный комод, стол с крохотными ящичками для письменных принадлежностей. И трюмо. Последнее приводило ее в неописуемый восторг. Как у правительницы, любила повторять она, вертясь перед зеркалами в разные стороны.

Потом обустроили спальню родителей и, наконец, гостиную. Вечерами в ней весело трещал огонь в камине.

Изредка в гости приезжала бабка. Она наотрез отказывалась жить с ними, хотя родители просили и даже настаивали. Сказала, на ее век хватит переездов. А потом взяла и купила полуразвалившееся поместье недалеко от Мерны. Просила, чтобы не волновались за нее — не заскучает. Вон работы сколько, хозяйство восстанавливать. С нее станется…