Прости меня луна (СИ) - Абалова Татьяна - Страница 54

— Мне не нужно то красное платье, — Тилля полуобернулась на идущего следом Лозу. — И не нужны атласные башмаки, как бы они ни были хороши. Куда я в них пойду? К реке за водой? А может, мешок с золотой тесьмой пригодится для грибов? А, Саардис?

Он порывисто развернул Луну и прижал к своей груди, не давая ей и шанса вырваться.

— Ты прости меня, дурака. За все прости. Я хотел подарить тебе радость, а оно вон как вышло… Ну, хочешь, пойдем купим ту дурацкую птичку?

Царевна потерлась щекой о колючую ткань, оставила на ней влажный след, подняла покрасневшие глаза на друга.

— И ты прости, Лоза. Я не хотела… Напустилась ни за что ни про что. Не виноваты мы, что жизнь так сложилась. Ни ты, ни я не виноваты. И птичка мне не нужна. Крикливая очень…

Двое стояли так тесно обнявшись, что текущая мимо толпа — пихающаяся, ворчащая, орущая и лузгающая семечки, не смогла их разъединить. Лишь когда на душе наступил относительный покой, они расцепили руки. Лоза долго смотрел на Луну, на появившиеся по весне веснушки на ее носу, на волосы, которые хоть и были темными, но на солнце отсвечивали рыжиной, на слипшиеся от слез ресницы, которые теперь казались необыкновенно длинными, на губы, что припухли как у малого дитя, разобиженного на весь свет, и так ему захотелось поцеловать Тиллю, что он невольно потянулся. Она не оттолкнула, подставила губы.

Тот поцелуй был горек.

А когда оба осознали, что натворили, отпрянули друг от друга.

— Тилля, — позвал Саардис, видя, что еще мгновение и Луна побежит от него не разбирая дороги.

— Что же мы наделали? — не произнесла, простонала она. — Что же мы наделали…

Возвращались в молчании. Луна шла впереди, Лоза плелся сзади.

Только у реки, когда он вставлял весла в уключины, а она пристраивалась на носу лодки так, чтобы не видеть его лица, Саардис решился:

— Я останусь, если ты попросишь…

Она помедлила с ответом.

— Не сегодня.

— Хорошо, я только доведу тебя до порога.

Закрылась дверь, а вместе с ней захлопнулся мир, в котором были хоть какие-то краски. Лозе бы завыть волком, в ярости крушить и громить, а он медлил уходить.

Едва нашел силы, чтобы поднять руку и проговорить фразу, которую и забыл, когда в последний раз произносил вслух, поскольку давно обходился без нее, поднаторев в магии:

— Дорогу идущему бах…

Дикий крик разорвал тишину.

— Нет! Нет!!!

Лоза влетел, едва не выломав дверь.

Скамья, на которой еще утром лежал Ветер, была пуста.

— Его нигде нет. Его нигде нет! — Луна выглядела безумной. Страх, что больше никогда не увидит Ветра, и неверие, что он мог уйти, не сказав ни слова, сделали ее такой. Тилля распахнула окно, вывалилась из него по пояс и закричала: — Ветер! Ветер!!!

За порогом Луну и Лозу поджидали три пса.

Бахриман только и успел, что отпихнуть Тиллю и захлопнуть дверь, когда зверюги кинулись на него: одна вцепилась в плечо, другая в руку, третья сомкнула пасть на сапоге. Кубарем собаки и человек скатились с невысокого крыльца.

Предчувствуя скорую гибель, понимая, что следующей жертвой зловонных тварей станет Луна, от безысходности и бессилия Саардис закричал. Он ревел как дикий зверь, но не отбивался, зная, что все бесполезно. Он будто специально играл с псами в поддавки и потворствовал тому, чтобы они вцепились в него мертвой хваткой.

Последний взгляд сквозь пелену крови был отдан Луне, которая металась за окном в слезах.

Лоза шевельнул пальцами. Отработанный годами жест, позволяющий открыть портал, и бахриман вывалился в клубящуюся темноту вместе с терзающими его тело собаками.

Луна метнулась во двор.

— Саардис!!! — завизжала она, не веря, что все закончилось. — Саардис!!!

Рухнула на то место, где только что рвали Лозу, и забилась в рыданиях. Кровь друга пропитала ее одежду, а царевна скребла и скребла землю руками, словно пыталась откопать его, вытащить на свет, спасти.

