Её (мой) ребенок (СИ) - Рам Янка "Янка-Ra" - Страница 26

— В режиме холодной войны. Пока без боевых действий, — усмехается Медведь.

Дверь в мою квартиру приоткрыта. Слышу мужской голос.

— Лившиц… Так! Что за?!..

Все внутри меня вспыхивает, я застываю. Рука с букетом опускается.

— Айдаров… спокойно, — кладёт мне руку на плечо Медведев. — Дыши ровно.

— Ровно?!..

В глазах темнеет.

— Лёва. Стоять.

— Да ты чо, Медведь?! — в горле пульсирует непоглатываемый ком.

Медведев сгребает меня сзади, силой затаскивая к себе, в квартиру напротив. Дурмашина, твою мать! Перекаченный бычара!

— Ты охренел?! — в бешенстве выкручиваюсь, сжимая кулаки.

Ложится спиной на дверь, скрещивания руки на груди.

— Ты чо, мля! — вколачиваю кулак в стену.

— Стоишь. Дышишь. Приходишь в адекват. Спокойно заходишь. И делаешь так, чтобы она не захотела уехать с ним.

Закрываю глаза. Дыхание вырывается шумно и рвано.

— Она должна захотеть остаться. Иначе все, что ты делал — в молоко.

— Миш… — слышу за спиной испуганный голос Машеньки. — Вы чего?

— Все хорошо, детка. Покушать разогрей…

— Ну… — шлепает по плечу. — Отдышался? Теперь вспоминаешь, что там дочка и ведёшь себя не как ревнивый пацан, а как умный мужик, да?

— Да… — облизываю пересохшие губы, с трудом сдерживая себя.

— Аленку не напугай, Марьяну не разочаруй.

— Спасибо, братан.

— Иди… — открывает мне дверь.

До хруста сжимая в руке букет, иду в свою квартиру…

Как там? «Женщинам цветы, детям мороженное», а сопернику в морду?

Сердце мощно лупит в рёбра, чувствую, как пульсирует всё.

Берусь за ручку приоткрытой двери, прислушиваясь к тому, что за ней.

— Яночка, присядь, ну что ты скачешь?

— Спасибо. Где еще расписаться?

— Здесь… Здесь…

— Юра, ты такой молодец! — восторженно. — Как ты это протащил в совете?!

— Ну, я же тебе обещал. Яночка… это всё, конечно, чудесно. И я очень рад за твою дочь. Но я настаиваю, чтобы ты поехала сейчас со мной. «Вы», — исправляется он. — «Вы», конечно же. Я понял твои опасения и снял Вам квартиру. Вы загостились… Мне это неприятно.

— У меня не было выбора. Я же объясняла.

— Ты должна была написать мне в чем суть проблемы. Если бы я не смог решить ее сам, я бы нанял людей, вот и всё. Собирайтесь…

— Мне нужно, как минимум, дождаться Льва.

— А что — дверь не захлопывается?

— Не поэтому, Юр… — вздыхает Кошка. — Он не обязан был мне помогать. Некрасиво теперь уйти по-английски.

— Я могу отблагодарить его… финансово.

— Ты шутишь, я надеюсь?

— Почему?

— В очень неприличные места Айдаров может тебе засунуть эту благодарность! — хмыкает она. — Даже не рискуй.

— Дикарь…

— О, да! — мне кажется с толикой гордости. Но, может быть, мне только кажется.

Повисает пауза, я открываю дверь.

В нос бьёт запах чужого парфюма в стиле унисекс. Запах слишком навязчивый и напоминает лайм, который я, к слову, терпеть не могу. Нехрен левым мужикам в моей квартире делать. Тут ты Кошкина не права. И сопернику надо дать в морду. Это факт. Но кулаками не вариант. Как минимум, у него сломана рука.

Да и вообще…

Так его не устранить, Марьяну так не впечатлить, а Алёнку можно напугать. Прав Медведь. Такого рода разборки здесь не прокатят. Надо дать в морду цивилизовано.

Но очень сложно усмирить «дикаря», что бьётся внутри меня, требуя полного карт-бланша.

Захожу.

Яна сидя на пуфике подписывает на коленях какие-то документы. Он, наклонившись над ней, показывает ручкой — где ставить роспись.

— Добрый день…

Кошка, замерев, настороженно отдаёт ему документы, не сводя с меня взгляда.

— Привет, родная… — выдыхаю я хрипло.

Игнорируя его, прохожу дальше.

Наклоняюсь над ней, целуя в макушку. Кладу букет цветов на колени.

— Это тебе.

Пространство звенит от напряжения.

Челюсть Кошки падает. Растерянно придерживает букет.

— Лев!! — подбегает ко мне Алёнка, обнимая за бедро.