Наступила ночь, а она так и лежала. Мысли путались, заставляя думать, что произошедшее страшный сон, который никогда не закончится. Стеклянными глазами смотрела в черное небо и просила его о смерти.

Ветер ушел, Лоза погиб. Никого, кто привязывал ее к жизни. Отец? Он от нее отказался и давно. Мачеха? Не любила и не понимала. Сестрица? Наверное, уже и не помнит.

«Может быть, стоит жить ради Змея и Лилии?» — спросил кто-то голосом Саардиса.

Нет, не найти ей их, если даже он не справился.

Тоска сузила все мысли до одного слова. Лоза…

Веки стали тяжелыми. Слезы высохли. Звезды принялись гаснуть одна за другой, и тягучая, непроглядная темнота поглотила царевну.

— Фу! Никаких собак, — Рейвен, вытаскивая из кармана белоснежный платок, посвистел. Скорее, для порядка, чем из желания призвать псов. — Сгинули твари.

Сделав шаг, едва не наступил на кучу окровавленного тряпья.

Пнул ногой безвольное тело: голова со спутанными волосами, лица не разобрать, вместо него корка из крови и грязи.

— И пахнет мерзко, — он поднес платок к носу. От густого запаха крови тошнило.

Захер был не настолько брезглив. Сел у кучи, откинул ткань, некогда бывшую юбкой, достал сапог, скорее всего слетевший с мужчины во время схватки с собаками.

— Надо взять, пусть убедится, что его в клочья разорвали.

Бахриман пальцем пролез в дырку на голенище, демонстрируя рваный след от зубов. Потом пошарил рукой на шее мертвой девушки и рванул за низку бус.

— Теплые еще. Видать, совсем недавно умерла.

Жемчужины рассыпались, но одной-двух для доказательства смерти ему вполне хватит. Он сам наблюдал, как эти бусы покупались на ярмарке. Следил и запоминал, чтобы потом рассказать.

— Гадские псы, куда же вы подевались? — Рейвен снова посвистел.

— Стеф сказала не искать, если тварей на месте не окажется, — Захер выпрямился. — Сами прибегут. Они ее и под землей учуют.

— Вот и хорошо, — Рейвен огляделся, думая куда бы наступить, чтобы не испачкаться. Башмаки жалко — совсем недавно пошили по заказу, а тут луна, как нарочно, спряталась. — От псов одна вонь. И девчонка их боится. Э! Стой, ты куда?!

— Я порталом. Устал что-то, — Захер зевнул. — А ты и так до деревни добежишь. Может, и собак еще встретишь.

— Ублюдочные бахриманы, — выругался Рейвен, усаживаясь в купленную в деревне лодку, на которой сначала вывезли полуголого мужика, на котором из одежды были лишь штаны да одеяло, а потом, сразу после возвращения парочки, привезли собак. Уключины противно скрипели. На резкий звук откликнулась ночная птица. Одна река не доставляла беспокойства: убаюкивала и уносила неприятные запахи.

Утро пришло с болью. Луна подтянула ноги к животу. Ее лихорадило. Онемевшими пальцами пощупала ноющий бок.

«Наверно, ударилась, когда падала».

Поднесла растопыренные пальцы к лицу и ужаснулась. Потемневшие подтеки и грязь, которая отваливалась хрупкими чешуйками. Собственная кровь на обломанных ногтях смешалась с кровью Лозы.

— Его нет. Он умер, — произнесла и удивилась, до чего сделался грубым голос. Тело тут же скрутил надсадный кашель.

«Вставай, Тилля, вставай… Теперь за тобой некому ухаживать».

Сначала поднялась на четвереньки, потом кое-как на ноги. Кряхтя и постанывая, поплелась к дому. Не заходя в комнату, скинула с себя вещи. Под грудью чернел огромный кровоподтек.

Царевна печь топить не стала. Умылась водой из ведра — та побурела.

Волосы Луна драла безжалостно, но все-таки расчесала и заплела в тугую косу.

— Надо уходить, Тилля, оставаться нельзя, — вновь сама себе приказала. Без этого нельзя. Нет команды — нет цели. Сидела бы на скамье, уставившись в одну точку.

Луна вытряхнула все свои вещи на пол, торопливо выбрала только те, что выглядели поприличнее. Их до слез оказалось мало.

Мысли разбегались будто тараканы, которых спугнули светом. Ни одну додумать до конца не удавалось. А если царевна и ловила хоть какое-то разумное объяснение тому, куда подевался Ветер и откуда взялись собаки, тут же забывала.