— Привет, принцесса! Соскучилась? Поднимаю на руки, прижимаю к себе. Дочка кладёт голову мне на плечо.

Я держу, чувствуя её практически щитом. Щитом для моих чувств. Пока она на моих руках мне ничего не страшно. Марьяна будет рядом.

Смотрю в глаза Лившицу, стараясь запихать внутренний вызов поглубже. Просто посмотри на нас, мужик, мы — семья. Тебе здесь нет места. И то, что я с женой в ссоре не меняет ничего.

— Мда… — отмирает он. — Лев… Большое спасибо за участие, но…

— Ты мне вкусненькое принес? — звонко перебивает его Алёнка.

— Обязательно! Ян, Алёнке можно мороженое?

— Можно…

— А мы с Машей варили тебе борщ!

— Обожаю борщ!

— Я делала галушки!

— Ммм! Я сейчас слюной истеку, корми меня скорее, — отпускаю на ноги.

— Лев… Лев! Там газ еще включен, не пускай её! — отмирает Кошкина.

— Стоять, — ловлю дочку.

— Я сама хочу наливать… — расстроенно. — Как повар в саду.

— Я по тарелкам разолью, а ты сметану всем положишь и зелень.

— Ладно…

— Ян, — смотрю в охреневающие глаза Кошкиной. — Вы заканчивайте быстрее. У меня час всего… Хочу пообедать вместе.

Ухожу на кухню.

— Яночка… я что-то не понял… — слышу голос Лившица.

Закрываю дверь.

Съезжаю по стене вниз, закрывая ладонями лицо. Моя выдержка лопается как мыльный пузырь. И дыхание рвёт лёгкие.

Если она посмеет уехать с ним…

— Ты заболел? — настороженно оттягивает от моего лица ладони Алёнка.

Киваю, пытаясь ей улыбнуться. Губы подрагивают и немеют.

— Как тебя полечить?

— Обними меня, пожалуйста.

Алёнка обнимает за шею.

— Ты — хороший. Не болей.

Глажу ее по спине, пытаясь расслабить играющие от тестостерона мышцы.

— Можно, мы у тебя будем жить?

Сорванно смеюсь её непосредственности.

— К сожалению, царица моя, это не нам с тобой решать, а маме. Но я был бы рад!

Прижимается своим лицом к моему. Чувствую жар своей онемевшей с мороза кожей.

Отстраняюсь. Щечки румяные…

— Ты будешь со мной кушать, детка?

— Не хочу. Только сметанку положу.

Залезает с ногами в кресло.

Как робот разливают борщ по чашкам, режу хлеб, овощи, еще что-то, что попадает под руку.

Горсть овощей отдаю в чашку Гавру, стоящему в ожидающей стойке у моей ноги. Боковым зрением вижу, как Алёнка кладёт голову на подлокотник и закрывает глаза. Понюхав огурцы, Гаврюха запрыгивает к ней на кресло, сворачиваясь на коленях.

В коридоре тихие голоса. Я не слышу слов. Да и не хочу, если честно, слышать их. Просто останься, Кошка… Это же правильно! Это будет тепло, близко, растворяюще. Это будет на вкус как счастье. Это оно и будет! Я чувствую, что ты не остыла! Иначе, вчера бы ты мне отгрызла мои наглые руки. Но ты просто сделала вид, что спишь, позволив мне прикасаться.

Ну засунь ты свою гордость чертову, я же засунул!

Нахрена тебе этот… «унисекс»! Тебя же опять с ним в койке укачает до тошноты.

Швыряю в чувствах нож на разделочную доску.

Чего так долго то, а?!

Приоткрываю дверь.

— Лев, — негромко зовёт меня Кошка. — Подойди, пожалуйста.

Окей…

Всё плывет… Вижу происходящее, как сквозь пелену огня. Не моргая смотрю в её глаза.

Лившица уже нет.

— Помоги собрать Алёнку… — вздрагивает неровно ее голос. — Нас ждут внизу.

Всё-таки — «в молоко»?

— Ты хочешь уехать от меня с ним?

— Лев, ты прости, — опускает взгляд. — Но у меня давно своя жизнь. Я не хочу ее терять только потому, что ты опять вспыхнул. Мы не в первый раз знакомы, — болезненная улыбка. — Это у тебя быстро лечится. Слишком быстро.

— Неправда!! — рявкаю, сжимая кулаки.

Категорически качая головой, тормозя меня раскрывает ладони.

— Помоги собрать Алёнку. Пожалуйста.

И что вот сейчас я должен делать? Что?!

Не надо, Кошкина…

Но я опять как робот иду на кухню и беру спящую дочь на руки. Выхожу с ней в прихожую. Машинально сжимаю её сильнее.